1.Она тоже Саша.
- Ты все запомнил? Саааааш?
-Да-да, мам…
-Ты еще дремлешь, что ли? Проснись уже, наконец, столько дел накопилось, а тебя все не расшевелить!
Я почувствовал, что начинаю злиться.… Ну, так, по-доброму злиться, по-семейному. Как предсказуемы стали эти утренние разговоры. Ты еще ног с кровати не свесил, а родственные хомо сапиенсы уже нашли, в чем тебя уличить. Как говорится, с добрым утром!
-Мама, любимая-дорогая…. А ты помнишь, сколько мне лет?
- Вроде восемь…
Ну, весьма близко, - крякнул я саркастически. – Там бы еще единичку перед восьмеркой – и вообще в точку!
-Судя по твоему отношению к жизни, тебе восемь. А то и семь. Мне кажется, даже тогда у тебя были зачатки чувства ответственности и серьезности.
- Ага, спасибо.… Хоть что-то хорошее обо мне вспомнила…
-Так, ладно, я побегу уже.… Давай-ка напоследок повторим, что ты сегодня сделаешь.
- Отвезти тетушке деньги за квартиру, съездить в банк и расплатиться по кредиту, сходить в магазин и затариться на всю неделю…
-Так, давай теперь весь список того, что ты сегодня купишь!
Я стал спешно зачитывать наименования продуктов именно в том порядке, как диктовала мама, а то вдруг чего. Вдруг молочко скиснет, если с третьей позиции своего съедобного чарта я сброшу его на пятое-шестое. Когда я закончил, со стороны матери прозвучало удовлетворенное «хорошо». Затем раздался характерный треск, и она повесила трубку.
***
Равнодушно швырнув телефон на кровать, я стал носиться по облезлой чужой квартире в поисках своих штанов…. Новая подруга Саша еще торчала в душе, что-то нескладно распевая. Мне понравилась эта милая шероховатость, какие-то детские попытки вытянуть мелодию, особенно когда она пыталась взять низкие, почти «мужские» ноты. Она вся являла собой странный гибрид небрежности и стиля… Ее подростковые выходки и несдержанность в кругу близких знакомых вызывали у многих недоумение, а иногда и раздражение. Внешний вид, такой располагающий и даже респектабельный, отчасти компенсировал неприятие со стороны чужих людей. Но стоило ей открыть рот…. Ну что ж, нынче мало кто ценит нерафинированные эмоции и искренность. Кто знает, может она и правда для меня…
Стоя на одной ноге, я вяло натягивал штанину на другую, и чуть не упал от неожиданности, когда Саша выскользнула из душа, завернутая в полотенце, с милым румянцем на щеках. Вкусно пахнуло фруктами, что за чудо-шампунь у нее…
-Ух ты, я почему то думала, что ты не носишь боксеры. Ха-ха, ты сейчас как цапля!
Я поскорее закончил процесс облачения, чтобы не выглядеть слишком уж глупо. И мне не хотелось, чтобы она меня разглядывала полуголого.
-Как тебе спалось на диванчике, мой принц?
Ага, хитрюжка! Она – таки думает, что я пожалел о своей выборе лечь в другой комнате. Ну уж нет, даже если это так, я ей ни за что не признаюсь!
-Шикарно, ваша милость.… Извольте принять мою благодарность за предоставленный мне ночлег и ужин. Земной вам поклон.
-Ну, полноте, не расшаркивайтесь, сударь! Изволите че-нить откушать?
-Всенепременно, сударыня. Чайку бы отведал, да покрепче!
- Тогда пройдем-с на кухню.
