Сигнал смены прозвучал в десять вечера, а значит мне следовало отправляться, менять товарища.
Это был крайний наряд и все мои мысли уже находилось в родном краю, как можно дальше от гарнизона, кораблей и суровых матросских будней. Гауптвахта, в наряд на которую меня записали, представляла собой несколько зданий, все того же советского периода, причем, именно в тот период, последний раз, это место ремонтировалось. Выглядело крайне скверно и даже жутко. Как нам рассказывали, в военные годы, солдат и матросов, за все грехи, отправляли на перевоспитание именно сюда. Конечно же, это было место временного содержания военнослужащего, но в единичных случаях, некоторые провинившиеся так и не покинули пределов «реабилитационного центра». О таких вещах, обычно, умалчивают, но у нас были хорошие отношения с офицерским составом и следовательно определенные бонусы с их стороны.
Все в то же военное время, на «губе» служил один капитан— лейтенант, который являлся фанатом жестоких наказаний и вообще редким садистом. Он периодически, забивал матросов дубинкой и подвергал иным формам «наказаний». Понятно, что после «губы» такие отправлялись в госпиталь, залечивать последствия воспитательных работ, но был случай, который не документировали.
Матроса остановил гарнизонный патруль за нарушение формы одежды, когда тот направлялся к своей любимой, находясь в увольнении, и отправили его на гауптвахту. Бедняга был так раздосадованн, что в цвет высказал начальнику службы все, что он на тот момент думал. В итоге, с переломами грудной клетки, рук и дыркой в черепе, ночью был похоронен где то на территории «губы», а его исчезновение списали на побег с последующей пропажей безвести. Как рассказывают, времена были тяжелые, народ истребляли пачками, по— этому, данному случаю никто особо значения не придал и разбираться не стали. Вот только капитан— лейтенант этот начал медленно сходить с ума. Начал слышать голоса, появились видения и как то утром его посиневшее и распухшее тело вытащили из петли, как ни странно, в той самой камере, где он убил матроса. Но это было ещё не самое загадочное совпадение, дело в том, что он болтался в метре от пола, но ни табуреток, ни каких либо вспомогательных предметов в камере не было. О том, что каплей съехал с катушек было понятно, но как он попал в петлю — осталось загадкой, впрочем, событие так же списали на самоубийство и разбираться особо не стали.
Время уже перевалило за двенадцать и до конца моей смены осталось чуть больше часа, когда, будучи в состоянии легкого сна, я проснулся от странных звуков, проходящих из пустой камеры, в конце коридора. Я поднялся со стула и медленно пошел к помещению камеры №3. Тело покрылось мурашками и я из всех сил напряг слух. Я не знал, что происходило, на «губе» уже давно никто не сидел, да и в помещении я остался совсем один, если не считать, спящего рядом, сменщика. Сложно описать тот букет эмоций, который я испытал на себе, когда понял, что там, в камере, кто—то поёт...