Завтра - вчера

Ночью Виктору приснился удивительный сон: брёл он в длинном тоннеле, больше похожем на захламлённый  подвал многоэтажного дома, как вдруг, за одной из железобетонных опор ему открылся не­боль­­шой ручеёк, по-над самой поверх­ностью которого, стремительно обго­няя те­че­ние воды, струйкой неслись тыся­чи огоньков величиной от кро­хо­т­ной горошины, до большо­го теннисного шара. Завороженный нео­быч­ным зре­лищем он решил вблизи рассмотреть эт о чудо. Осторожно преодолев кучи стро­и­тель­но­го мусора, обойдя битую сваленную опору и перепрыгнув зия­ю­­щий мраком глу­бокий провал, он вышел на ровное место, быстро подошёл к ручью и, совер­шен­но не заду­мы­ваясь над последствиями, решительно сунул свою открытую ладонь навстре­чу светящемуся потоку.

Шарики, едва касаясь руки, стали лов­ко огибать её, веерно разлетаясь в стороны, но, облетев пре­пятствие, вновь сое­ди­ня­лись в еди­­ный поток, и весело улетали прочь. Да, именно весело, он ясно слы­шал их­­ тонкий смех! Смех этот был настолько зарази­те­льным, что Виктор сам рас­сме­ялся, и уже скоро, продолжая с ними играть, безос­та­­новочно гоготал.

 Игра эта настолько его увлекла, что он не сразу заметил одиноко стоя­щую в глу­­бине тоннеля у одной из опор женщину, откровенно наблю­дав­шую за ним. Полумрак скрывал её лицо, слегка вырисовывалась только её фигура в свободном, белом, длинном до пят одеянии, но и по этому едва уловимому об­лику он мог определённо сказать: женщину эту он ранее где-то видел, и если бы сейчас присмотрелся к ней внимательней, то конечно узнал бы её!

Но теперь она его совершенно не интересовала, только слегка удивляла сво­ей, как ему сразу бросилось в глаза, пронзительной печалью - и это в та­ком­ удивительном месте, где радость естественное состояние! Словно малое дитя, а не тридцатисемилетний мужчина, он носился вдоль ручья разгоняя, или тщетно пытаясь поймать руками живые солнечные зайчики, испытывая при этом истинный восторг. Его даже не устрашила внезапно пришедшая в голову мысль: а, ведь, это тоннель в царство Аида, и если пробежать по нему ещё нес­колько шагов вперёд, то cможет ли он потом вернуться обратно?

 Но в счастливые минуты не думается о плохом, тем более что в жизни эти минуты случаются редко, а здесь счастье обещает быть вечным!
Вихрь веселья кружил ему голову, всё дальше и дальше завлекая в глубь тоннеля. И вот он уже поравнялся с женщиной, и скоро краем глаза заметил, что та осталась позади, и, кажется, впереди уже забрезжил свет: удиви­тель­ный, манящий, дающий надежду окунуться в безбрежный океан вечного бла­женства! И Виктор уже сам жаждал скорого соединения с ним.
Но тут его позвали. Он услышал своё имя и оглянулся.
    
Он проснулся. Странный гогот раскатывался по комнате, оглушая утрен­нюю тишину. Пытаясь обнаружить источ­ник ве­­селья, он приподнял голову и огляделся. Клокотало в нём самом, этот смех был его! Беспричинная радость захлёстывала грудь! Благо, что вокруг никого нет! Такого всплеска эмоций он не испытывал уже много лет и не только во сне! Жёсткая деловая жизнь, установившаяся в последние лет десять, больше похожая на заезд «багги», требовала от него постоянного волевого напряжения, расчётли­вой деловой хватки. Не каждый мог похвастаться таким карьерным взлётом, ка­кой уда­лось совершить ему, приезжему, в довольно бедноватом, хотя и имею­щем об­лас­т­­ной статус городе: от мас­тера цеха гальваники на авто­за­воде, куда он был распределён после успешного окончания института, до вла­дель­ца несколь­ких круп­ных стро­ительных и промтоварных су­пер­­мар­ке­тов, мно­жест­ва мелких магази­нов, охвативших всю область. А ещё были: рос­кош­ный офис в цент­ре города, пяти­комнатная квартира в два этажа, устроен­ная по инди­виду­аль­ному про­екту; двухэтажный особняк из красного кирпича в пригороде на окраине леса, именуемая дачей. И семейная жизнь была на высоте: жена - Люд­ми­ла, и двое вполне самосто­ятель­ных детей,учащихся колледжа: Александра - четырнадцати лет, и Алёны - одиннадцати лет.
 
Он не вскочил как обычно с кровати, а, поддавшись редкому чувству гар­мо­нии, с наслаждением расслабился, какое-то мгновение обдумывая сон, при­ки­дывая: какую знаковую силу он может иметь для него. Но целе­уст­ремлён­ная, волевая натура его вскоре воспротивилась бездействию, он встрях­­нулся, как бы сбра­сывая с себя мудрёную напасть, отнимающую время от великих дел, от­де­лился от кровати, и легкой походкой спортсмена пошёл в тренажёр­ный зал. Напольные куранты в холле пробили шесть раз. День начал­ся, и всё дол­жно пойти по намеченному плану! Откуда он мог знать, что сон этот был в ру­ку, и события текущего дня спутают размеренный ход последу­ю­щих собы­тий.

Домочадцев в квартире не было, они третий день жили на даче. Людмила имела свою машину ; белую «Лада 112», которую прекрасно и с удовольст­вием водила, расстояние в двадцать пять километров от дачи до работы  - зда­ния администрации Ленинского района, где она руководила жилотделом, с её неуёмным характером, она преодолевала с лёгкостью. Прокатиться с ветерком, для неё это означало: получить ещё одну порцию необходимого ей для активного образа жизни адреналина.

Утрен­­ний моцион без обще­ния с домочадцами не занял много времени: уже через час с небольшим Виктор подруливал на личной  «Audi» к распо­ло­жен­ной возле своего офиса автостоянке. Поздоровавшись с охранником, он поднялся на второй этаж по выло­женной мраморной плиткой лестнице. Прео­до­лев в одиночестве короткий кори­дор, открыл дверь компактной приёмной. Уголок секретаря - Светланы, пустовал, но сводка за вчерашний день, как обычно, уже лежала у него в каби­нете на столе.

  Достаточно было бегло взглянуть на сводку, чтобы убедиться: спрос на некоторые виды товаров продолжал снижаться. «Плохо продаём, - гримаса неудо­вольствия тронула правильные черты его лица. - Маркетинг в спячке! Сте­па­нова надо убирать: работает только с толкача, инициативы - ноль. Пусть идёт мастером, или за прилавок, или ещё куда подальше, по жела­нию!». Он пометил в ежедневнике: «Сегодня на вечернем совещании озада­чить замов проведением новых городских акций по привлечению внимания к своей компании». «Выходных на обдумывание им вполне достаточно, - решил он, отки­нувшись в кресле. - Свежие идеи поощрим, за уникальные повысим  ок­лад. Что у нас дальше?».

Виктор набрал номер телефона своего помощника Юдина Сергея, отве­чаю­щего за снабжение товарами. Застал он его за рулём своей машины. Не пре­к­ра­щая движения, Сергей коротко доложил, что нашёл новых постав­щиков, попросил встречи с ним в десять тридцать утра по этому вопросу, чтобы уже после обеда отбыть в командировку для налаживания тесных контактов и подготовки заключения договора. Виктор удивился: «На выход­ные?».  «Как ни странно, но в субботу они ра­бо­тают», - лаконично ответил Сергей. «Хорошо, -  согласился Виктор, и сде­лал пометку в ежедневнике. - Деньги возьмёшь в бухгалтерии, я позво­ню».
Расписание последующих встреч сдвигалось, и его необходимо было согласовать со Светланой.

Затем он сделал ещё несколько звонков, завершающим из которых на ут­ро был в администрацию города по поводу намечающихся торгов муни­ци­паль­ным имуществом, эти торги затевались его волей и желанием при­обрести два довольно убогих, но расположенных в престижных районах города мага­зи­на…

Рабочий день шёл как обычно: встречи, звонки, поездки, совещания… Часов в шесть вечера Виктор полностью освободился от деловых обяза­тельств и мог бы ехать к своим за город на все выходные дни. Но что-то дер­жало его. Он задумался, прогоняя в голове картины прошедшего дня. «Нет, кажется, ничего не забыл». Встал с кресла, прошёлся по кабинету, сделав несколько махов руками; остановился у окна, и, разминая пальцами шейные позвонки, некоторое время сквозь двойные стёкла пластиковых окон наблю­дал суету городского центра. «Устал, наверное, всё-таки конец недели, - по­ду­мал он, так и не определив причину своей неудовлет­ворён­ности. - Надо спуститься вниз и  поплавать!».

Десятиметровый бассейн и сауна находились на цокольном этаже этого же здании. Виктор спустился вниз, найдя там небольшую компанию работ­ников фирмы. Уже отопревшие после сауны они утоляли жажду баночным пивом, комфортно расположившись в соседней комнате на черном кожаном диване и таких же креслах за вытянутым каплей стеклянным на фигурных кованых ножках столом. Отказавшись занять среди них почетное место, и от угощения тоже, Виктор разделся и нырнул в воду…


Уже смеркалось, когда он выехал из города. Асфальт был сухой, хотя днём прошел короткий дождь. Включив дальний свет фар, резко надавил на акселератор. Зашуршала резина колёс, замелькали за окном остатки цивили­за­ции: рекламные подсвеченные билборды, автозаправочные станции, зали­тые светом уличных фонарей и неоновых ламп, шоссейная разъездная эста­када… Минут через пятнадцать практически на автопилоте он должен быть на месте.

А на завтрашнее утро уже намечена рыбалка: сосед по даче, штурман авиакомпании «Волга ; Днепр» Георгий, уговорил его вые­хать на Волжский залив семьями! Уху гарантировал! Это замечательно, только удастся ли ему собрать всех своих? Сашка, конечно, поедет с радостью, Алёна - с какой ноги встанет, а Людмила ещё вчера по телефону отчитала его за эту затею: «Ты, Семёнов, сов­сем спятил, или думаешь не тем местом, - она никогда не церемонилась с ним в разговоре, осаждая негодную ей инициативу или тему короткими хлёст­кими репликами! - Больше некуда поехать, кроме как на это болото, да ещё чёрт знает с кем!». «Что ж, - обречённо подумал Виктор, - поеду с сыном. Как хотят!».

Характер у Людмилы, конечно, не мёд, с норовом. Все они таковы первые красавицы института! А эта ещё и дочь в своё время перво­го секретаря обкома КПСС! Тем не менее, вот уже пятнадцать лет это счастье является его опорой в жизни, вместе с могущественным отцом, конеч­но! Хотя последний не оправдал в полной мере надежд Виктора, мог бы сделать для сво­е­го зятя куда больше! Мелочился, содержал семью своей  единствен­ной любимой дочери, можно сказать, в спартанских условиях, пока Виктор сам не встал на ноги! Толи никак не мог простить ему, бедному сту­ден­ту ро­дом из Тьмутаракани, что тот сумел влезть в его благородное семейство?

Теперь-то всемогущий Николай Семёнович сам оказался за бортом: не пере­из­брали в губернаторы - демократия! Заведует каким-то общественным фон­дом, вступил в правящую в стране партию и готовится к следующим выбо­рам. По миру не пойдёт в случае очередной неудачи, в его квартире, как приличном банке, стопками хранятся  личные акции местных ведущих предприятий, - хваткий на­ро­­­дец ковала себе ленинская партия!

 За боковыми стёклами всё чаще стали появляться прогалины в рядах при­до­рожной лесопосадки, скоро останутся позади последние кусты ивняка и откроется гладь зерновых полей, а это значит, что половина пути уже пройдено. Виктор включил радиоприёмник, на волнах «Авторадио» звучала ритми­чес­кая песня от популярного телевизионного проекта «Фабрика звёзд». «Пусть хоть такая, - подумал он. - Всё веселее!».

«Сейчас приеду и чем займусь?» - простой вопрос, а ставит в тупик! Дома он себя чувствовал Наполеоном на Корсике. Молодёжь занималась своими молодыми делами, Людмила занималась всем, только не им: собой, своими родителями, знакомыми из бывшего окружения отца и их состояв­шимися отпрысками; часто хозяйничала по дому: что-то перестраивала, пере­ве­шивала, передви­гала, нанимая рабочих. Вдвоём они оставались редко, осо­бен­но в последнее время, и общением это вряд ли можно было назвать: привыкшая с рождения быть пупом вселенной, Людмила так и не научилась компромиссу. Высоко­мер­ие лезло из неё даже за обеденным столом! И Вик­тор больше без­молвно слушал её, вполне спокойно полагая, что поля его сражений находятся за стенами семейного очага.
 
Вот и заветный поворот с трассы на просёлочную дорогу. Осталось про­ехать два километра до своих ворот и, можно считать, начались выходные. «Сегодня ещё успею сыграть партию-другую в бильярд с Александром, если тот ещё не завис в Интернете. Потом снасти надо приготовить, еду, канистру для воды и что ещё? - Виктор задумался, пытаясь вспомнить что-то важное, что ещё с утра тревожило его. Глаза ухватили край неба. - Какая ночь! - мельк­­­нула мысль. - Небо чистое. Звезды как в планетарии! Надо бы на при­ро­ду выезжать с ночёвкой!».

