Глава 13
После звонка Марины, Ольга Степановна приехала в город, чтобы повидаться и поддержать дочку. Вынашивание ребёнка дело серьёзное. Воспользовалась тем, что вырвалась из деревни и решила заодно заглянуть к себе, проверить в каком состоянии жильцы содержат её квартиру. Во дворе столкнулась с соседкой, которая жила этажом выше. Ольга Степановна хотела обнять подругу, но Нина Ивановна не разделила радости встречи. Когда-то она преподавала теоретическую механику и была секретарём партийной организации института, а теперь превратилась в сварливую старую деву. Нина Ивановна подёргала губами и каким-то странным образом свернула их трубочкой, затем всё же придала губам прежний вид и заставила себя изобразить подобие улыбки. При всех манипуляциях с мышцами лица глаза продолжали сохранять стоическое равнодушие. Давно не виделись, и Ольга Степановна хотела обнять приятельницу, но пришлось сдержать чистосердечный порыв. Дом, в котором они получили квартиры принадлежал Министерству обороны и обе женщины были вдовами советских полковников. В былые времена они частенько заглядывали друг к другу в гости на чашечку чая. Отношения резко охладели после того, как Ольга перебралась жить в деревню, а квартиру стала сдавать жильцам. Нина Ивановна неожиданно проявила такую жгучую зависть, что оказалась не в состоянии скрывать свои чувства. Ольга Степановна приглашала приятельницу погостить летом в деревне, но та отгородилась глухой стеной. И на этот раз в голосе отчётливо звучали нотки едва скрываемой неприязни:
– Предупреждаю, лифт не работает. При моём давлении поход в булочную превратился в настоящее испытание. Но кому до этого есть дело.
Нина Ивановна походя буркнула что-то насчёт умения некоторых в любой ситуации ловко устроиться. Не дожидаясь очередного камня в свой огород, Ольга Степановна поспешила скрыться в подъезде. Нельзя сказать, чтобы её совсем не расстраивали перемены, произошедшие с соседкой. Что поделать? На каждый роток не накинешь платок. Жизнь беспощадно вносила свои коррективы. Невесёлые думы отозвались в сердце лёгкими коликами. Ольга Степановна понимала, что страдает Нина Ивановна главным образом по своей вине. Из-за своего тяжёлого характера и всё же пыталась оправдать соседку. Под ежедневным валом проблем нервы сдавали у молодых, что уж толковать о людях преклонного возраста. Рвались не только дружеские отношения, не выдерживали испытания родственные связи.
Не дотянув до своей квартиры один лестничный пролёт, Ольга Степановна остановилась перевести дух. Пока собиралась с мыслями, мимо неё прошмыгнула девочка-подросток в тюбетейке и бессчётным множеством косичек. Косички вздрагивали при ходьбе червонной россыпью. Ольга Степановна не успела удивиться тому, каким образом в их подъезде могли появиться такие жильцы. Девочка остановилась возле знакомой двери и загремела ключами. Ольга опешила:
– Постой, деточка. Ты разве здесь живешь?
Ответа не последовало. Связка ключей выпала из тонких девичьих рук. Воспользовавшись заминкой, Ольга Степановна преодолела оставшиеся ступеньки, и настойчиво повторила вопрос. Девочка успела поднять ключи и быстро справиться с замками, сверкнула молнией раскосых глаз, и бесцеремонно оттолкнула хозяйку. Ольга Степановна поспешила войти в свой дом, но дверь захлопнулась перед самым носом. Женщина застыла в оцепенении, не понимая, что всё это значит. Она несколько раз настойчиво вдавила кнопку звонка, но за дверью затаились и не подавали признаков жизни. Потоптавшись на лестничной клетке, Ольга Степановна спустилась вниз и вышла во двор, не понимая, что делать. Хотела позвонить дочери, но передумал, волновать Марину не хотелось. И она решила обратиться за помощью к брату.
