«Он — образ невидимого Бога, первенец из всего творения.» (Колоссянам 1:15 ПНМ)
Покой и тишина, окружавшие Мастера, поражали своим величием и бесконечностью. Желание творить становилось всё более сильным. Чувство справедливости успокаивало: « Ты не обязан этого делать, жизнь принадлежит тебе, ты можешь и не делиться ею с кем-то другим, да и зачем тебе другие, если ты и так счастлив?». Но любовь, которая переполняла сердце Мастера, противилась: «Нет, я так не могу, хочу, чтобы ещё кто нибудь узнал, что такое жизнь, и как это прекрасно любить, к тому же я хочу любить не только себя, но и кого-то другого».
Вся мудрость собранная Мастером за вечность тоже была против начала творения, точнее она мудро предупреждала: «А вдруг, те, кого ты создашь, будут не такими, как ты, ведь ты собираешься не роботов создавать, а свободные личности? Подумай, ведь это может угрожать твоему счастью!». Любовь опять встала на защиту творческого желания: «Так это замечательно, жизнь станет ещё более интересной, к тому же ты поможешь создать их и свободными и послушными одновременно, а слушаясь Мастера, творения всегда будут счастливы!».
Сила Мастера не имела границ, поэтому желание творить её только обрадовало, но и она осторожничала: «А смогут твои творения правильно пользоваться мною, подумай, что будет, если они оставят тебя и начнут применять меня не по назначению?». И вновь любовь парировала нападение: «А я для чего? Буду помогать творениям помнить о других и применять тебя только для их же блага.»
Вечность продолжала своё существование, а Мастер свою жизнь, и всё думал и думал о своей новой идее. Его сила, мудрость и справедливость приводили многие аргументы против этого проекта, но любовь всегда находила, что сказать, чтобы отстоять хороший замысел. И вот однажды в середине вечности, поскольку у неё нет ни начала, ни конца, а только середина, в эту самую середину Мастер принялся за творение.
Первым он решил создать Подмастерье, по сути, свою маленькую копию. Творение получилось на загляденье, одним словом, само совершенство. Чего, чего, а недостатков в нём не было ни одного, и Мастер полюбил своё творение ещё больше. Увидев, какое чудо получилось, мудрость, справедливость и сила успокоились, теперь у них было много работы над новым проектом и занятость делом доставляли им огромную радость.
Любовь же расцвела ещё более ярким цветом, ведь Мастер теперь мог направлять её не только на себя, но и на своё творение, а это было ещё более восхитительно и прекрасно, чем созерцать бесконечность. Вечность продолжала своё существование, а жизнь Мастера теперь обрела новый смысл, научить Подмастерье тому, что он умеет сам.
- Как мне тебя называть? – первым делом спросил Подмастерье.
- Я Мастер, но ты можешь называть меня отцом, а я буду звать тебя Подмастерьем и ты будешь моим сыном, если ты, конечно, не против? – по-доброму, сказал Мастер.
- Хорошо, отец, - Подмастерье весело улыбнулся и обнял Мастера.