Вдруг машина Виктора дёрнулась вниз и в ту же секунду получила силь­ный удар в пра­вое переднее колесо. Подпрыгнув, задрожав, она скособо­чи­лась и ста­ла разворачиваться поперёк дороги, одновременно под­пол­зая к её краю, за которым следовал двухметровой кювет. Виктор крутанул руль в об­рат­ную сторону, пытаясь удержать её на асфальте, одновременно сбро­сив газ и слегка притормаживая, чтобы не опро­ки­нуться. Ему это удалось сделать на самой бровке откоса! И тогда машина, словно взбе­сив­шийся мустанг, мет­ну­лась к противоположному краю. Управле­нию уже не поддава­лась, об­ре­чён­но при­б­лижаясь к роковой черте. Лихо проскочив её, не снижая скорос­ти, она ки­ну­лась вниз, пере­вер­ну­лась два раза, ска­­ты­ваясь, и уже внизу, вновь встав на колёса, взревев по-звериному, дёрнулась вперёд, готовая в истовом уга­ре мчаться куда угодно, но, уткнувшись в плотные заросли молодого березняка начина­ющегося пере­лес­­ка, замерла.
 
Несколько секунд Виктор сидел, словно парализованный, сжимая руками руль. Затем,  убедившись, что живой, если сознание работает, и, вроде бы, без боли удаётся шевелить частями тела, он отстегнул ремень безопасности, от­крыл дверцу и вывалился прямо на влажную от короткого шального дождя траву. Прижимаясь к ней щекой, он бесчувственно лежал какое-то время с открытыми, ничего не видящими глазами, и только сумереч­ная прохлада и сырость понемногу стали приводить его чувства и мысли в порядок. Он стал под­ниматься, озирая безмолвную темноту сжатого лесом и откосом доро­ги места своего нахождения.

Искорёженный кузов маши­ны, отсутствие правого переднего баллона привели его в уныние. Даже если попытаться по­ста­вить запаску и завести машину, выехать из этой ямы на доро­гу всё равно не удастся. Ясно, что без посторонней помощи не обойтись, и искать её при­дётся самому. Виктор неуверенно полез на дорогу, цепляясь руками за траву, сколь­зя импортными гладкими подошвами туфель о песок, гравий, падая и срыва­ясь вниз.
Добравшись до асфальта, постепенно, не без боли, он разогнулся, затем, пошатываясь и ощупывая ноющее тело, вновь стал оглядываться. Дачный по­сё­лок, куда он направлялся, светился в километре от него редкими огнями окошек. От посёлка, пропадая местами в низинах и в черноте перелесков, едва заметно тянулась без­жиз­ненная дорога до того места, где он стоял, и дальше до автомобильной трассы, с которой он свернул несколько минут назад. По трассе ещё носились редкие легковые автомобили, но чтобы вытащить машину на дорогу, нужен был «Камаз» или какой-нибудь сельский трактор.

«Кажется, приехали, - устало произнёс Виктор и полез за со­то­вым теле­фо­ном, но футляр от него, плотно сидевший на брючно­м ремне, был пуст. Теле­фона не было и в карманах брюк. - Ну, он-то куда мог деться! - в сердцах слетело с его губ. - Неужели в машине оста­вил?». Виктор с тоской посмотрел в чёрную яму, где силуэтом виднелась машина, и тут же заметил, как в мас­си­ве леса, метрах в тридцати от дороги, блес­нул огонь. «Уж не помере­щи­лось ли? - мелькнула мысль. - Или это прорезалась собственная запоздалая ис­к­­ра?». Огонь, на удивление ему, вспых­нул вновь и, мигая: исчезая и вновь заго­раясь в колышущейся толще перехлёстывающихся веток, листьев, ство­лов, тронутых легкими, игривыми вечерними воздушными потоками, про­дол­­жал обнадёживающе гореть.

Не мешкая, Виктор полез вниз. Поскольз­нулся, ска­тив­шись прямо под колёса своей маши­ны, тяжело поднялся, и неу­ве­рен­но на ватных ногах побрёл навстречу своей судьбе.

У костра, на стволе упавшей берёзы, сидели двое пожилых мужчин обыч­­ной крестьянской внешности и мирно беседовали друг с другом. На него на­­ча­лу и внимания никакого не обратили. Только когда Виктор приблизился к костру, громко поздоровался с ними, один из них, первый от Виктора, поднял заросшее бородой лицо и удивлённо даже не спросил, а заметил для себя:
- Разве ты жив?
Виктор бессильно хмыкнул от странного вопроса.
- Так получилось. Машине меньше повезло, - ответил он.
- Какой машине? Причём здесь машина, - обеспокоено пробормотал первый и, повернувшись к своему собеседнику, поспешно спросил у него:
- Это же Семёнов, это же Виктор Семёнов, верно?
- Да, - ответил второй куда-то в пустоту леса.
- А почему он жив? - не унимался первый.
- Мужики, вы чего меня хороните, я ещё пожить хочу, - добродушно заме­тил Виктор, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь знакомые черты в стран­ных незнакомцах.
- Почему он жив? - не более как с лёгким любопытством, но уже настой­чивее повторил свой вопрос первый, глядя на второго.
- Мария просила, - опустив голову, наконец-то ответил вто­рой.
- Вот он каков, голубок, чужую жизнь живёт, - почти безразлично пропел себе под нос первый.
- Мы разве знакомы? - Виктор решил начать всё с начала, чтобы понять, о чём здесь только что говорилось. - Я что-то не припоминаю ни вас, ни  вашу Марию.
- А ты иди, голубок, - обратился к нему первый по-простому. - Только знай, что: «…имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою.
…вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не пока­ешься».  Аминь.
Он перекрестил совершенно опешившего Виктора, и, махнув на про­щанье рукой, добавил:
- Иди с богом, за тобой уже едут.

Словно под гипнозом, не давая себе отчёта, Виктор послушно развер­нулся, но ступить ногой не смог. Гордыня взыграла: «Что это ещё за фокусы! Что себе позволяют эти несчастные бродяги! И что здесь вообще проис­ходит?»
Он решительно повернулся, чтобы поставить на место зарвавшихся му­жич­ков и обомлел: перед ним никого не было! Ни первого из них, ни второго, даже следов костра не осталось! Недоверчиво шаря глазами по неболь­шой полянке, он сделал несколько шагов вперёд, обо что-то споткнул­ся и рухнул на землю. Поднявшись, стал недоумённо озираться, внезапно осознав, что совершенно не знает куда идти. Виктор в страхе заме­тал­ся по лесу.

Бравурная музыка телефона заставила его вздрогнуть. Вик­тор остолбе­нел - откуда? Лихорадочно завертев головой, одновременно инстинктив­но похло­пы­вая себя по карманам, он, к своему изумлению, нащупал телефон в наклад­ном кармане рубашки, в диком восторге выхватил его оттуда и приль­нул щекой к теплой пласт­массе.
- Да! Кто это? - чужим голосом огласилась округа.
- Это я, Евгений. Где вы, Виктор Семёнович, я уже подъехал.
- Какой Евгений, куда подъехал? - остатки мыслей его за ответами кинулись в космические дали..
- Водитель ваш, - в голосе всегда спокойного Евгения чувствовалась взволнованность. - Я нашёл вашу машину, где вы сами?
- Здесь я! Здесь! - закричал он в трубку и, вновь обо что-то споткнув­шись, навзничь упал. Лаконичный ответ своего шофёра: «Понял, Виктор Се­мё­но­вич, я знаю где вы!» он уже не слышал - выронил те­ле­фон из рук.

Сильными руками Евгений, двадцатитрёхлетний крепкий парень, оторвал те­ло Виктора от земли и повёл к дороге. Ноги Виктора не слушались: путали очерёдность, заплетались в траве, цеплялись о палые ветки и кочки. Вытас­кивали на дорогу его гуртом, вместе с води­телем эвакуатора, и сразу поса­ди­ли в машину Евгения. Откинувшись на спин­ку заднего сидения, Виктор зак­рыл глаза. Залетевший в салон Евгений предложил своему шефу съездить на «скорую», но тот отказался. Тогда не теряя времени, не дожи­да­ясь окончания погрузки машины на эвакуатор, они тронулись в направ­лении дачного посёл­ка.
 
 Минут через десять  подъехали к металлическим воротам завет­ной дачи, спрятавшейся за высоким забором из красного кирпича. Виктор опреде­лён­но успокоился, взял себя в руки, и, отказавшись от помощи услуж­ли­вого Евге­ния, сам вылез из машины. Перед тем как захлопнуть за собой дверь спро­сил:
- Ты как узнал про аварию?
- Вы же сами мне звонили, Виктор Семёнович, - спокойно ответил тот, и, видя, что его ответ ещё больше озадачил шефа, добавил: - Голос, правда, был странный, как ни ваш, но это же понятно, я бы на вашем месте вообще пару слов не мог бы связать.
- Спасибо, - отрешённо отблагодарил его Виктор, развернулся и побрёл к воротам, так и оставив дверь открытой.

Выловив из барсетки ключ, открыл замок ме­тал­лической калитки, осторожно вошёл во двор, стара­ясь не греметь железом, - хотелось остаться неза­ме­ченным до того, как смоет с себя ощуще­ния вечер­него кошмара, а то вопросы близ­ких ему людей могут выта­щить из него такие ответы, которые прозвучат как диагноз известного заболе­вания. Так же тихо, как ему казалось, открыл вход­ную дверь дома и протиснулся в прихо­жую. Оста­лось пройти метров восемь широкого коридора, ми­нуя дере­вян­­ную лестницу из дуба с перилами ведущую на вто­рой этаж и дверь в зал - это с одной сто­ро­ны, а с другой - две двери: в столовую и на кухню, чтобы добраться до двери ванной комнаты.

Но ни тут-то было! Его чрезмерная осто­рож­ность: без обычных приветственных автомобильных сигна­лов, крадущая­ся по­­ход­ка и долгая воз­ня у замочной скважины, - всё это  вызвало интерес у Людмилы. Её вечерняя, ви­та­минная маска с сигаретой в зубах выглянула из зала, во­про­шая:
- Чего крадёшься, как кот? Пьяный, что ли?
- Пьяный, - согласился с ней Виктор, продолжая движение к заветной цели в полумраке коридора. - Только рассказать от чего - не поверишь!
- А ты попытайся, надо когда-то начинать, -  в её голосе зазвучала иро­ния. Она подалась вперёд и появилась вся в освещённом проёме двери: в ко­рот­­ком махровом халате, слегка распахнувшемся книзу от выдвинутой впе­рёд красивой ноги, и мягких больших тапочках; волосы на голове убраны в целло­фановую шапочку. Виктор невольно скользнул по ней взглядом, но взгляд этот был холодный, будто осматривал он не свою жену, а в ночном небе красивую звезду, светящую из недоступной космической дали!
- Да и рассказывать нечего: один сумасшедший бред какой-то, - ответил он довольно сухо.
- Это твоё естественное состояние в последнее время, так что можешь не скромничать, - её ирония усилилась.
Виктор промолчал. Поравнялся с ней и пошёл дальше.
- Считай, поговорили! - зло кинула она ему вслед, затем, вспомнив,  до­ба­вила: - Ты своего лётчика уйми, а то взбесился: звонит, как своей стюар­дес­се, через каждые три минуты!
- Хорошо, - ответил Виктор, не оборачиваясь, а сам подумал: «И ему, наверное, досталось, бедолаге. Невероятно, чтобы Людмила дважды на один и тот же вопрос ответила спокойно!». Рука его потянулась к телефону, но чехол был пуст!
- Да, ты сегодня совсем трахнутый! - услышал он за своей спиной её го­лос. - Кто это тебя так?
- Я же говорю: рассказать - не поверишь, - заставил он себя ответить как можно спокойнее и закрыл за собой дверь.

Невероятная слабость во всём теле заставила его опуститься на кожаный пуфик, в коленях пробежала дрожь. Он стал раздеваться.
В карманах телефона тоже не было, но теперь это не вызвало у него даже лёгкого огорчения. Оставив на кафельном полу пыльную, измазанную землёй, зе­ленью травы одежду, косо взглянув на ванну, он открыл полупрозрачную дверь душевой кабины, сту­пил на деревянные мостки и включил воду. Про­х­лад­ная струя вырвала его сознание из действительности, погрузив в без­вре­менное блаженство.
Он стоял и наслаждался ожившими в нём, через десятки миллионов лет на ген­ном уровне, приятными ощущениями от прикосновения родной вод­ной стихии к своему телу. Неожиданно, словно вспышкой молнии, глянула на не­го приз­рач­ная тень из ночного видения, так близко, так узнаваемо, что сердце его ёкнуло и сжалось спазмой в груди! Это была Мария!
Волна нежности и какой-то приятной тоски заполнила грудь! И мир в ту же секунду стал проваливаться в бездну прошлого, приближая знакомые лу­боч­ные картины и черты людей. И он впервые за долгие годы не препятст­вовал это­му, надеясь, что чувства не захлестнут разум, - столько лет прошло! И на­ве­я­но сверху в памяти многое, и сердце, поди-ка, как кусок гранита стало. Может быть, получится впервые после разлуки спокойно взглянуть на их отно­шения и ещё раз, уже окончательно, оправдать свой поступок.