С Михаил они не виделись довольно давно, он будет рад встрече. Ольга Степановна слышала о том, чем сейчас занимается её неугомонный брат. В новостях мелькнуло сообщение, что Антонов Михаил Николаевич возглавил какое-то политическое движение. Такие люди, как её сводный брат, во все времена не могли оставаться равнодушными к судьбе своей Родины. Михаил не вывешивал патриотизм, как знамя, а предпочитал конкретные действия. Как и ожидалось Михаил Николаевич встретил сестру с распростёртыми объятьями. Сам вышел в прихожую и помог снять пальто.
– Оленька, ты только не нервничай. Что там у тебя случилось? Разберёмся, а сейчас за стол – попыхивая своей неизменной трубкой, уверенно заявил он. – Расскажешь за обедом.
С тех пор, как брат овдовел, в его доме поселилась племянница из Тулы. Катя помогала дяде справляться с хозяйственными делами. Она ещё с детских лет часто гостила у Антоновых, и ей не пришлось долго привыкать к заведённому в доме порядку. Катя накрыла на стол, а сама ушла. Она не первый день собиралась в ломбард, чтобы заложить золотые часы Вероники Сергеевны. Украшения оставшиеся от хозяйки дома были в полном её распоряжении, когда возникала острая нужда в деньгах, Катя долго перебирала шкатулку и решала, чем пожертвовать на этот раз. Затем обходила разные ломбарды, чтобы не продешевить. Как же она завидовала хозяевам таких заведений. Беспроигрышный вариант бизнеса. Брать дорогую вещь и платить за неё сущие копейки. Получив деньги уходила из ломбарда всегда очень расстроенная.
Ольга Степановна с Михаилом были сводные брат с сестрой, но отношения сложились самые родственные. Их так воспитали. За обедом она поведала свою невесёлую историю:
– Миша, не могла даже представить, что такое возможно. Приехала проверить квартиру, а там живут совершенно посторонние люди. Меня не пустили к себе домой. И кто? Какая-то пигалица с косичками. Не говоря ни слова, просто захлопнула дверь перед самым моим носом.
Брат выслушал, отложил трубку в пепельницу и сказал:
– Понятно. Ты когда последний раз была у себя дома?
– Полгода назад. Соседка в деревне узнала, что у меня квартира пустует. Попросила пустить свою племянницу пожить. Наташу я видела много раз. Она часто гостила у Анны Егоровны. Хорошая девушка, трудолюбивая. Договор подписали на год. Я и не ездила. Зачем? Деньги за аренду Егоровна регулярно передавала. Ничего не понимаю.
– Хорошо, Оля! Разберёмся. Сейчас уже поздно. Переночуешь у меня. Как там дела у Марины с Максимом? Надеюсь, всё в порядке?
– Да. Всё нормально.
– Тяжело, конечно?
– А кому сейчас легко. Они молодцы берутся за любую работу. Крутятся с утра до вечера, Марина продавцом, Максим таксистом. Олежка пока живёт со мной.
– В школу там ходит?
– Да, а что делать. Занимаюсь с ним сама. Есть и приятная новость, у нас ожидается пополнение.
– Поздравляю! Привет им от меня передай.
– Обязательно. Уже знаем, будет девочка. Я бы не пускала квартирантов, но сам понимаешь, Миша, эти деньги нам крайне необходимы.
– Вот и отлично. На лето планирую перебраться к вам. Не возражаешь?
– Миша! Ещё спрашиваешь. Буду рада.
– Душно здесь стало. Совсем тошно. Что творится? Не пойму куда катимся? Мы не были безгрешными ангелами. Принимались порой абсурдные, а то и глупые решения. Я не оправдываю прежний режим. Не всегда и мне удавалось противостоять административной махине, но я всегда ставил во главу угла правду и честь. И кроме меня люди были. Да какие люди! Не чета нынешним пигмеям.
