Эта история берет начало в далекие семидесятые, когда я впервые услышал знаменитую песню в исполнении дачного соседа Владимира Михайловича – профессионального оперного певца. В тихие летние вечера его многочисленное семейство усаживалось в беседку под высокой сосной, «вооружалось» нехитрым инструментом, и волшебный баритон околдовывал округу:
Орленок, орленок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди.
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один.
Стройный хор поставленных женских голосов подхватывал:
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один…
Все соседи тотчас высыпали на улицу и слушали, затаив дыхание…
Еще бы! Владимир Михайлович великолепно исполнял в театре десятки партий от Онегина до Годунова, а его родственники так или иначе, были связаны с музыкой: с тем же оперным театром, с консерваторией, филармонией или центральной музыкальной школой. Боже, что эти талантливые люди вытворяли с нашими душами!
Слова замечательной песни я выучил гораздо раньше, чем научился читать. Тогда же узнал о героической судьбе Александра Окаёмова – одного из первых ее исполнителей, попавшего в плен к фашистам и спевшего «Орленка» за несколько мгновений до расстрела:
Орленок, орленок, блесни опереньем,
Собою затми белый свет.
Не хочется думать о смерти, поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет…
Владимира Михайловича не стало в середине восьмидесятых, но песню не забыли. Теперь ее исполнял, поддерживаемый тем же хором сильных женских голосов, Дмитрий – сын ушедшего певца. Дима выучился на скрипача, баритон его не был столь густым и бархатным, как отцовский, но пел он тоже великолепно.
Хор постепенно редел: члены большой семьи уезжали, теряли голоса, умирали. И все же традиция жила – выбрав тихий вечер, несколько человек в беседке под высокой сосной расчехляли инструменты, исполняли патетичное вступление, и баритон затягивал:
Орленок, орленок, мой верный товарищ,
Ты видишь, что я уцелел.
Лети на станицу, родимой расскажешь,
Как сына вели на расстрел…
Страну, меж тем, терзали перемены, и по мере того, как пьянящее воодушевление сменялось трезвым пониманием происходящего, сила соседских голосов угасала. Семья музыкантов по-прежнему приезжала в заповедные буераки на стареньких «Жигулях» и копалась на грядках; по-прежнему рассаживалась под вечер в беседке под сосной и пела. Однако вместо уверенной твердости, с коей положено исполнять куплеты «Орленка», все отчетливее звучали печальные нотки:
Орленок, орленок, товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне.
На помощь спешат комсомольцы-орлята,
И жизнь возвратится ко мне…
Мы знали, что в новых условиях «демократии» власть не интересуется настоящим искусством; знали, что наши соседи бедствуют, получая копеечные пенсии и зарплаты. Знали, но ничего поделать не могли, ибо сами жили более чем скромно.
Незаметно скончалась жена великого певца, следом ушла младшая сестра. Ее мужу мы всем миром собирали деньги на операцию по удалению злокачественной опухоли. Не успели. И, проводив его в последний путь, поставили на собранные средства памятник из черного мрамора. Кто-то из детей уехал в Европу – в тамошних театрах русские таланты еще ценились; кто-то покинул родной город в поисках более достойной жизни. Оставались несколько дальних родственников и единственный сын Владимира Михайловича – Дмитрий.
В последний раз «Орленок» прозвучал в его исполнении накануне 65-летия великой Победы:
Орленок, орленок, идут эшелоны,
Победа борьбой решена.
У власти орлиной орлят миллионы,
И нами гордится страна.
Пара женских голосов подхватила:
У власти орлиной орлят миллионы,
И нами гордится страна…
Припоминая Хрущева, Брежнева и прочих немощных старцев из Политбюро, я грустно улыбаюсь, слушая про «орлиную власть» в стране победившего социализма. Однако то, что вытворяют нынешние «орлы» вызывает не улыбку, а звериный оскал.
Но речь не о том. Через несколько дней – девятого мая – случилось происшествие, поставившее точку в истории, длиною почти в сорок лет.
Дмитрия пригласили выступить на праздничном концерте в том самом оперном театре, в котором всю жизнь прослужил его знаменитый отец. Полный зал: ветераны, почетные гости, депутаты, чиновники, первые лица города и области; в проходах телекамеры, сосредоточенные лица операторов и журналистов. Губернатор долго распинается в поздравлениях, затем щедро раздает дешевые подарки. Завершается вечер несколькими музыкальными номерами.
Виртуозное выступление Дмитрия в сопровождении симфонического оркестра значилось в конце. Он великолепно отыграл свою партию, а после шквала аплодисментов вызвался спеть «Орленка».
И спел. Замечательно спел. Но вместо привычных слов в последнем куплете зрители услышали нечто другое:
Орленок, орленок, стоят эшелоны,
И участь твоя решена.
У власти козлиной воров миллионы,
И власть ненавидит страна.
Когда затихли последние аккорды, зал на несколько секунд погрузился в гробовую тишину. Потом ветераны дружно поднялись и долго аплодировали исполнителю. Вероятно, порыв героических стариков отсрочил старт громкого скандала. Уже через несколько дней Дмитрия таскали по комиссиям и заседаниям, в газетах мелькали заказные статьи с разгромной критикой, нависла угроза увольнения из филармонии...
Мы всячески поддерживали этого смелого человека и настоящего Орленка своего времени. Тем не менее, он забрал семью и уехал в Будапешт – в Венгерский государственный оперный театр.
С тех пор никто не собирается по вечерам под высокой сосной, и сильный голос не затягивает нашу любимую песню. Зато по интернету гуляет запись праздничного концерта с финальным куплетом «Орленка». Вернее, с его интерпретацией, с изумительной точностью отражающей современное положение вещей.