…Это был пятый курс политехнического института, осень. Участники литературного кружка собрались на очередные еженедельные чтения своих новинок в редакции студенческой многотиражки. И здесь он впервые увидел Марию: улыбчивую, с рыжими короткими косичками, худенькую, среднего роста второкурсницу. Она робко вошла в комнату и как-то аккуратно села на пред­ложенный ей кем-то стул, сразу замерев. Внешняя умиротворённость её оказалась обманчивой: глаза сверкали таким душевным жаром, что сразу вы­да­вали  пылкость её натуры.
В кружке сложилась такая традиция: новичков закрепляли за отно­си­тель­но более опытными его участниками. И Марию отдали ему, уже вполне сло­жив­шемуся поэту, имеющему весьма скромных по объёму, но доволь­но из­вест­­ных среди студенческой братии три сборника стихов. Словно ласко­вое сол­нышко она смотрела на него снизу вверх, внимая каждому произ­несён­ному им слову. И он стремился не разочаровывать новоявленную по­клон­ни­цу, оказывая ей знаки внимания.

Она была, практически, ребёнком, и стихи её были детские: простые, наивные, но пронзительно искренние, с искоркой таланта:

Наступила осень
За моим окном…
Что же ты не спросишь
Как мы здесь живём?

Надломилась ветка
Яблони в саду…
А я всё, любимый,
Жду тебя и жду.

По стеклу скользнула
Капелька дождя…
Вот ты и уснула,
Доченька моя…

        Странно: почему он запомнил эти стихи? Шестнадцать лет они безгласно жили в нём, таясь в сознании. Уже и выветриться должны были из головы, или забыться под слоем ежедневного бытового мусора, часто надуманного, а вот и нет! Стоило только вспомнить Марию, и они на языке! Так без запи­нок он и био­графию свою наизусть сразу не расскажет! Значит, память - это не просто набитая макулатурой корзина, это какой-то главный придаток чело­ве­ческой души! И живёт она, порой, вопреки сознанию!
       А что касается этих стихов, то у Марии в то время не было детей, и заму­жем она не была…               
       
        При выходе из душевой он наткнулся на сына. Серьезное Сашино лицо тронула улыбка, он был рад этой встречи. Высокий - в отца, курча­вый, сим­па­тичный - в мать, уверенный в себе, с независимым, серьёзным, целеуст­рем­лён­ным отцовским характером, он имел и высокие оценки в школе за знания, и закадычных друзей со своими интересами, и, если понадобиться, мог пока­зать в деле два-три приёма карате, которым научил его отец…
        Саша приветствовал отца как старого  приятеля.
- Привет, пап! Ты сегодня поздно. Дел много?
Его юное открытое лицо смотрело на отца прямо, глаза, ещё не изведав­шие вселенских пороков, искрились задором, теплотой, пытливостью.
- Домой добирался долго, - ответил Виктор.
- Понятно, - в тон отцу протянул Саша, видя, что тот не намерен  объяс­няться, затем шутливо продолжил. - Внезапно возникшие в наших Ва­сю­ках автомобильные пробки, разбушевавшаяся стихия, переросшая в при­род­ный катаклизм…
- Что-то похожее... - Виктор впервые за вечер улыбнулся. Ему нравилось разговаривать со своими детьми. По-детски чувствующие фальшь, между тем: умные, рассудительные, они тонко улавливали настроение собеседника в раз­го­воре, могли легко, с юмором играть словами, превращая обычную историю в анекдот, а могли серьёзно посоветовать в жизненных вопросах.
- Машина у меня в дороге, можно сказать, совершенно пришла в негод­ность. Евгения пришлось вызывать.
- Совершенно - это как? Авария произошла? - Сашины глаза тревожно забегали по телу отца.
В ответ Виктор утвердительно качнул головой, и тут же поспешил доба­вить:
- Только это - тайна. Никому!..
- Кости целы, не болят? - спросил Саша вполголоса.
- Нормально, организм - железо! 
- С машиной что, серьёзная поломка?
- Пока её увезли в реанимацию, думаю: стоит побо­роться за её жизнь.
- Пап, чуть не забыл: штурман звонил недавно, извинился и сказал, что завтра у него внеочередной полёт. Накрылась наша рыбалка?
- А это как мы решим, - вяло ответил Виктор.
- Понятно, - слегка огорчённо отозвался Саша, чувствуя усталость отца. - Значит: нет! Тогда можно я тогда с утра в город уеду?
- Вместе поедим, - сказал Виктор.
- Отлично, в квартире и заночуем, а то достала уже эта провинция! Заку­ка­рекать можно от безделья!

Виктор согласно махнул головой, зная, что тому трудно без общения с друзьями, но сделал он это скорее машинально, мысли его уже сконцент­риро­ва­лись к неожиданному для себя решению завтра ехать в город: зачем, для чего?! Он просто недоумевал: машиной займётся Евгений, про неё можно вообще забыть на неделю, вопросов по бизнесу авральных нет, личная жизнь - здесь, целиком на даче. Что его гонит, чёрт возьми, и куда?

- Пап, пошли детектив смотреть в зал, - предложил  сын. - Шары мать не даст погонять, у неё сегодня мигрень. Мой телевизор приказал долго жить, так что надо занимать вип-места. Мать с Ленкой в твоё отсутствие всё время терроризировали меня своими сериалами. Я, как бедный родственник, ютился на кухне, пялясь в тамошний микроскопический экран, попутно травмируя свой желудок сверх­лимитными калориями. Отя­же­лел за эти дни прилично!

Виктор вслед за сыном вошёл в зал и плюхнулся в кресло. Бессмысленно глядя на экран, он недоумевал по поводу будора­жившей его усталое сознание затеи завтра едет в город? «Наверное, для того, чтобы остаться на выходные совершенно одному в пустой квартире, полежать на диванчике, потосковать о прошлом?.. Неужели какой-то нелепый случай может что-то решить, или изменить в его жизни? А что, собственно, произошло на самом-то деле? Гал­лю­цинация, и больше ниче­­го! Головой настучался по железу до кома­тозно­го состояния, а там уж и появились «мальчики кровавые в глазах!» От рихтов­ки в голове, наверное, все извилины выпрямились, стали как новенькие гвоз­ди!».

- Нет, не могу больше смотреть, - проворчал он недовольно. - И глаза слипаются, и под ложечкой сосёт. Пойду на кухню, потом - спать. Устал я сегодня, извини.
Лег он в своём кабинете на диване. Иногда он здесь ночевал, припоз­днившись с пассивным отдыхом: телевизором, компьютером, книгой. А се­год­ня особый случай: с поврежденной головой, неземными видениями в гла­зах, - он просто обязан был крепко выспаться, чтобы проснуться на заре со све­­­­­­жей головой и старыми привычными мыслями, забыв всю сегодняшнюю напасть.

2

Утром во время завтрака Людмила, стеклянная от злости, сверкнув глаза­ми в сторону мужа, нервно спросила:
- Почему я обо всём происходящем в семье узнаю последней? Неужели ты и правда думаешь, что мне всё равно: придёшь ты домой сам или тебя при­дётся соскребать с асфальта?
- Извини, - коротко ответил Виктор, догадавшись, что его тайна рас­кры­та: скорее всего, она звонила Евгению, и тот ей честно во всём признался. «Что ж, - подумал он, сосредоточенно рассматривая свой бутерброд. -  Я ему не запрещал говорить. Да и вообще: что ни делается, всё к лучшему! - он хлад­­­но­кровно откусил кусок бутерброда и стал мерно его раз­жё­вывать. -  Не­боль­­шой довесок нового раздражителя в доме вряд ли катего­ри­­чески повли­я­ет на его общий психологический фон. А если повлияет, зна­чит, - судьба».

 Он удивился себе, что в такой нервозной ситуации может спо­кой­но рассуждать. «Прямо: лёд и пламя», - кривая ус­меш­­ка трону­ла уголки его губ.
«Но всё же надо бы её успокоить, - подумал он с некоторым уп­рё­­ком в свою сторону. - Виноват я, поэтому надо хотя бы слегка потрафить её само­лю­­бию».

 Он поднял глаза на Людмилу и пожалел об этом: его встретил воронёный прицел её холодных глаз. Сразу расхотелось объясняться: диалога меж­­ду ними всё равно не получится, а выслушивать в перепалке сло­вес­ный звон бьющегося хрусталя с некоторых пор стало нестерпимо. Уж луч­ше как обыч­но пять минут терпеливо, спокойно и молча он попьет свой кофе, так сказать, под свист кипя­щего чайника и раствориться в дневном свете на несколь­ко дней - уйдёт в работу! За это время забудутся и причина ссоры и её следствие - всё образуется! Во всяком случае, такая комбинация прохо­дила не раз, почему бы её не проделать  вновь!

- Ты, Виктор, больной, понимаешь? - с отчаянием выговаривала Людми­ла. В последнее время её просто бесила непоколебимость мужа и, прямо-таки, как ей казалось, показательная демонстрация его отчуждённости! Как он смеет унижать её своим невниманием! - Ты из мёртвого жилы вытянешь! Че­го ты всё время  молчишь?

- Успокойся, - сказал он и с любопытством посмотрел на неё, пытаясь раз­­глядеть под этой настойчивостью кроме желчной обиды, какое-нибудь жен­­­­с­­­­­кое сострадание, что ли! «Если эти эмоции не капризы эгоцентризма, а след­­ст­вие возросшей с годами семейной привязанности, не терпящей в отно­ше­­­ниях пустоты и недомолвок, - подумал он, - то надо искать в себе силы для этического подвига: наконец-то наладить в семье настоящие идеальные суп­­ру­жеские отношения, если такие бывают!». Как можно мягче он добавил вслух: - Произошла штатная ситуация, я не придал ей большого зна­че­ния.

- Тебя лечить надо! В психбольнице! - на выдохе высказалась она и как-то по-женски сразу обмякла, превратившись в обыкновенную тётку из трам­вая. В облике её появилась человеческая печаль. Виктор даже удивился тако­му открытию, с грустью подумав: «Несчастье-то оно всех равняет». И тут же поймал себя на мысли: несчастье-то это обоюдное, только он никогда не признавался в этом даже самому себе.

 Он жевал бутерброд и думал: а могло ли быть всё иначе? Чтобы и чувства были сумасшедшие, и боль в груди? И не ответил на этот вопрос. Молча допил кофе, встал, и, пряча глаза, сказал:
- Там Евгений приехал, срочно надо ехать по делам. Думаю, что сегодня не вернусь.
Людмила отрешённо молчала. И даже не вышла провожать, когда они, с Сашей, садились в машину.

По дороге Саша и Евгений без умолку болтали друг с другом, иногда обо­р­а­чи­вались к Виктору: то ли вопрошая его о чём-то, то ли требуя от него под­тверж­дения, но тот ушёл в себя не видя и не слыша никого. Он думал о своих взаимо­отношениях с женой. Странное дело: когда какой-нибудь вопрос касал­ся его бизнеса, его голова работала как компьютер, лихо решая любые задачи, а в личной жизни Виктора как будто заклинивало, он элементарно зависал, пуская всё на самотёк. Хотя ясно видел: проблемы в их отношениях всё копятся, становятся в тягость и ему, и ей. И порой было странно оттого, что они ещё терпят друг друга под одной крышей! Ладно - он, привыкший с самого нача­ла их семейной жизни держать некую невидимую для неё и дру­гих посто­рон­них глаз некую душев­ную дистанцию между ними, но она, с её крайним эго­цен­т­риз­мом? Неужели её держат чувства? Самые элемен­тар­ные человеческие чувства под названием любовь?

- Пап, я здесь выйду, ты мне не подкинешь на мороженое? - сын чуть ли не тормошил его. Машина уже стояла. Виктор невольно осмотрелся. - Пап, ты в порядке?
- Вполне, -  ответил Виктор буднично. - Малость прикорнул.
- С открытыми глазами? Что-то я раньше за тобой такого не замечал.
- Всё в порядке! - бодро отозвался отец и протянул сыну купюру. - Пока! Приходи вечером пораньше.
Дверь захлопнулась, но Евгений не трогался с места, ждал дальнейших указаний. Ещё утром шеф просил его приехать, но для чего, куда они направятся, - ему было не ведомо.
- Слушай, Жень, - наконец-то ожил Виктор. - Давай купим мне телефон, я свой потерял. Найдём мы здесь поблизости такой магазин?
- Конечно! - бодро и уверенно ответил тот и включил зажигание. Но Виктор вдруг нервно крикнул:
- Постой! - он сделал длинную паузу, затем обычным тоном добавил: -Видишь, угол дома выглядывает? Давай туда минут на пять-десять заглянем.
- Один момент! - отчеканил Виктор и вновь включил зажигание.

Они подъехали к старому двухэтажному зданию студенческого общежи­тия, в котором Виктор жил во время учёбы в институте, и в котором жила она, та самая Мария. «Надо же, - подумал Виктор. - Сон в руку. Что ж, привет, доходяга». Он не стал выходить из машины. Ничего не объясняя Евгению, несколько минут осматривал знакомый двор. Всё здесь осталось по старому: осыпающаяся штукатурка на фасаде, лавочка у входа, высокие тополя, -вневременная аномалия какая-то! Наверное, и тётя Нюра сидит до сих пор на вахте, сверкая спицами, и дородная Степановна, комендант, стоит поперёк коридора руки в боки, всматриваясь каждому проходящему в лицо и застав­ляя новеньких вздра­гивать от вопроса: «Кто такой?». И Верка - совсем ещё юная девчонка, вся какая-то тихая, с тоненьким голоском и всегда убранны­ми платком беле­сы­ми волосами, которая вместо того чтобы учиться, уст­ро­илась уборщицей, - сейчас добросовестно вымы­вает коридор. А в пятое по счёту ок­­но на втором этаже скоро выглянут подружки Марии и приветливо пома­шут рука­ми, как они всегда это делали, провожая их вдвоём на очередную про­гулку.