***
Чайник вот-вот должен был закипеть. В ожидании, пока Саша нарядится и прискачет ко мне на кухню, я задумчиво глядел в окно и посасывал залежавшийся сухарь. Дворовый асфальт, освеженный ночным дождиком, наконец, отдыхал от своей извечной пыльной мантии. Редкие ранние трудяги с опухшими физиономиями выскакивали из подъездов и мчались, кто на стоянку, к своей железной любимице, а кто на заплеванную остановку. Но решительно все плотнее закутывались в плащи и ветровки: утренний холодок норовил заползти под одежды и куснуть за бока. Еще одно тревожное, промозглое утро.… Как мне в такие дни не хватает легкости и незримых крыльев веселья, как у этой девочки. И тепла, тепла… Я прислонил холодные руки к батарее, и по телу прошла приятная дрожь…
-Эй, ну ты чего, чайник свистит уже три минуты, а ты все там о судьбах человечества. И где я тебя откопала, сударь…
Саша опускала сухарик в чай и стреляла по мне накрашенными глазками. Как хорошо, они у нее все же голубые, как и у меня. Вчера, когда я пытался их разглядеть сквозь облагороженную темноту парка, они мне показались карими.
- Ах, такой у тебя взгляд. Я даже не знаю, как словами лучше объяснить. Он такой пронзительный и глубокий, и в то же время такой…ну, знаешь, как у стриптизера….
Я рассмеялся, на деле не вполне представляя, как стоило отреагировать.
-Да, про взгляд мне все говорят. Но вот про стриптизера – первый раз. Ты, стало быть, в такие заведения захаживаешь, плутовка!
Саша, на удивление, смутилась:
-Нет, ты что. Так, стереотипное представление, да и телевизор нам все покажет, что надо, и что не надо…
Не желая завершать наше общение так скоро, я попросил у нее еще чашку. А когда она допила свой чай, я налил ей тоже, несмотря на слабые возражения.
Мы сидели еще минут десять, и по мере того, как убывала янтарная жидкость, делали глотки все мельче и мельче, дабы хоть чуть отсрочить неизбежную суету начинавшегося дня. И в этот момент я плевать хотел на неуютную изношенность ее жилища, на унылость рисунка на обоях да на гниющую оконную раму.
2.Немытый город.
Через каких-то двадцать минут мы выскочили из подъезда. Я перекинул через плечо ее внушительную сумку и пошел под бодрое цоканье каблуков. Странно… Мне, охочему до разговоров, сейчас даже нечего было сказать. Хотелось просто идти по левую сторону, окидывать мужским взглядом ее профиль и любоваться, как ветер играет с ее пышными волосами. Она видимо, тоже испытывала неловкость. Будто мы оставили там, на кухне все, что вертелось на языке и ждало своего часа, чтобы пролить свет на важные вещи. Я теперь только вспомнил, что общался с ней всего неделю. И нас будто сковало промозглым воздухом улицы.
Вдруг Саша остановилась и резко повернулась ко мне. Я в недоумении вскинул брови:
-Ты что-то забыла? Давай ключи, я сбегаю.
-Нет, не надо, я все взяла. Вот, даже тебя.
Мы выдавили по смешку, надеясь хотя бы частично вернуть тепло кухни. Мимо прошелестел плащом мужик с залысинами. Я проводил его взглядом до поворота, мне не хотелось, чтобы он оглянулся на нас с Сашей. И без него мерзко на улице.
-Вот мы неделю гуляем, и ничего, понимаешь?
-Саш, ну я же тебе говорил…
-Да-да, я помню. Но ты меня хотя бы поцелуешь? Это же вполне себе безобидная вещь…
Она смотрела на меня снизу вверх своими просящими глазами. Мы все таем перед этим взглядом. Он наверняка мог бы брать крепости без потерь, без штурмов и осад.
И вот я обхватил ее за талию, а она встала на носочки. В ушах что-то зашумело, на глаза будто навалилась ночь. И по телу стало разливаться тепло, будто мы принялись за третью чашку чая.
Потом я пару минут приходил в себя, а когда очнулся, она уже упорхала. И я был ей за это благодарен, мне было бы неловко идти с ней дальше.
***
Тут же снова закапало. Такой противный, мелкий дождик. Он, как правило, может идти весь день, без ухода на обед и прочих антрактов. Я, тем не менее, решил пойти пешком, поскольку времени было с избытком.… Если б Саша не спешила уйти в свой театральный, я, пожалуй, еще пару часов нежился бы в постели.
