Если я горю, значит я верю

Яблочный Крест
У него была военная выправка, держался молодцом, невзирая на свои далеко за восемьдесят.Оптимизма было хоть отбавляй, весь его день был расписан до мельчайших подробностей, чтобы поспеть всюду.Вставал спозаранку, делал зарядку, обливался холодной водой. Эта привычка у него сформировалась с детства. Пацаном прыгал в январский морозный день за крестом в святой праздник "Крещения Христова" в ледяную воду Куры с Метехского моста, что соединяет два старых колоритных района Тбилиси - Мейдан и Авлабар. Будучи в молодости в Баку на строительстве железнодорожной магистрали Баку-Джульфа, окунулся, не раздумывая, в штормящий Каспий, спасая утопающего. Служил на Дальнем Востоке, охотился в приамурских лесах, плавал на корабле через пролив Лаперуза, который разделяет остров Сахалин от японского острава Хокайдо, учавствуя в организации японской концессии на Сахалине.Войну встретил в Тегеране, на службе в дипломатической миссии.Был послан на западный фронт,прошёл через всю Украину, Польшу,окончил войну близ Берлина в качестве руководителя антифашистской школы, в которой ковались кадры для новой Германии.Он был поражён уровнем культуры в Европе и всегда говорил:"у немцев есть, чему поучиться." ... И в преклонном возрасте он сохранил необыкновенную жизнерадостность и любознательность. Помнится, перелетали Кавказ, направляясь на отдых на минеральные воды, так его невозможно было оторвать от иллюминатора.Дед комментировал на весь салон все подробности местонахождения "стальной птицы".В Пятигорске с Эоловой арфы, расположенной на горе Машук, он декламировал Лермонтова и аудиторией был весь город, раскинувшийся внизу, как на ладони:
..."Люблю я цепи синих гор,
Ярка без света и красна
Всплывает из-за них луна...
Однажды при такой луне
Я мчался на лихом коне
В пространстве голубых долин
Как ветер волен и один"...
И меня он просил по многу раз читать "На смерть поэта" Глаза его при этом искрились, он весь оживлялся и повторял за мной отдельные строки, особенно его заряжало послесловие:
"...Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждёт;
Он недоступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперёд"...
К Чехову у него была особая любовь. Он читал и перечитывал его рассказы:"Толстый и тонкий","Анна на шее"и каждый раз восклицал:"Ай да молодец, как метко, как остро!" Отдыхая в Крыму, в один погожий день мы поехали в Аутку, где находилась дача Чехова, на которой он провёл последние годы своей жизни.Мы везли с собой огромный букет полевых цветов, который поставили в вазу на письменном столе в кабинете писателя. Дед долго сидел в саду под фруктовым деревом, а потом вымолвил:"кристальной души человек был, человек с большой буквы".
А когда мы находились в туристической поездке в Петербурге и плыли по Неве к крепости Орешек, которая расположилась на острове в Ладожском озере, он не мог угомониться, поднялся на палубу в пасмурный осенний день и стоял там в носовой части теплохода, привлекая публику из салона, декламируя поэму Пушкина "Медный всадник":
..."Здесь будет город заложён
На зло надменному соседу
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно...
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой её гранит"...
Он радовался каждому прожитому дню. Особое удовольствие доставляли ему праздники и религиозные, и коммунистические... Как он умел их обставлять! С раннего утра наряжался, принося цветы в дом - на майские праздники букет персидской сирени, а на октябрьские - охапку бордово-ржавых астр.В праздничные дни "Тбилисоба" обязательно перекидывали старинный ковёр через балкон, гостей встречали под звуки зурны с наполненным добрым кахетинским собственного производства.Дед восторгался богатством и чередой смены ассортимента плодов на ломящимся от изобилия тбилисском базаре.Он обожал гранатовый цвет, его изумляла плотная упаковка зёрен в плодах граната.
Предновогодние приготовления проводились с особой тщательностью: в большую плетённую корзину складывались сушённые фрукты: хурма, абрикосы, инжир, чурчхелы, гозинаки,када, вяленный виноград с розоватым оттенком... и всё это хранилось до наступления непосредственных торжеств.
Первые признаки весны - первая зелень, блеяние барашек, праздник "Воскресения Христова", церковный перезвон в старом городе настраивали деда на особый лад. Как он удивлялся расцветке распустившихся ярко-красных маков с чёрной серцевиной, приговаривая:"кто вас так выкрасил, недотроги вы мои?"
А когда мы отдыхали на Чёрном море в Аджарии и, сидя на берегу моря, любовались прекрасными закатами, не похожими один на другой, он всегда меня спрашивал:" а оно взойдёт завтра?" ... и я всегда отвечала:" непременно, оно выглянет из-за той вершины завтра утром".
А в один ненастный день он ушёл от нас также непостижимо, как жил - работая и напевая:
"Если я дышу, значит я живу,
Если я живу, значит я верю,
Если я дышу, значит я горю,
Если я горю, значит я верю."