Сердце его ёкнуло, как перед настоящим свиданием! Было такое ощуще­ние, что сейчас он поднимется на второй этаж, постучит в дверь её комнаты, и она, как шестнадцать лет назад, выскачет, счастливая, ему навстречу! Облоко­тится плечом о стену, сплетёт руки у груди и, кокетливо раздувая выпущен­ной вверх на выдохе струёй  воздуха чёлку, спросит:
 «Куда сегодня идём?».
«Сегодня мы с тобой летим в космос, - серьёзно известит он её. - Ска­фандры не берём, в них будет тяжеловато. Да и в ракете - всё равно, что в ба­­не париться, в её крохотный иллюминатор созвездия покажутся обычной ёлоч­­ной гирляндой, - её мы тоже игнорируем! Полетим просто так, взявшись за руки!».
«Превосходно! - ответит она, смеясь. - Сейчас я только одену косми­чес­кую одежду и можно отправляться!»…
…Это было, по истине, время полётов!
Виктор прильнул щекой к стеклу, и душа его вновь запела.

В комнату влетела
Птица золотая…
Я дышать не смела
Я таких не знала.
   
Покружив, прекрасная
Села на плечо
Значит, не напрасно
Я живу ещё.

Значит пригодилась
В жизни этой я.
Чтобы не случилось,
Я - счастливая.

- Заводи, - резко, чтобы отделаться от подступившего к горлу комка при­ка­зал он Евгению. - Купим телефон и - домой. На сегодня ты свободен.
Через полчаса, Виктор уже звонил своему первому заму Морозову Ген­на­дию. Геннадий был с ним рядом почти с самого начала его бизнеса: среднего рос­та, худощавый, вездесущий, с невероятной работоспособностью, он поль­зо­вался у шефа таким доверием, что имел право подписи повседневных фи­нан­совых документов, и часто замещал Виктора во время его отпусков, рабо­чих командировок.
- Привет, догадайся, кто звонит?
- Наконец-то объявился, со вчерашнего вечера хочу тебя услышать, как уз­­­нал, что ты попал в аварию… - в голосе Геннадия звучали нотки беспо­койст­ва.
- От кого узнал? - перебил его Виктор.
- У меня двоюродный дядя медиум, разве я тебе об этом не говорил? Ты о себе лучше рас­ска­зы­вай, что и как у тебя произошло?
- Всё элементарно, Ватсон: попал на скорости в яму, вырвало шаровые у перед­него правого колеса, и мы с этим колесом, совершенно независимо друг от друга,  разъехались по разные стороны дороги. Такая вот история.
- Сам-то как?
- Ходячий. Слушай, я чего тебе звоню, ты  видишь, у меня номер сме­нил­­ся, не скинешь его нашим и ещё кому надо.
- Нет проблем, - ответил Геннадий. - Что ещё?
- С чего ты решил, что есть ещё что-то?
- О-о, - протянул Геннадий. - Вот ты себя и выдал. Тут у нас не просто «ещё», тут у нас проблема, да? По всему видно, - личная.
- Тебе бы работать в больнице рентгеном, будешь два в одном: и аппарат, и рентгенолог!
- Тяжёлая форма заболевания, - констатировал Геннадий. - В общем, так: ты сейчас где?
- К дому подъезжаю.
- Максимум через полчаса буду у тебя, жди, будем исповедоваться!

«Как хорошо, что есть на свете Морозов Гена! Сейчас подкатит на такси с полным «боекомплектом» - ему ведь только разреши! И - прощай тоска-оди­­­­но­чество! День, можно сказать, определился. Возможны, конечно, не­боль­­­шие нюан­сы - смена антуража: бар, кафе, боулингцентр, пол на кухне. Хотя, конеч­но, ещё не поздно в душевном порыве совершить какой-нибудь произ­водственный подвиг, день только разгорается! Но уж больно жарко се­год­ня, осо­бенно в машине. Одежда пристаёт к телу. Потный, будто после финиша марафонс­кой дистанции! Может быть, это нервы? Раньше такого за собой не замечал… Ещё эта маета томит со вчерашнего дня! Неу­же­­ли и правда я затос­ковал по первой любви? Хотя, это ноющее чувство боль­ше сродни тревоге. Что-то недоброе сулит мне интуи­ция!».               

Геннадий залетел в квартиру как ветер. Сходу бросив Виктору: «Где?», он смело выставил  на указанный Виктором журнальный столик в зале бутыл­ку водки, с порога поняв: если не на кухне, то они одни.
- Да? - вяло протянул Виктор. - Можно было бы что-нибудь солиднее для начала.
- Да! - твёрдо заявил Геннадий. - Разговор у нас серьёзный, тут нужна све­жая голова!
Перетаскав добрую половину содержимого холодильника к себе, они рас­се­лись по креслам, подняли налитые Виктором до краёв хрустальные стакан­чики, и Геннадий провозгласил тост:
- За успешные поиски!
Виктора будто прострелило насквозь! Он открыл рот, чтобы как-то выразить своё недоумение, но тот его опередил:
- Я же говорил: у меня родная сестра гадалка! - потом, ухмыль­нув­шись, повторил тост: - За успешные поиски истины! За поиски твоей дамы выпьем позже, после того, как всё о ней расскажешь.
- Ты - чёрт! - только и сказал Виктор. - Неужели вся моя подноготная изображена на лбу? Мне нельзя заниматься бизнесом.
- Успокойся, ты - лицо компании, оно должно быть кристально чистым, внушать только доверие, а все проблемы решаем мы - черти - твоё окру­же­ние. Ты давай не пропускай, а то от тебя толком ничего не добьёшься!

После третьего подхода к стаканам Геннадий уже знал о Марии всё. По окончании второй бутылки он внушал сильно захмелевшему Виктору:
- Ты обязан её найти!
- Почему я должен кого-то искать? - уже с трудом улавливая смысл разговора топорщился Виктор.
- Ты должен решать свои проблемы, чтобы свободно двигаться вперёд!
- Куда двигаться? - Виктор сморщил лоб.
- Вперёд! - Геннадий рукой показал направление.
- А-а…- понятливо пропел Виктор, разглядывая указанный угол между подоконником и большой развесистой пальмой.
- Смело ставить перед нами стратегические задачи, - риторически про­дол­жал свою речь Геннадий.
- Какие задачи? - Виктор слабел прямо на глазах.
- Стратегические! - медленно повторил Геннадий.
- Нет! Я сейчас не могу, - сразу отрёкся тот.
- Ты думаешь, всё дело в твоей Марии? - Геннадий сделал паузу, артистически заостряя внимание собеседника к своим будущим словам.
- Наверное, - неуверенно признался Виктор.
- Нет! - отрезал тот. - Пусть она хоть трижды золотая, необыкновенная, воздушная, с крылышками.
- Она - без крылышек! - строго уточнил Виктор.
- Согласен! - Геннадий раскинул ладони в стороны, показывая, что с его сто­роны не было никакого злого умысла кого-либо оскорблять, затем под­нял вверх указательный палец. - И не в этом тоже дело! Мил­­­лионы людей схо­дя­тся друг с другом, расходятся, бывает, по несколько раз!
- А в чём? - Виктор перестал жевать, с усилием воли пытаясь скон­цент­ри­ровать своё внимание на собеседнике.
- В тебе! - наконец-то разрешил интригу Геннадий, затем пояснил: - У тебя душа болит! Это хорошо, с одной стороны: значит, ты - человек! Но с другой стороны, эта же самая боль может тебя и сломать! Мне этого не надо: у меня с тобой биз­нес! Тебе, я думаю, тоже. Поэтому, до наступления насто­я­щей носталь­гичес­кой ломки, нам надо решить эту проблему: найти Марию, объясниться с ней, а дальше ты должен определить для себя свои будущие жизненные приоритеты, касающиеся её.

- Какой ты умный, с ума сойти!.. А где мы её будем искать, я ничего о ней не знаю? Был сегодня в общежитии, так там тю-тю - никого нет! Навер­ное, и тараканы разбежались столоваться в соседние дома - каникулы!
- Везде, - уверенно заявил Геннадий. - В нашем городе, в области, в Рос­сии, в Европе! Если в Антарктиде, то лучше посылай туда Серёгу Юдина, он, когда выпьет, по снегу как белый медведь босиком бегает в одних трусах, - сам видел!
Виктор откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и замер в каких-то внут­ренних потугах. Геннадий решил успокоить сквасившегося друга:
- Ты не переживай, я её найду, но разговаривать с ней будешь ты сам.
- Найти-то можно, - не меняя позы выговорил Виктор. - Только чего я ей скажу при встречи. «Помнишь меня, дорогая, это я, твой Витюша, кото­рый обещал тебе вечную любовь, а в один прекрасный день вышел поды­шать све­жим воздухом и не вернулся. Вот, решил заглянуть к тебе на огонёк, узнать, как ты здесь кукуешь».
Геннадий оценивающе взглянул на товарища и успокоил его:
- Главное встретиться, а там разговор сам ляжет в нужное русло. Я ду­маю, ей нужна помощь! Видишь, она тебя не отпускает, значит, чего-то хочет сказать, ждёт от тебя действий, вспоминает.

3

Уже через три дня за рулём служебной машины Виктор ехал в маленькую дере­вушку под удивительным названием Васильки, именно в ней распола­гался детдом, в котором росла и училась Мария, из которого она и уехала поступать в институт. Это Геннадий постарался: нашёл адрес в архивах ин­сти­тута. Там же он услышал совершенно невероятную новость: Мария ис­чез­ла! Сгинула по окончании зимней сессии второго курса! Даже документы свои не забрала в деканате! А даль­ше - ещё невероятнее: её примеру последо­вала со­курс­ница, а дру­гая вообще погибла. Надо ли говорить, что все они  - подружки, жили в одной комнате, и про­и­зошло всё это в одно и тоже время! Чего там у них случилось - неиз­вест­но. Получается - детектив какой-то!

В родную деревню Мария по данным УВД не возвращалась. Этот факт Виктору и предстояло доподлинно проверить. Без прописки жить она вряд ли станет, даже в деревне - слишком честна и жизнелюбива, чтобы намеренно ущемлять себя в правах.  Родственников обременять не ста­нет, да и нет их там у неё. Навряд ли кто из местных жителей знает, где сейчас её искать, хорошо если кто-нибудь вообще вспомнит её саму! Выходит: ему и делать нечего в этих Васильках! Но какая-то сила тянула его туда. Может быть, это совесть его искала место покаяния! Кто его знает, как там устроено в тонком мире!

Он ехал и удивлялся себе: как это он так легко пошёл на поводу у своих эмо­ций. Кажется, впервые его разум сдался на милость им, даже не просто сдал­ся, - с радостью переметнулся в их стан, потому как никакие внутренние противо­ре­чия его не терзали: ни думы о бизнесе, ни о семье, он мчался неиз­вестно куда и неиз­вестно зачем по первому их капризу.
 
А потом он никак не мог вспомнить лицо Юльки, той, которая погибла. Помнит, что она была меньше всех ростом из этой компании: шустрая, весё­лая, с короткой стрижкой - и кому это чудо помешало? Надежда - та как бы была постарше их всех, серьёзная, степенная, с тёмными прямыми волосами, и изучаю­щим вдумчивым взглядом. Эта была осторожнее, как отчасти и Ма­рия, не то что Юлька - распахнутая душа, кинулась, видимо, в самое пекло!

А ещё его томила какая-то безысходная грусть. Это даже и не тоска была по Марии, или о ком-нибудь другом человеке конкретно, это была просто ду­шев­­ная боль, то­мив­­шая его ежедневно с недавних пор. Он не исследовал её, - боялся этого делать, потому как, следуя свой железной логике, можно было поста­­вить себе такой диагноз, от кото­ро­го жить дальше не захочется! Поэто­му нянчился с ней, как с неизбежной болячкой, не решаясь ни на какие край­ности, всё же надеясь, что та со временем пройдет сама.

Часов в девять утра Виктор въехал в небольшое, не более трёх десятков обита­е­мых деревянных изб, среди множества полуразрушенных, село. Маши­ну ос­та­­но­­вил около осевшего от старости деревянного двух­этаж­ного стро­е­ния, одиноко стоявшего в межрядье единственной широкой улицы, как он сразу догадался - бывшего детдома. Людей вокруг не было. Ходили куры, гуси. Виктор осторожно зашел в разросшийся бурьян двора, и приблизился вплот­ную к почерневшим брёвнам стены, только здесь прохо­ди­ла едва за­мет­ная тропка. Он пошёл по ней, огибая дом. Приземис­тые оконные проёмы и вход­ная дверь были заколочены тёсом. Подойдя к единст­венному откры­то­му окну, он прислушался. Вроде бы послышалось поскрипы­вание половиц, или это скрипел, разрушаясь, сам дом, готовый рухнуть в любую минуту? А, мо­жет быть, это была игра его собственного воображения, почти воочию пред­став­ляющего кар­ти­ны преж­­ней жизни. Так или иначе, но визуальный осмотр большой, от­крыв­­­шейся ему комнаты ничего не дал. А что там дальше внутри, - ведал один бог.

