Борис Рябухин
МУЗЕЙ ОККУПАЦИИ
Мой сын был в Прибалтике, в Музее оккупации. Не удивляйтесь, и не возмущайтесь! Такие музеи сейчас – во многих бывших странах бывшего социалистического лагеря. Пока он рассказывал, как первым делом посетил Музей оккупации, я вспомнил случай, связанный с моим «оккупантом».
Сын служил в стройбате на Байконуре. Приехал вскоре сослуживец к его матери и сказал ей, чтобы нашла больше денег и поехала в Ленинск спасать сына, иначе его в армии убьют. До своей демобилизации этот сослуживец его защищал. Сын уже лежал в больнице с гепатитом и гниющими до кости ранами на всем теле – «байконурскими розочками», потерял голос, бился в истерике головой о стену… Когда сквозь слезы и сквозь зубы давно разведенная со мной жена мне сказала о несчастье, я вылетел в командировку от «Литературной газеты» с Чкаловского аэродрома на Байконур. В сопровождении полковника. Нас встретил и с готовностью сопровождал все время генерал. Как отец, я сделал все, чтобы сын живым здоровым вернулся из армии после прохождения полного срока службы. Только напоследок, перед отъездом, он все же получил удар в зубы от «деда» местной национальности, за генеральскую охрану. С тех пор лечит поврежденные зубы у дантистов.
Потом по телевизору я увидел-узнал того генерала в войсках на усмирении демонстрации в одной прибалтийской республике. Видимо, он был там тоже в командировке, благо у него фамилия прибалтийская.
А когда сын вернулся в Москву в начале «перестройки», то спросил растерянно меня:
– Что произошло? И как теперь жить?
– Ничего не изменилось, – ответил я. – Твое дело учиться, жениться, обзавестись специальностью и семьей.
Ответил интуитивно, хотя знал: «Пришли к власти головорезы».
Я хорошо помню, как они пришли.
Однажды мы сидели в «пестром зале» Центрального дома литераторов» в Москве. Наш гонец принес бутылку водки и объявил судьбоносную новость:
¬– Генеральным секретарем партии избрали Горбачева.
Зал весь вскипел.
– Наконец, пришло наше время! – сказал мне за столом один ответственный секретарь газеты. ¬ – Подойди к тому парню из «Комсомольской правды» – он пригодится тебе.
Я не пошел.
И правильно сделал. И в этом поднявшемся шуме услышал за соседним пьяным столом, как один маргинал язвительно сказал уходящему литературному генералу:
– Что, кончилось ваше время?
А тот вернулся, чуть наклонился к нему и брезгливо ответил:
¬ – Для нас ничего не изменилось. – И ушел.
А в роковом 1993 году я забрал одинокую свою мать в Москву, продал за три дня богатому чеченцу ее халупу с дырявым балконом в Астрахани, и возвращался в простреленную Москву с обесцененными деньгами материнского наследства. Меня встретил на машине зять и осторожно спросил:
– Вы где спрятали деньги? Патрули останавливают.
– Ну и что?
– Ничего не изменилось – обчистят догола.
– Если догола, то деньги – в трусах, – неудачно скаламбурил я.
Можно продолжать в том же духе еще двадцать лет. И двести лет российских хроник в моем изложении в стихах.
Вечному произволу нет и предела.
И вот сейчас правящий «тандем» устроил в России выборный фарс – нагло решил не отдавать свою власть. Никому и никогда. И это на фоне фейерверков восточных революций против засидевшихся на царстве тиранов.
Я попытался на старости лет открыть в свободной стране бывшего социалистического лагеря свою фирму. Если не разбогатеть, хоть освободиться от запоров. Но долгосрочную визу мне не дали. Там новым русским разрешают даже строить дома, а визы на въезд в них не дают. А попросишь международную защиту – живешь как в тюрьме да еще на свой счет. Из услуг есть и душ – в виде кнопки от сливного туалетного бочка. И вот читаю книгу президента этой страны, изданную в российском издательстве, в котором работаю, и думаю: «И там лагерь остался. Ничего не изменилось».
А мой начальник в издательстве, большой приятель политических головорезов, за мою поездку в ту «свободную» страну, перестал платить гонорары за выполненную работу. Обходился со мной, как граф Нарышкин, который бывало говорил своему подчиненному: «Напомните мне когда-нибудь, чтобы я вам что-нибудь пообещал». И до сих пор ничего не изменилось.
И я уволился.
Москва опять бестолково забурлила. А я, писатель, мое дело – писать. Я не пошел на Болотную площадь, где когда-то отрубили буйную голову молодому герою моей драмы в стихах «Степану Разину». Я внук «врага народа», моего деда Белова Алексея Тимофеевича, в 1938 году приговоренного по 58 статье к расстрелу.
И я понял, что теперь и вся страна – на Лубянке. Потому что «бывших чекистов не бывает».
Может быть, и в России откроют Музей оккупации?
27 мая 2012 г.