С Розалией Марковной мы познакомились в палисаднике у школы, где я ждал приятеля. И после первого ее рассказа, я уже сам искал встречи, чтобы послушать ее истории. Иногда Розалия Марковна вставляла разные словечки, но я не останавливал ее, чтобы узнать их значения. Особой роли это не играло, так как смысл их был понятен из контекста.
__________________
Мне все не дают покоя ваши слова, что в эмиграции человек проявляется. Вот вы мне , безграмотной женщине, объясните, как такое может быть?
Город, куда я вернулась в сорок седьмом году после эвакуации, был не таким уж большим. чтобы люди не знали друг друга. Знали даже, что у кого на обед готовится.
Жила у нас маленькая, щупленькая, хрупкая, как девочка, женщина. Ее всегда все звали Циленька.Она продавала хлеб в магазине. Одна растила сына. Кроткая, беззащитная почти бессловесная женщина с нищенской зарплатой. Хлеб у нее был, но к хлебу нужно было еще что-то. И хотя тогда почти все жили очень бедно, но мы всегда старались оставить ей пару копеек и брали не всю сдачу.
Когда ее сынишка пошел в первый класс, мы все принесли, кто что мог, чтобы мальчику было в чем бегать в школу. И надо же было случиться такому несчастью!, уже в первом классе у мальчика нашли музыкальные способности. Его отвели к композитору Мише Лейбензону, и этот хухэм (я вам когда-нибудь о нем расскажу), сказал, что у мальчика абсолютный слух и ему нужно учиться на скрипке. Легко сказать! Конечно, как и каждой еврейской маме, Циленьке очень хотелось, чтобы ее Сенечка играл на скрипке. Может быть даже стал клэзмэром и хорошо зарабатывал. Но скрипка стоит сумасшедших денег. А где их взять?
И Лейбензон пошел к директору школы, и педсовет купил для Сенечки скрипку.
Теперь Сенечку нужно хорошо питать! Теперь Сенечка должен прилично выглядеть!
Скоро Сенечке понадобится настоящая взрослая скрипка! И Циленька пахала, как лошадь. После работы она ходила убираться к богатым людям. Сама недоедала, но все самое лучшее — Сенечке.
Мальчик хорошо учился и в простой школе и в музыкальной. Когда он шел со скрипкой, которая была с ним почти одного роста, мы смеялись: идет скрипка с ножками. Потом скрипка становилась все меньше и меньше, и после седьмого класса он уехал учиться в музыкальном училище в областной город. Ему дали повышенную стипендию. Но все равно Циленька то посылала ему продуктовую посылочку, то ей удавалось наскрести на денежный перевод.
Когда у нее спрашивали, что пишет сын, она всегда отвечала, что пишет часто, что все у него хорошо. Но почтальонша-то была нашей хорошей знакомой. И мы знали, что за все годы учебы Сенечки в училище, Циленька получила только одно письмо. Часто его перечитывала и плакала.
Но вскоре я уехала в Ленинград и, что было дальше узнала уже здесь.
Мы встретились в Джушке при оформлении документов. Она была той же щупленькой Циленькой,
только постаревшей и уже по-настоящему бессловесной. За нее говорили сын и невестка. Маленький Сенечка стал высоким красивым мужчиной. По сравнению с ним Циленька выглядела совсем крошечной. Даже не верилось, что это она родила такого красавца.
Меня она , слава Богу, не узнала, хотя мы и поговорили о прошлом, об общих знакомых. Она отвечала все время оглядываясь на сына или невестку, как-будто проверяла, не сказала ли чего-нибудь лишнего. Было непонятно, зачем она приехала в Америку. Но, как выяснилось, вызов пришел на ее имя. Она была основной и уже на интервью вписала в свои документы сына с невесткой.
Живут они в одной квартире. Дети отбирают у нее эсэсай и фудстемпы. Кормят только, чтобы она не умерла с голоду. Спит она в кухне на матрасе. И, как когда-то маленького Сенечку подкармливал и одевал весь город, теперь Циленьку подкармливают и одевают соседи. Только не дай Бог, чтобы об этом узнали дети!, которым до матери почти нет дела.
Вот вы - грамотный человек. Так вы мне объясните. В Америке есть "Общество защиты животных". А есть ли где-нибудь общество по защите матерей?