Грубый, мужской голос, раздавшийся за его спиной, заставил его обер­нут­ься:
- Интересуешься? Зря! Гнильё одно!
В нескольких шагах от него, свесив руки по швам, стоял тощий дере­венс­кий мужичонка лет сорока, с осунувшимся лицом, и в надви­ну­той на брови кеп­­ке.
- Вижу, - согласился с ним Виктор после того, как ничего претензи­он­но­го в этом явлении не усмотрел. Затем поинтересовался:
- Давно закрыли это заведение?
- Лет десять будет. Сначала правление колхоза здание себе забрало, после того как детдом закрыли, а когда  колхо­з сдох, всё пошло прахом! Ни­ко­му ничего стало не надо! Папироской не угостишь?
Мужичонка торопливо приблизился к Виктору, и бережно взял предло­жен­ную тем сигарету; прикурил от поднесённой Виктором зажигалки, сладос­тно затянулся, смежив глаза, затем спросил:
- Ты чей будешь, что-то не припоминаю? Или так, залётный?
- Ничей. Человека одного ищу.
- А мы здесь подыхаем понемногу, - невпопад доложил он, наслаждаясь курением. - Колхозу нашему панихиду отслужили пять лет назад, а за ним и мы скоро подохнем.
- Ты подожди умирать, - остановил его Виктор. - Скажи, в деревне ещё кто-нибудь остался кроме тебя?
- Есть ещё кое-кто, - неторопливо протянул он. - Вот здесь - Марфины,  там - Фроловы, Егоровы…
- Понятно, - опять остановил его Виктор. - У меня к тебе просьба. Тебя как зовут?
- Николай, - доложил он. Блаженная нега слетела с его лица, убрав изо рта сигарету, он угодливо подался вперёд. - Я готов.
- Просьба такая, - повторился Виктор для большей официальности. - Помоги мне как можно больше узнать об одной женщине, а я спасу тебя от смерти ещё, как минимум, на неделю.
- Как скажешь, - кротко, с готовностью ответил Николай.

Они обошли пятнадцать дворов тех жителей, кто хоть как-то был связан с детдомом. Некоторые из них помнили Марию, но где она обитает сейчас, никто слухом не слыхивал. «Вся молодёжь разлетелась из-за этой пере­­­строй­ки, - рассказывали они поочерёдно, отры­ваясь от хозяйских дел. - А что при­кажешь ей делать? Коротать свои дни без работы рядом со ста­ру­ха­ми, коро­ва­ми и свиньями, когда по телевизору городскую жизнь показывают какую слад­кую! Там все только и делают, что бесятся без отдыха: жрут, пьют, день­ги швыряют налево и направо, воруют, убивают друг друга! Врут, конечно, бестии! Такая жизнь для тех, кто помохнатее! Народу везде тяжело. Но наши-то дети несмышлёные во всё верят, полетели на огонь, как мотыль­ки! Тяжело им придётся там, хоть бы к добрым людям попали в руки, а то пропадут…
…Кажись, из годков твоей Марии один Васёк и остался. Сейчас шатается бобылём по деревне, как чёрт, пугая людей и скотину. И с того уж половину убыло. Грызёт его что-то изнутри. Лето ещё  проживет, попользуется, чем бог пошлёт, а зимой тот его совсем к себе приберёт: или в сугробе замёрз­нет, или сгорит вместе с избой, здесь их много брошенных. Свою, что колхоз ему вы­де­лил, давно спалил…
…Найти его можно возле магазина, он там у Зинки, продавщицы нашей, чем-то вроде грузчика отирается; а если там нет, то где угодно: или с удочкой си­дит у реки, или спит в своём приюте. Живёт он там, горемыка, с тоскиует ви­дать, по прежней жизни. Его многие к себе зовут, мужик всё-таки, и по хо­зяй­ст­ву справный! Но не идёт ни к кому, а помогать - помогает, без раз­гово­ру...».

Василия у магазина не оказалось.  Где его искать, Виктор знал. Осталось только расплатиться с Николаем, и вернуться на место начало поиска.
Все деньги разом Николаю в руки, да ещё возле магазина отдавать он по­бо­ялся, - это же всё равно, что годовалому ребёнку разрешить поиграть с бое­вой гранатой: выдернет, не выдернет чеку -  дело случая! Семьсот руб­лей, а это, в натуральном выражении десять бутылок водки, он отдал Зи­на­и­де, обя­зав её выдавать спиртное в количестве не более одной единицы в два дня. В та­ком объёме, да ещё поделённом на товарищей, - этот продукт будет даже по­ле­зен! Выда­ча закуски - не нормирована! Идея эта нашла понимание у Зи­на­иды, встряхнув светлыми кудряшками в знаке одобрения, эта сорокалетняя женщина уверила Виктора, что всё произойдёт именно так, как он решил, и  что она тоже не враг местному населению и всё прекрасно понимает!
Николай был обижен до глубины души! Прижимая к груди первую порцию - бутылку водки «Столичная», он потерянно выговаривал Виктору:
- Ты не русский, ты хуже фашиста! Этого мне до дома  донести не хва­тит!

«Как люди живут! - думал Виктор, ступая по зарастающей травой  дороге, и разглядывая вымирающую деревню, где почти каждый второй дом торчал полуразрушенным остовом. Пустующая кирпичная школа с разбитыми рамами и дверью, довольно солидный по местным масштабам кирпичный клуб, со стоящей в дверях пегой коровой, - вся эта картина наводило ужас на любого здравомыслящего человека. - Какое запустение. Разруха, как после набега Мамая! Чем питаться будем? Чипсами, с бананами? Гибнет народ!».
Возле приюта по-прежнему никого не было. Машина Виктора одиноко стояла на прежнем месте, отражая на своём глянце и хромированных причин­далах полуденное солнце. «В салоне, как в сауне, - подумал он, проходя мимо неё. - Надо было бы оставить под берёзой, в тени, теперь придётся принимать незапланированные лечебные процедуры!»

Осторожно продираясь сквозь заросли крапивы и репейника, Виктор по­до­шёл к знакомому окну и, прислушиваясь, заглянул в него. Ему откры­лась большая комната: наполовину разобранный потолок опасно свисал на прог­нув­шихся деревянных балках, штукатурка на стенах местами осыпалась, полы отсутство­вали, - сюда не то, что заходить, смотреть на это без судорог невоз­мож­но! Виктор приблизил голову к оконному проёму и громко крикнул:
- Василий!
С минуту простояв в полной тишине, он, не без опаски, сунул голову в помещение и, вздохнув на этот раз глубже, крикнул повторно:
- Василий, выходи! Поговорить надо! Василий!
Ему вновь никто не ответил.
- Спит зараза! - в сердцах выругался Виктор. - Или шляется чёрт знает где! Домой пора ехать, а тут ищи его! Чего делать-то? Плюнуть на всё и укатить! Вот не было печали!

Он потоптался на месте некоторое время, озирая округу в надежде отыс­кать юркого мальца для разведки, затем полез в окно сам.
Внутри здания, осторожно ступая по лагам и остаткам пола, он обошёл почти все комнаты, пока не обнаружил в одной из них на  уцелев­шем полу те­ло мужчины. «Вот оно чудо природы с именем Василий, - сразу догадался Виктор - кому ещё здесь валяться кроме него!».
 Василий лежал калачиком, уткнувшись лицом в выщербленную штука­тур­ку стены. Худой, чуть ниже среднего роста, заросший русыми сосульками; одет в одежду напо­ло­ви­ну не со своего плеча: грязную, заношенную. «Жи­вой ли? - Виктор подошёл ближе и наклонился над ним. - Вроде, дышит».

- Василий! - не громко, чтобы не напугать если тот спит, позвал он, и не дож­давшись ответа, громко скомандовал, хорошо тряхнув его за плечо: - Ва­си­­лий, подъём!
- Тебе чего надо, - тихо отозвался тот, не меняя позы и не открывая глаз. - Тебя кто сюда звал?
 - В общем, никто. - Виктор удивился такой не типичной для сельских жителей агрессии.
 - Вот и проваливай отсюда, пока живой, - тихо, но твердо посове­товал Василий.
 - Ого, какой шустрый! - Виктор выпрямился удовлетворённый хотя бы тем, что с трупами ему сегодня не придётся возиться. Обижаться на угрозы не было смысла, надо было завершать дело, поэтому он решительно перешёл на де­ло­вой тон: - Слушай, Василий, я у тебя здесь долго не задержусь, можешь да­же не вставать, просто прошу тебя ответить на один вопрос. - Он сделал па­узу, ожидая реакции Василия. Тот молчал, даже огрызаться перестал! Виктор продолжил: -
 Я ищу одну женщину, тоже детдомовскую, как и ты. Семнадцать лет назад она уехала отсюда поступать в институт, рыжая такая, Марией звать, ты не знаешь где сейчас её можно найти?
Василий не подавал признаков жизни.
- Я слышал, что вы были одногодки, может быть, сидели за одной пар­той… Она стихи сочиняла… У неё челка была такая воздушная. Вспомни, постарайся…

В ответ опять прозвучала тишина. Виктор занервничал: вот упёртый попался, может быть, сплясать перед ним в присядку!
- Слушай, наверное, тебе денег надо на лекарство, а то вид у тебя вид бледноватый? Ты скажи, не стесняйся, рублей пятьсот хватит?.. Если мало, могу добавить ещё столько же. Чего молчишь?
 Виктор еле сдерживал эмоции. Ещё немного, и он взорвётся как атомная бомба! А как иначе? Какой-то стручок доморощенный чихает на него с высо­ты птичьего полёта совершенно без зазрения совести! Хоть бы повернулся для приличия, посмотрел, кто с ним разговаривает!

И вдруг вся его накопившаяся злость, предназначенная Василию, разом опрокинулась на самого себя: «В конце-то концов, - подумал он. - Зачем я к нему привязался? Может быть, он, как египетский фараон, лежит здесь, не переворачиваясь, уже не одно тысячелетие! Что ему наша мирская суета, когда он находится в космической нирване! А я эту почти окостеневшую мумию пытаюсь воскресить - это же смешно! Пусть дремлет дальше, обере­гая свою веч­ность, ко­то­рую так никто и не познает! ».

- Ну, что же, - сказал Виктор и как-то облегчённо вздохнул. - Прощай, Вася, не кашлей!
Он развернулся и пошёл к выходу. В дверях, уже на выходе в коридор, до него донеслись слова Василия, от которых он вздрогнул и остолбенел:
- И тебя она достала?
- Что ты сказал? - он повернулся, уставившись на неподвижное тело.
- Каждый день приходит, или через день? - Василий говорил в стену, ти­хо, но его слова пронизывали насквозь. - Ты успокойся, она тебе не при­чи­нит вреда, мёртвая она.
Виктора словно током ударило, он подбежал к Василию и рванул его за плечо.
- Ты чего бормочешь, жук навозный, - с ним случилась истерика, он тряс Василия, заглушая его тихий голосок своим обезумевшим криком. - Чего ты здесь плетёшь, валенок! Ты бы в зеркало на себя посмотрел, пугало огород­ное, потом рот открывал!..
Вдруг тело Виктора взлетело, и, перевернувшись в воздухе, распласта­лось на свободном пространстве пола. Взметнулась, зависнув, пыль.  В комна­те вновь воцарилась тишина.

 Виктор открыл глаза минут через пять. В метре от него стоял Василий, хмуро поглядывая на незваного гостя. Увидев, что гость пришёл в себя, тот молча отошёл к противоположной стене и спиной сполз на пол, потупив взор. Виктор хотел встать, но сильная боль в суставах и спине дала возможность занять только сидячее положение.
- Однако ты силён, бродяга, - не своим голосом произнёс Виктор, слегка покашливая. - С виду и не скажешь - как сверчок!
Всю злость как рукой сняло, хорошо, что память осталась! Только внутри наступила такая опустошённость, бут-то от встряски отлетела часть души, а другая часть, раненая,  уже не в состоянии была согреть даже самого себя. Он ещё немного помолчал, привыкая к сидячему положению, затем, задышав без боли и кряхтения, спокойно спросил:
- Ты видел сам?
- Нет, я - чувствую, - ответил Василий, не поднимая головы.
- А если ошибаешься? - ухмылка вяло поползла по его лицу.
 Не ответив на вопрос, Василий уточнил:
 - Она погибла, с ней что-то произошло.