– Миша, тебе не в чем себя упрекать.
Антонов потянулся к салатнице, чтобы положить сестре салат, ворот рубашки распахнулся, и Ольга Степановна заметила на его груди православный крестик.
– Вижу брат, что ты никак крестился.
– Крестился, матушка, крестился. Да я и не был никогда атеистом.
– Я очень рада.
– Незадолго до смерти, мы с Вероникой обвенчались. Ты не сердись, родная. Мы никого не приглашали. Вероника так решила. У всех начались материальные проблемы. Ты, прости нас.
– Я не обижаюсь. Трудно тебе, Миша?
Михаил Николаевич не ответил, выдержал паузу, наполнил бокалы белым вином и стал говорить совсем на другую тему:
– Партийный билет я положил на стол ещё в 1989 году. Когда меня обвинили в политической близорукости и паникёрстве за мой рапорт о положении дел в армии. Грозились понизить в звании, но в отставку не отправили. Как не крути, я специалист высокого класса. Любая власть это признавала. Поначалу и с демократами удавалось находить общий язык. Казалось, что не так страшен чёрт, как его малюют. Но быстро понял, что страшен, очень страшен. Ты знаешь, прозрение наступило ещё тогда, обивал пороги, стучался во все двери, убеждал, уговаривал одуматься и остановить развал армии и страны. Только всё тщетно. Наконец, не выдержал и швырнул красные корочки на зелёное сукно.
– Миша, в том, что сейчас происходит в стране, нет твоей вины. Большинство тогда бездействовало, наивно полагали, что всё само собой как-нибудь рассосётся. Самоустранились. Как я, к примеру.
– Ну, тебе простительно, ты женщина. А теперь даже офицеры порой ведут себя как проститутки. Смотришь и диву даешься. Ради чего? Ради денег. Ради карьеры. Что они могут сказать в своё оправдание!? А как же присяга? Не понимаю. И никогда не смирюсь с таким положением вещей.
Антонов поднял свой бокал, Ольга Степановна сделала тоже самое. Выпили. Они проговорили весь вечер.
Катерина вернулась и заглянула в комнату:
– Михаил Николаевич, можно убирать со стола?
– Иди спать Катя. Мы ещё посидим. Уберёшь завтра. А то, когда ещё сестра в гости соберётся.
Катя согласно кивнула и ушла в свою комнату. Теперь, когда генеральской пенсии не стало хватать, им с Михаилом Николаевичем не приходилось бедствовать, выручали оставшиеся от тёти Вики дорогие украшения. Кате было жалко жемчужные ожерелья, броши с сапфирами и золотые кольца с бриллиантами, но скрепя душой, она сдавала что-то из заветной шкатулочки в скупку в критические моменты жизни. Вероника Сергеевна относилась к дорогим безделушкам без особого трепета, покупала исключительно для приёмов на высоком уровне. Появление эффектной пары не проходило незамеченным. Высокий военный с благородной сединой и его спутница с точёной фигурой в изысканном наряде. Секундное замешательство, им смотрели в след, и завистливый шепоток пробегал по залу. При этом неизменно отмечали безупречный вкус молодой генеральши. Среди «напыщенных павлинов», дорогущих «новогодних елок», без меры обвешанных «брюликами», редко встречались дамы. Вероника Сергеевна была всего на пять лет младше своего мужа, но выглядела прекрасно. Известие о смертельной болезни нежно любимой жены стало страшным ударом для Антонова. После её смерти прошло долгих три года, генерал даже не пытался найти ей замену, и свято хранил привычный уклад жизни. Отчего Ольга Степановна ловила себя на мысли, что Вероника вышла куда-то, через минуту вернётся со словами:
– Миша, даже не пытайся возражать, дома генерал я.
А он и не пытался возражать. Михаил Николаевич любовался своей женщиной и благодарил Бога, что именно она досталась ему в жёны. Без Вероники его жизнь была бы безрадостной.