«Полнейший бред», - подумал Виктор, и кисло вгляделся в Василия - в своём ли тот уме? Такие доводы ещё неделю назад могли вызвать у него толь­ко смех и неприязнь к собеседнику, но после собственных галлюцинаций он вполне допускал, что то же самое могло произойти и с Василием. Только тот по слабости своего характера принял их за факт, отчего, возможно, и страда­ет! И больше из-за желания узнать что-либо новое о Марии, чем согла­шаясь с ним, он спокойно продолжил беседу.
- Она сюда приезжала?
- Нет, ни разу. А к кому? Все подружки сразу после выпуска разъе­ха­лись.
- К тебе, - Виктор пристальнее вгляделся в лицо Василия, - не плохо было бы подробнее узнать об их взаимоотношениях.
Василий выждал длинную паузу, затем признался:
- Не любила она меня. Она тебя любила.
- Тебе то откуда знать кого она любила? Опять чувствовал? - Виктор иро­ни­зировал, но Василий был слишком занят своими мыслями, чтобы заме­тить это.
- Она сама мне об этом говорила, я же приезжал к ней в город несколько раз, - ответил он просто.
- Почему именно меня? - Виктор хитрил, хотя отлично знал, что это прав­да, просто ему не хотелось сознаваться в этом перед Василием, для него это был не тот человек, перед которым можно было распахнуть душу и пока­ять­ся - много чести! - Она что, в меня пальцем ткнула?
- Я как-то гостил у неё, когда ты уводил её гулять, и даже махал вам на прощанье ручкой вместе с её подружками, а потом, допив чай вприкуску со сво­им гостинцем, побрёл на автостанцию. Я тогда опоздал на последний авто­бус, и пришлось добираться до дома автостопом.

Он поднял голову, устремив голубые глаза на Виктора. В них не было злости, ненависти, как можно было ожидать, был только едва уловимый безыс­ходный укор.
-  Я же тебя сразу узнал, как только ты вылез из машины, - в голосе зву­ча­ла пустота. - Ну, думаю, сам явился за своей смертью. Это ведь из-за тебя она пропала! Ты ей жизнь сломал! Я тебя хотел собственными руками  приду­шить ещё тогда, когда вернулся из армии и узнал, что её нет!  Нашел тебя, а ты с детской коляской гуляешь. Так и уехал, духу не хватило!
Василий замолчал. Виктор тоже не нарушал тишины, что-то вроде жа­лос­ти или участия шевельнулось в нём к этому нескладному человеку. Он пони­мал, что если сейчас оборвать эту паузу, остановить рвущийся за ней наружу из ду­шев­ных недр Василия монолог, то этим подпишет тому смертельный приго­вор: разорвётся у бедолаги сердце от душевной боли или хватит его кондрашка. И Виктор решил слушать, испить эту чашу, по возможности, до конца ради неё, Марии!

Нет, он не считал себя виноватым перед этим человеком хотя бы из-за того, что, возможно, стал помехой их счастью, - этого нельзя предугадать! Василий был ему практически безразличен, как обычный уличный прохожий. Но тот знал Марию. И любил её. И эта жертвенная любовь, которую Василий нёс в себе  всю жизнь, вызывала у Виктора уважение и удивление. Наверное, это дар божий!

Только почему вся эта картина так нелепо смотрится со стороны? Или лю­­бовь и убожество могут существовать одновременно? А, может быть, это и не любовь вовсе, а какая-то всеобщая деморализация? Ведь настоящая любовь должна звать человека на подвиги, благородные поступки или подвиж­ни­чест­во, а не предполагает кому-то лежать в навозе и безутешно страдать. Когда твоя воля парализована на протяжении многих лет, и нет сил хоть как-то приспособиться даже к обычной повседневной человеческой жизни, - это какое-то недоразумение, а не высшие чувства.

А, может быть, в генетике русского человека заложено так, что чувства и действия не связаны друг с другом.  Вот лежит, к примеру, мужик несколько дней один на полатях с большим чувством, счастливый, и - лежит себе! А может встать и вообще совершить неадекватное действие: вдарит со всем этим чувством по любимой женщине или отдерёт её за космы!
Думается не прав классик, утверждавший, что все счастливые семьи  оди­на­ковые, потому что: одни люди нуждаются в полном покое, другие кричат: «Покой нам только снится». Или в корнях этого классика заплёлся немец, у которого действительно разложено всё по полочкам.

Так и не определив своего отношения к Василию, Виктор в одной из затя­нув­шихся пауз спросил у него:
- Что дальше делать собираешься?
Тот удивлённо посмотрел на Виктора, не понимая, каких ещё действий от него требуют.
- Как чего?
Затем стушевался, понял, что делать действительно чего-то надо, пожал пле­ча­ми и ответил:
- Не знаю. Уеду куда-нибудь.
У Виктора вновь зазвенел в ушах дивный, щемящий душу голос…

Как уеду я, уеду
В дальние края
Не во вторник, так уж в среду
Отпустите вы меня.


Не держите и простите
Дом родной, любимый край.
Иногда к себе зовите,
Вспоминайте невзначай.

Буду помнить, обещаю
Огонёк души живой.
Что же ждёт меня, - не знаю…
Дай мне силы, боже мой!
 
У Виктора зазвонил телефон - всего пятый раз за полдня, Геннадий  его се­годня прикрывает, принимая тяжёлые удары бизнеса на себя. Судя по выс­ве­ченному номеру, звонил он сам, возможно, что-нибудь неотложное, если не мог подождать до вечера. Хотя и необязательно, - это может быть его очеред­ной театральный фортель, иногда которые он позволяет себе просто от избыт­ка экспрессии.
- Да, слушаю тебя, - Виктор сразу собрался - звонок мог быть деловым.
- Здравия желаю! Спешу доложить!
- Разрешаю, - полушутя, как бы играя, ответил Виктор.
- Всё - замечательно!
- Это я и без тебя знаю, хотя - спасибо.
- Спасибо отдашь потом  отдельно в конверте.
- Что случилось то, выкладывай?
- Хочу напомнить, что сегодня планёрка, если не успеваешь, могу про­вес­ти её я.
- Вот если не успею, проведёшь. У тебя всё?

Виктор не то, что бы грубил товарищу, просто в настоящей игре: «На­чаль­ник - подчинённый», если такая уж началась, надо было соответст­во­вать образу на все сто процентов!
- Почти. Так, осталось кое-что. Ты не за рулём?
- Нет, не томи, говори быстрей!
- Я и так не молчу, чего ты меня всё время гонишь, понукало! - картинно пожаловался Геннадий.
- С такими претензиями чтобы не получить выволочку от начальства, надо иметь в запасе шедевр!
- А просто поговорить с хорошим другом для тебя уже ничего не значит?
- Понятно: шедевр всё-таки имеется.
- Небольшой по твоей Марии, - скромно отозвался Геннадий и тут же добавил: - Ты заметил, что мы понимаем друг друга с полуслова? Половина информации достигает своей цели напрямую из одной подкорки в другую без участия остальных органов! Годков эдак через пять, возможно, мы с тобой дожмём это средство общения до ста, как ты думаешь?
- Ты её нашёл?
- Я тебе не собака Баскервилей, и не Интерпол! У меня не такие широкие возможности. Но кое-что удалось узнать. Перед исчезновением Мария была беременна.
- Откуда информация? - у Виктора перехватило дыхание.
- Всё точно, не сомневайся, мы нашли её медицинскую карту в архиве, там есть подтверждающая запись гинеколога. Как ты себя чувствуешь? Алло!

- Нормально, нормально, - нервно проговорил Виктор. - Ну и что?
- Что это ещё за «ну и что?», - возмутился Геннадий. - Я ему такую радость сообщил, а он!..
- Извини, что дальше, - перебил его Виктор.
- Дальше - уже некуда! Поздравляю тебя!
Виктор вскочил и маятником зашагал по комнате.
- Ну, не знаю, - неуверенно выжал он из себя.
 - Ты сядь, я тебе ещё кое-что расскажу.

Виктор остановился и по стенке медленно сполз на пол. Слова Геннадия зазвучали слабым эхом. Дальше наступила удивительная тишина. Сквозь вы­щербленную казённую стену он увидел её: радостную, смеющуюся, искря­щу­­юся божественным светом. Она стояла и смотрела на него и что-то гово­ри­ла, указывая рукой в сторону, а он не мог оторвать взгляда от её лица, которого так дав­но не видел! Тогда она приблизилась и почти в самое ухо прошеп­тала:
- Я хочу тебе сказать…
- Что? - млея от счастья спросил он и закрыл глаза от дурманящей бли­зости, от предвкушения необыкновенного. Где-то в висках, билась тугая бес­по­лез­ная мысль о том, что это всё неправда! Призрачная галлюци­нация! Ка­кая же это неправ­да и галлюцинация, когда всё это немыслимо твёрдо стоит пе­ред глазами! Вот она Мария, живая и невредимая, шепчет ему на ухо одним дыханием:
- Я хочу тебе сказать…
- Что же, что?
Хочется её обнять, руки кончиками пальцев пытаются прикоснуться к её телу, но, описав круг, неожиданно встречаются друг с другом.
- Что же это такое! - кричит он и открывает глаза…

Тревожный взгляд склонённой над ним  пожилой незнакомой женщины пу­гает его своей близостью. «Где я?» - толи про себя, толи вслух подумал Вик­тор. Глаза его тревожно забегали по комнате - «Уж, не умер ли?». Созна­ние искало естественные подтверждения своего бытия. Явь, напоминающая зло­дей­ку с косой, между тем, не исчезала. Только неожиданно преобразилась в лик обычной женщины, лучисто подобрев, послышался ласковый голос:
- Вот и хорошо! А то перепугал до смерти! Дай-ка я тебя ещё смочу для пущей  бодрости.
Она протёрла лицо Виктора влажным платком и оставила его на лбу.
- Как тебя сморило! - вновь заговорила она. - Видать, не любит тебя сол­ныш­ко. Я тут рядом проходила, слышу - Васька зычет! Ненай, случилось что, думаю! А тут вот что случилось: солнышко гостя нашего чуть не умори­ло! Палит сегодня  безбожно! Ну, как, полегчало?

- Мне ехать надо, - сухо сказал Виктор.
Он хотел встать, отстраняясь от её рук, но голова так закружилась, что тело само свалилось навзничь.
- Лежи уж, герой, - мягко, но властно приказала женщина. - Едут уже за тобой.
- Кто едет? - спросил Виктор.
- Кто ж его знает, друг твой. Ты, пригляди за ним, - обратилась она к Василию. - Я скоро приду, молочка принесу.
Когда Виктор вновь открыл глаза, её уже не было.

4

Геннадий ругал себя последними словами: «Додумался по телефону в до­роге сообщать Виктору сногсшибательные известия! Хотел обрадовать друга, а чуть не угробил. Что значит: радость слепа! С такими замашками можно работать киллером по найму. К этому у тебя выдающиеся способ­нос­ти!»
Он мчал свой «Audi – 80» на всех парах. Рядом скучал Евгений, уставший предлагать Геннадию свои услуги.

- Где же это видано, что бы шеф катал своего шофёра на своей личной ма­­ши­­не! - ворчал он. - Вы, Геннадий Петрович, случайно не брякните об этом при людях. Мне кажется, это их развеселит.
- Моя машина, что хочу, то и делаю! Отлынь!
- Хоть бы какая знакомая зараза встретилась по дороге, - мечтательно продолжал подтрунивать Евгений. - А то потом никто не поверит!

Геннадий вёл машину уверенно. Голова его постепенно свежела от мрач­ных мыс­лей, на их место обрывочно залетала повседневность: смета на ре­монт магази­на, рекламные тексты, документы на возврат брака поставщикам. Ещё - пла­нёр­ка, как он про неё забыл!
«К черту всё! - спохватился он. - Надо одно дело доделать. Вот привезу Виктора, потом проведу планёрку, потом займусь сметой, потом… всё это по­хо­же на бред больного!»
- Минут через двадцать будем на месте, - сообщил Геннадий, затем добавил: - Судя по километражу. Дай минералки.
«Надо думать вслух, чтобы в голову не лезла проза жизни… Чего же там случилось с Виктором?»

Его нетерпеливая душа рвала и метала. Это было, собственно, его естест­вен­ное состояние! Словно заведённая с раннего утра юла, он успокаи­вался только ночью на семейном одре. Не будь транспорта, Геннадий укатил бы сейчас на самокате!
Нет, он никогда не стелился перед Виктором, и сейчас не рвался  объяс­нять­ся ему в преданности! Это был его искренний дружеский порыв, знак уважения и благодарности.

Десять лет назад произошёл несчастный случай, который разделил его жизнь пополам: спустя неделю после своей свадьбы, он потерял в авиака­таст­рофе свою молодую жену Зинаиду, и её родителей, которых она решила про­во­дить до подъезда родного дома в Воронеже. Беспробудно заливая горе ви­ном после такой беды, он намеренно пытался погубить себя. Тогда Виктор взло­мал дверь его квартиры, и насильно увёз полуживое тело Геннадия в больницу! А по выписке из неё через неделю выпихнул того в Сочи на два месяца: июль, август за счёт фирмы, которая только-только вставала на ноги. За­тем нагрузил работой по самые уши - спас, одним словом! Теперь у Генна­дия другая семья, поздний брак. Дочери, Светику, только четыре года. Былой страсти, как к Зинаиде, к своей новой жене Вере, он не испытывал, но живут они дружно.
С тех пор его жизнь, как он решил, определилась: рядом с Виктором!

- Петрович, не срами перед шефом, дай порулить, а то подъезжаем, -  опять заканючил Евгений.
- Отлынь! - сердито повторился Геннадий. - Сбиваешь с мысли! Вот что у меня сейчас было в голове, разве я теперь вспомню?
- Ты думай вслух, уж вдвоём мы как-нибудь запомним!
- Господи, кого мы набрали на работу, - возмутился Геннадий. - Языки  - до пояса…
- Петрович, мы уже в Васильках, ты скорость снижай, а то про­ско­чим! - перебил его Евгений.
- Сами вперёд батьки так и норовят заскочить! - закончил мысль Генна­дий и, чуть притормозив, свернул с трассы в деревенскую колею, вздыбив вокруг себя клубы пыли.
- Вот наша машина! - Евгений выставил вперёд указательный палец.
- А то я совсем без глаз! - проворчал Геннадий. - Не видел бы, не свер­нул! Ты аптечку с собой прихвати, мало ли что!

Виктор с Василием сидели на завалинке в тени дома - с дороги не видать. Василий, как всегда, был в полудрёме, Виктор наоборот: смотрел на мир широко открытыми, но совершенно ничего не видящими глазами. Когда подошли Геннадий с Евгением, они даже не шелохнулись.
- Виктор, ты в порядке? - Геннадий положил руку на плечо Евгению.
- Ты знаешь, - совсем не отреагировав на появление друга, не теряя из вида важную для себя точку, расположенную прямо перед собой где-то чуть выше горизонта, отре­шён­но произнёс Виктор, - у меня есть ещё одна дочь.
- Ну, это уже не новость, хотя почему дочь, а не сын? - Геннадий внима­тель­но посмотрел на Виктора.
- Я это чувствую, - еле слышно выдохнул Виктор.
- О-о, - сочувственно произнёс Геннадий и, кинув взор на сидящего рядом соседа, скрю­чен­ного лишениями или каким-то горем, заметил: - Тут раз­ра­зилась настоящая эпиде­мия! Надо производить срочную эвакуацию. Евгений, заходи к другому плечу.
Они потащили Виктора к машине. На полдороге тот упёрся вперёд нога­ми в землю.
- Ты чего, ожил что ли? - спросил Геннадий. Они остановились.
- Василий где? - Виктор рассеянно повёл взглядом по сторонам.
- Это тот, который в анабиозе сидел рядом с тобой? - предположил Ген­надий. - Так мы его не будили.
- Да отпустите вы меня! - дёрнулся Виктор, освобождаясь от рук друзей. - Я хочу его забрать с собой.
- Обязательно этого? - скривился Геннадий и добавил: - Я по дороге видел пару-тройку подобных, да и в городе их немало, чего зря во­зить?
Виктор молча развернулся, и пошёл обратно в бурьян.
- Узнаю характер, - буркнул Геннадий и пошел следом, за ними - Евге­ний.
 
Василий уже свалился с завалинки, и лежал в рост прямо на земле.
 «Вот лежбище устроил, - в сердцах подумал Виктор, глядя на него. - На всё наплевать! Даже на собственную жизнь!».
- Рота, подъём! - заорал он во всё горло. Василий вздернул на него круглые глаза: - Ты чего?
- Собирайся, уезжаем! - дал команду Виктор.
- Куда? - глаза Василия ещё больше округлились и заметались по сторо­нам, - уж не пожар ли случился, может быть, он уже наполовину обгорел!
- Ко мне домой, - твердо заявил Виктор. - Да вставай же ты! 
 Василий, однако, не пошевелился, молча наблюдал, как зритель партера, странный балаганный спектакль одного актёра. Понятное дело -  послать че­ло­­ве­ка куда по­даль­ше, но чтобы насильно пытаться увезти его в свою мебли­ро­ванную кварти­ру со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами, это, мягко говоря, вызывало у него сомнение  не столько в совершении обещан­но­го, сколь­ко в дееспособности обещавшего. Но Виктор не отступал! Осознав, что Геннадий совершенно не поддаётся дрессировке, что говорит или о пол­ной его деградации как человека, что маловероятно, судя по прежним его ре­ак­ци­ям, или о наличии у того чувства собственного досто­инства, - что все­ля­ет надежду на возможность дальнейшего сотрудни­чества, он, сбавив напор, как можно спокойнее пояснил:
- Поедем Марию искать.

И кто бы мог подумать! В ту же секунду Василий зашевелился, встал, огляделся, как бы проверяя чего он ещё не взял с собой, затем доложил:
- Я готов.
«Бог мой, он готов! Он готов её искать! А кто утверждал часом раньше, что её уже нет в живых? Вот вам и проверка на истинность догмы! И на свою веру в эту самую догму! Всё надуманно, зыбко. Все догмы выросли на само­мне­нии и личных амбициях!»
- Личные вещи можешь взять, - видя, что у того руки всё ещё пустые, разрешил Виктор. Василий опять пошарил глазами вокруг себя и настойчиво повторил:
Я готов.
- У тебя паспорт хоть есть? - спросил его Геннадий.
- Сгорел, - без всякого сожаления ответил Василий.
- Сделаем, - пообещал почему-то именно Евгений.
- По коням! - коротко отдал команду Виктор, жестом приглашая Васи­лия занять место сталкера в их группе до выхода из его опасной кра­пив­ной зо­­ны.

При выезде из деревни, они остановились у магазина и посигналили. Выс­кочила встревоженная Зинаида, привыкшая слышать автомобильные зву­ки только в определённые дни и часы, когда привозят товар. Увидев в откры­тых окнах чужой машины головы уже знакомого ей Виктора и своего работ­ни­ка, она поняла: Василия увозят.
- Уезжаешь? - крикнула она Василию, не подходя близко к машине.
- Да, - неслышно ответил тот, согласно тряхнув лохматой головой.
- Ну вот, - печально вырвалось у неё из груди. - Кто же мне теперь груз кантовать будет?
Но она тут же спохватилась: «Как бы, сердобольный, не вылез из маши­ны, с него станется! Пусть уж едет! Чем здесь погибать, может быть на сторо­не найдёт какое-ника­кое счастье».
- Езжай, уж, так и быть, - разрешила она, махнув рукой. - Счастливого пути… Стойте!
Она метнулась в дверь своего магазина, и через минуту вновь появилась на деревянном крыльце, держа в руках две пачки печенья, батон колбасы, и полутора литровую бутылку лимонада.
- На дорожку возьмите.
Пряча глаза, Зинаида суетливо сунула гостинец в окно заднего сидения, где сидел Василий. Виктор протянул ей деньги, но та отскочила от маши­ны, встала поодаль и пальцем смахнула слезу, будто задувшую ветром соринку.
- Ну, езжайте с богом, - велела она решительно, и стала махать рукой, прощаясь. Геннадий завёл машину и они тронулись. Евгений на служебной  «десятке» последовал за ними.
Комфортно откинувшись на спинку переднего сиденья, Виктор всю доро­гу не проронил ни слова. Бессмысленно вглядываясь в даль, он опять был не здесь, он опять летал в своих воспоминаниях под дивные, волшебные мело­дии строк, изредка возвращаясь в салон автомобиля, встряхнувшись на какой-нибудь колдобине или завалившись на резком вираже:
             
Как уеду я, уеду
В дальние края
Не во вторник, так уж в среду
Отпустите вы меня…

Василий, на удивление, бодрствовал, глазея по сторонам. Кажется, эта поездка для него стала событием! «Интересно, он храпит по ночам? - поду­мал Виктор, бросив на него вполоборота  косой взгляд. - Хотя, какая раз­ни­ца, я же этого не услышу. Поселю его в прихожей на коврике, он же привык спать на полу! Пусть наводит брезгливый ужас на всяк входящего! Марина тогда сов­сем забудет дорогу домой, пропишется на даче! Нет, ему нужна отдельная комната, пусть привыкает, он человек всё-таки! Отдам ему на вре­мя свой кабинет, а там будет видно».

Геннадий, кажется, что-то говорит. Прислушаться бы к нему, наверное,  что-нибудь интересное балаболит, но эти стихотворные строки как пульс, как вздох, став неотъемлемой его частью, творили с ним что-то непо­нятное: то ли под­нимали его душу до божественных высот, то ли приземляли её до естест­вен­­ных, истинных человеческих радостей, при этом напрочь от­тор­­гая наду­ман­­ную суету, чуже­род­ный трёп. Отчего простое при­сутст­вие дру­га, и Васи­лия - живую частицу, напоминавшую ему о Марии, было доста­точ­но для то­го, чтобы стать удивительно успокоен­ным. А от спокойствия по всему телу раз­ли­­валась такая умиро­тво­рённость, что Виктор даже терялся: где реаль­ность на самом деле, где его настоящая жизнь? Или там, в его дале­ком сту­ден­­чест­ве, так неожиданно реально настигшем его вновь, или здесь, в этой какофонии, сумятице, толкот­не, жестоких бегах за призрач­ным матери­аль­ным удовлетворением, кото­рый никогда не бывает доста­точ­ным?..
«Выходит, как ни крути, их две? Две жизни, и одна из них не твоя, чу­жая…». Где-то он слышал про чужую жизнь?

Разлинованы тетради
Разлинована судьба…
Вы скажите, бога ради,
Отчего же жизнь одна.

Вместо Канта и Монтеня
Я б Есениным жила
На лугу, в цветах сирени,
На заре б, венки плела.
    
Целу жизнь я б только пела
Про тоскучую, всерьёз.
Ну, а третью б проревела
Над сюжетом дивных грёз…

На десятой б – поумнела
Обещаю, верьте мне!
И, возможно б, захотела
Научиться жить как все.

«Какой шлейф света и тепла исходит от этой маленькой, невзрачной де­вуш­­ки, сейчас уже женщины, конечно! Интересно, что хорошего, кроме де­тей, останется после меня?..
Машина резко остановилась. Виктор неуклюже стукнулся головой о стек­ло. «Так быстро доехали?», - удивился он про себя и стал оглядываться. Нет, это не его дом, это вообще какой-то посёлок. Провинция. Он вопро­ша­ю­ще посмот­­рел на Геннадия.

- Прокол, - озадаченно сообщил тот и стал вылезать из машины. - Ви­дать, впереди нас фура худая с гвоздями тянется! Мы третьи такие люби­тели гвоз­дей от Васильков!
Василий полез за ним - ничего, компанейский мужик оказался! Виктор потёр ушибленный лоб и внезапно лёгкий холодок прошёлся по его телу. «Нача­­лось, - застучало в его висках. - Всё повторяется!».

Он вышел из машины и удостоверился: меняли действительно переднее правое колесо. «Это не совпадение, это так задумано! Надо сейчас только сделать то, что нужно, и всё удастся, всё получится!». Он осмотрелся.  Ря­дом, у дороги, торговали зеленью три пожилые женщины, по обочине ехал на ве­ло­си­педе мальчишка лет десяти, - всё не то! Магазин в пятидесяти мет­­рах, а вок­руг частные дома. «Значит, магазин? А почему бы и нет?». Виктор реши­тель­но пошёл в сторону магазина. Это был кирпичный размером четыре на пять метров дом под шифером с деревянным крыльцом и навесом над вхо­дом. Он открыл дверь. Сладко пахнуло букетом дешёвой парфю­мерии и про­­хл­а­дой. Скрипнула половая доска под его весом. Моло­жавая, лет сорока, пол­­ная женщина за прилавком оценивающе стрельнула в него глазами и вновь по­ту­пи­лась в прилавок.

 «Не она! - он повёл взглядом по сторонам: обыч­­ный сель­ский смешанный магазин, по ассортименту явно претендующий на звание су­пер­­маркета. Прилавки Виктора не интересовали, он искал чудо, он искал ту ре­ку, в которую можно войти дважды, или вход в сны своего воспалённого вооб­ра­же­ния. - Может быть, я схожу с ума? Хотя - нет, сума­сшед­шие в этом ни­ког­да себе не признаются! Это, скорее всего, лишь лёгкие симптомы откры­ва­ющейся в нём вселенской бездны, в которой абсолютно не существует ни­ка­ких границ между желаниями и возмож­нос­тями! Это - нача­ло су­ма­сшествия!».
- Скажите, у вас в посёлке есть роддом?
- Нет, - женщина не сразу нашлась от такого вопроса, обычно, если на­чи­­­наются роды, все вокруг с ума сходят, а этот стоит, как истукан! Она ещё раз окинула его изучающим взглядом - не ошиблась ли в первый раз, приняв проходимца за обычного транзитного посетителя, за­тем, на всякий слу­чай, спросила - мало ли на свете бывают притор­мо­женных: - Вы рожае­те?
- Пока нет, - лаконично заключил он и замолчал, нервно поглядывая на дверь подсобки.
- Вам рожать лучше в городе, - сказала она, немного помедлив, тоже отчего-то занервничав. И от её слов, как и от её тяжёлого взгляда, повеяло холодом. Именно так, отчего же он тогда отвёл глаза? Он, привыкший кидать­ся в самое пекло деловых разборок! А тут - отвёл!
- А в округе? - неожиданно требовательно спросил Виктор, ему так хотелось, чтобы осенившая его мысль о том, что Мария могла просто не дое­хать до своих Васильков, и родить где-нибудь в дороге, в каком-нибудь при­до­­рож­ном род­до­ме, у повитухи, наконец, была правдой!
- Что в округе? - продавец ещё жёстче впилась в него глазами.
- В округе роддом есть где-нибудь в сторону города, или в обратную сторону?
- Вы сюда рожать пришли или за покупками! - за прямой иронией её яв­но скрывались нотки раздражения.

 Виктор нервно кашлянул, он вдруг по­нял, что очень торопится, что и так потерял здесь много времени, и продол­жать сто­ять дальше в бездействии, теряя драгоценные секун­ды, больше совер­шен­но не может. Он быстро подошёл к прилавку, лихо его перескочил, и напра­вил­ся к двери подсобки. Что там за его спиной блаженно орала прода­вец, Виктор почти не слышал. Вошёл в тускло осве­щённый кори­­­дор, и стал при­бли­жаться к пер­вой от него двери. Дотянуться до ручки не успел, дверь резко распахнулась, и ему навстре­чу вывалился огромный молодой детина. Ловко схватив незваного гостя за шкирку, детина поволок потерявшего равновесие Виктора к выходу. Какие-то доли секунды тот бессильно болтался в могучих атлети­ческих руках, но, изловчившись, оттолкнул обидчика в сторону, пока­зав себя не худшим уличным бойцом. Затре­щала по швам рубашка, но теперь это был такой пустяк! Глубоко вздохнув, Виктор оглушил замкну­тое про­странст­­во коридора своим криком:
- Мария! Мария!

Она вышла из той двери, к какой минутой раньше он так рвался! Испу­ганная, в коротком платье, с растрёпанными рыжими волосами, и половой тряпкой в правой руке. Такая же молодая, как в ту их последнюю зиму.
- Мария, я тебя нашёл! - крикнул он ей, удивляясь её испугу. - Это я, Виктор!
Сильный удар в голову помутил его рассудок. Ощущение полёта длилось ровно столько, чтобы долететь до кирпичной стены, где память ему тут же отказала.
Но, кажется, в то же  мгновение вернулась вновь, он открыл глаза, сквозь пе­ле­ну появился прежний коридор, вместо атлета над ним стоял Василий, - вид­но сработала  при­выч­ка спецназовца к подстраховке напарника! Марии не было вообще, - «Не­у­же­ли опять привиделась?».
- Где она? - из уст вырвался его вопрос.
- Тётку я запер в чулане, - деловито отчитался перед ним Василий. - Девчонка сбежала, сейчас, думаю, прибе­жит не одна. Есть мнение: сматы­вать­ся, и чем быстрее, тем безопаснее для нас.
Виктор смотрел на Василия удивлённо: неужели тот не узнал Марию! Столь­ко страдал, жаждал встречи с ней, а когда нашёл, - не узнал!
- Неужели ты её не узнал? - он уже поднимался: надо было её найти!  Ни­ку­да она, конечно, не сбежала, стоит сейчас под дверью и трясётся от стра­­ха!
- Кого? - Василий замер, но тут же отмахнулся от глупой идеи Виктора. - Ей же пятнадцать лет всего!
- Пятнадцать, - как-то обречённо согласился с ним Виктор, затем в бес­си­лии удержать ускользающую надежду, беспомощно воскликнул. - Но это же была она!

Василий, привыкший больше общаться со своим внутренним миром, чем с людьми, даже не повёл головой в сторону Виктора, приняв его вскрик как личный вопрос, идущий из своих душевных глубин, поэтому, после секунд­ных раздумий он и ответил как бы самому себе:
- Что-то здесь и в самом деле не всё так просто…
- И я о том же! - воспалился Виктор, он был рад, что его бредовая идея нашла хоть какой-то положительный отклик! Это вселяло надежду на наличие в ней - пусть ничтожной - доли истины! Двое сомневающихся - это вам уже не один! Это уже почти масса, а массовый психоз случается крайне редко!
Очередной возглас Виктора вывел Василия из привычного самосо­зер­цания, он повернулся с немым вопросом в удивлённых глазах: «Разве здесь ещё кто-то есть?». Затем, осоз­нав, что с ним, к тому же, ещё и общаются, неу­ве­рен­но пожал плечами и произ­нёс:
- Давай у неё спросим.
 - Так чего же мы здесь стоим! - воскликнул Виктор нетерпеливо. - Пошли до­го­нять!

 Они вышли из магазина через служебный вход. Охранник, или это был пре­данный хозяйке грузчик лежал на земле у поро­га, рядом со своим напар­ни­ком тако­го же габарита. Девушка, похожая на Ма­рию, сто­­я­ла в шагах двад­цати от них, на безопасном расстоянии и пугливо ози­ралась, ожидая напа­де­ния, видимо, с любой стороны. Виктор и Василий, радостные, весело зашагали в её сторону, но тонкий девичий голосок остановил их движе­ние:
- Не подходите! Я буду кричать!
Сама не убегала, только отошла на два-три шага, восстановив прежнюю дистанцию, сократив­шуюся было под их натиском. Те, словно послушные дрес­си­рованные тигры, за­сты­­ли у барьера - одиноко рас­ту­щей бе­рё­зы, любу­ясь необык­но­венным сходством! Куда девался дар ре­чи! Стояли и смотрели на неё, будто только за этим и пришли сюда! И она обречённо стояла, то ли груз материальной ответственности за товар в магази­не был страш­­нее смерти, толи её воля была на самом деле пуще неволи! Но она стояла и молчала. Только нервни­чала, оглядываясь. И это обоюдное молча­ние: без всякой агрес­сии, превосходства, даже с каким-то показательным по­слу­шанием со стороны мужчин, дало ей возможность определить, что перед ней не головорезы и ду­ше­губы, не разбойники с большой дороги, а, скорее всего, два помутив­шихся рассудком от избытка спиртного шалопая и недотёпы. И томилась она теперь больше не от страха за свою жизнь, а от внутренней неопределённости за свою дальнейшую судьбу. Кажется, вот и наступил тот момент, которого она долго ждала, теперь и осталось только дойти до шоссе, махнуть рукой лю­бому подвер­нув­шемуся транспорту и - вот она заветная воля! Но как тяжело даются шаги в неизвестность! К тому же, стало жаль этих двух велико-рослых подберёзовика, свалившихся на её голову, стоят, любуются ею, ждут сено­ко­са, который может начаться в любую минуту! Вымучен­ная, вконец расте­ряв­­ша­яся, она крикнула в бессилии:

- Да что вы стоите здесь, уходите! Они сейчас сюда приедут и всех вас поубивают, дураков!
- Как похожа! - удивлялся Виктор. - Голос, манеры, те же вспыхива­ющие чёртики в глазах.
-  Да…  Особенно голос, - вторил ему Василий.
- Это провидение, - умилённо говорил Виктор.
- Да, - соглашался с ним Василий, хотя совершенно не знал значения этого слова.
- Вы что, сумасшедшие, что вы стоите? Их сейчас здесь будет целая банда! Могут и милицию прихватить с собой, они все здесь заодно! Бегите!
Она уже не предупреждала, она их умоляла. Но её слова, словно бодря­щий ветерок в мучительно жаркую погоду только умилял их, теряя смысл, сла­­дост­но звенел в ушах, наполняя огрубевшие мужские души щемящим счасть­ем.
- Она нас жалеет, слышишь, Василий, - заметил Виктор.
- Её мать такая же была, всех жалела, - тут же отозвался Василий.
- И жалела, и прощала всех… Ты куда? - Виктор опешил: девушка ни с того, ни с сего развернулась и быстро пошла от них прочь. - Мы же за тобой!

Не сразу, но всё же Виктор бросился за ней вдогонку, без умолку тарато­ря:
- Подожди, я же за тобой, дурёха, за тобой, и за твоей мамой, за Марией, её же Марией звать, да? Скажи, она Мария? Я - Виктор, может быть, она что-нибудь рассказывала тебе обо мне? Я  - Виктор, отец твой! Да погоди же ты!..
Она обернулась, в её голубых глазах блестели слезинки. Виктор подошёл к ней, и только после этого услышал её тихий голосок:
- Уже поздно, уже слишком поздно…
- Почему поздно-то! - удивился он и возбуждённо продолжил: - Ничего не поздно. Можно сказать, для нас только заря начинается, только солнце встаёт…

Сбитый машиной, Виктор отлетел в сторону метров на семь-восемь, нав­зничь распластавшись на земле. Соз­на­­ние, кажется, не терял, потому что ощу­ще­ние самого себя не покидало. Не в силах шевельнуться, он пытался от­крыть глаза и даже увидел отблеск солнечного луча, но его веки дрогнули, словно испугались вспышки молнии, и сомкнулись вновь. Слышать - ничего не слышал, кроме монотонного гула в виде надрывного паровозного гудка и отдающихся в голове болезненным эхом собственных мыслей. А, может быть, он и терял сознание, потому что ни одна из этих мыслей так и не завершилась в логическом венце. Мир тускнел сиюминутно, и скоро полный мрак остановил его сознание.
Он лежал словно распятый; изломанный, потерявший силу жиз­ни, и те­перь ему было безразлично, что происходит с ним и вокруг него, какая здесь разыгрывается битва. А битва, тем временем, разыгралась не шуточная. Ген­на­дий, словно легендарный Талали­хин, на полном ходу бросил свою машину на машину врага, врезался в переднюю дверцу, вмяв её в салон, напрочь повредив дееспособность четве­рых пассажиров довольно новенького «БМВ». Затем он отъехал, оценивая свою работу, и найдя в ней погрешности, без промедления повторил свой подвиг. Васи­лий, с подбежавшим к нему на по­мощь вооружён­ным монтировкой Евгением встречали пятерых гос­тей из вто­рой машины и укладывали их поочередно на землю. А когда не с кем стало воевать, началась битва за жизнь Виктора. Жизнь его, кажется, ещё теп­ли­лась где-то в потаённых уголках его обречённого, на первый взгляд, на полную гибель тела, может быть, её сох­ра­ня­ла свесившаяся над ним рыжая девчон­ка, прижавшись к нему своим горячим тельцем, оживляя капающими слезами, и неумелыми искренними причитаниями?
Уложили его на заднее сиденье служебной «десятки», и все, кроме Ген­на­дия, помчались прямёхонько в городскую больни­цу. Геннадий, как ни стран­но, сумел завести свой раненый истреби­тель, и окружными путями подался в свой гараж, у него там сосед открыл мастерскую по ремонту автомобилей, так что дня через два его машина вновь обретёт прежний изысканный вид.

Трое суток Виктор не приходил в сознание. На четвёртые ожил, ночью. От­крыл глаза и при тусклом дежурном свете люминесцентной настольной лампы в пятнадцать ватт, стоящей на тумбочке у его изголовья, увидел её, рыжую, спящую на стуле у своих ног. Скоро подош­ла Людми­ла, лицо осу­нув­шееся и, вместе с тем, простое и какое-то светлое.
- Наконец-то… - Её веки задрожали, она полезла в сумочку за плат­ком. И тут же резко прильнула к нему, осторожно обняв его забинтованную голо­ву, прошептав в самое ухо: - Я не могу без тебя. Я чуть с ума не сош­ла, думала сама умру… Скажи что-нибудь…
- Пить, - выдохнул он.
Она пригубила ему бокал с фруктовым соком. Едва отпив из него глоток, он устало откинул голову на подушку и расслабился, ожидая, когда утихнет боль в потревоженном теле.
- Тебе плохо? - спросила Людмила. - Позвать сестру?
- Не надо, - слегка крякнув от сковывающих грудь спазм, не дающих свободно вздохнуть, ответил Виктор. - Всё нормально.
А сам подумал о се­бе в третьем лице: «Такой чрезмерной заботой она никогда тебя не баловала. Хотя, и ты таким беспомощным никогда не был. Смеш­но, чтобы наладить отношения в семье, надо обязательно, чтобы те­бя покреп­че стукнули по голове, а лучше - вообще избили до полусмерти! «Что име­ем - не храним, потерявши - плачем». А, может быть, любовь - это прос­то жалость одного человека к другому? Ты - жалок, Витя!».
Он посмотрел на жену. В её глазах блестели слёзы. «Надеюсь, что не до такой степени я жалок! Ведь чувствую, что во мне ещё бьётся мужское нача­ло, сила жизни! Нет, любовь- это, всё же, нечто большее, чем жалость, это вообще пьянящий ураган, который, если не выпустить из себя, не поде­литься им с близким тебе человеком, может намешать в душе та­кой кок­тейль, что потом вся оставшаяся жизнь покажется адом! А уж если выпус­тишь, да ещё и взаимно, тут, как говорится, и слов не надо!».
- Тебе Светлана не мешает? - заботливо спросила Людмила. - А то ле­жит прямо в ногах?
Виктор посмотрел на рыжую. «Значит, её Светланой зовут. Имя краси­вое!»
- Давно она здесь? - какой-то греющий душу огонёк тлел в нём с тех пор, как, едва открыв глаза, он увидел её. Его брала даже оторопь: а вдруг это заметно со стороны? Вдруг Людмила обнаружит эту пылкость? Привыкшая к его ровным отношениям, не слышавшая восторженных признаний, она тогда вряд ли простит ему такой обман.
- Как тебя привезли, так она здесь и ночует. Хотела её домой забрать, чтобы отдохнула, выспалась, идти-то ей некуда, сирота она. Мать умерла пять лет назад. Документов нет никаких. Так - ни в какую, здесь, говорит, теперь моё место…
Какая-то огненная стрела пронзила Виктора насквозь, он даже, кажется, съёжился, затем пугливо стал внутренне озираться: вроде бы дышит, и вокруг него ничего не изменилось, всё осталось на своих местах, но вместе с тем он точно знал, что только что прошёл страшный рубеж. И этот рубеж завершил его прежнюю жизнь окон­чатель­но. И если по какой-то странной случайности его душа сквозь мрачные тоннели не отлетела к ангелам, и он останется жить дальше на этой земле, то всё в этой будущей его жизни будет достойно и искренне.