Изредка мелькали кислые, невыразительные лица, сальные волосы, увлажненные дарами неба, и черные зонтики, добавляющие будничной меланхолии улицам. Машин еще не вполне достаточно, чтобы укомплектовать стандартную пробку на проспекте. Вот мимо провыл троллейбус с грязными боками, тоскливо пустой и ржавый. На очередном перекрестке меня едва не снес КамАЗ, пока я внимательно изучал новый рекламный щит. Но даже подобный экстрим сегодня был неуместен. Все так спешили убраться с ненавистных улиц города и скрыться в бетонных норах, что вряд ли кто-то мог бы заметить раскатанного по асфальту молодого человека. Так бы и лежал, пока солнце не выглянет.
Черт, забыл у Саши телефон. Сколько ж там натикало? Тут вспомнил про рекламу на щите и прошел дворами на соседнюю улицу, где за каких-то пару месяцев вырос очередной рассадник коммерции. Я забежал внутрь, дразня усиливающийся дождь, и пошел по длинному коридору. По обеим сторонам от меня – бутики с одеждой, всякими женскими побрякушками и электроникой. И только в самом конце коридора, по левую руку, я увидел нечто интересное. Неизвестно зачем затесавшийся сюда чайный магазинчик.
***
Я потянул дверь, над головой радостно зазвенели колокольчики, чествуя первого потенциального покупателя. За прилавком стояла интеллигентного вида женщина лет 55 и, поправив очки, сдержанно мне улыбалась. На секунду в ее глазах мелькнуло удивление. Наверно, ожидала увидеть здесь пожилую респектабельную пару или что-то вроде того. А таким, как я, место в винно-водочном и табачном отделах. Все правильно, я не виню ее за подобные суждения, молодость погрязла в дешевых утехах и хмельном самоуничтожении…
-Здравствуйте. Вам что-нибудь подсказать, юноша?
- Эмм, спасибо, я пока посмотрю, что у вас есть. Тут так приятно пахнет.
В самом деле, травяные и кофейные запахи заполнили небольшое помещение магазина. Они действовали умиротворяюще, и я даже на миг забыл задаться вопросом: «А когда это я, собственно, полюбил чай?». Я пробежал глазами по полкам, читая названия и ценники, и изучая причудливые коробочки.
-Скажите, а вот это что за чай? Очень уж упаковка интересная. Да и цена, наверно, неспроста…
-Ох, да вы наверно и вправду ценитель. Это «Цин Ча».
-Китайский, стало быть?
- Верно, молодой человек. Китайский бирюзовый чай. А вкус, ммм.… Это даже не получится объяснить. Нужно просто пробовать!
Она снова поправила очки и выжидающе на меня посмотрела.
-Я…. А давайте, я возьму его! Вот для начала ту, самую маленькую пачку.
Мелькнула мысль, что на большую товарищ студент еще не заработал, да и кто знает, может этот «Дзинь Чай»- редкостная дрянь.
-Понятно, просто на пробу! Хорошо, одну минуту.
Женщина ушла в подсобку и вернулась с какой-то бумажкой:
-Вы знаете, китайская культура очень трепетно относится к чаю. У них там целые церемонии, выглядит очень эстетично и запоминается надолго, скажу я вам. А это вот инструкция, тут описан процесс заваривания и, собственно, «распития». Правда, она на английском.
- Спасибо, это не страшно. Я говорю по-английски весьма сносно. Вот, если я не ошибаюсь…
-Нет-нет, к сожалению, этот ценник вон к той красной коробочке. Ох, Маша, опять все перепутала. А Цин Ча стоит…
Я едва наскреб нужную сумму и расплатился с ней.
- Спасибо за покупку, юноша. Приятного вам чаепития. И да, если решите все-таки сделать все по инструкции, то уж старайтесь привлечь побольше народу, дабы было, кому оценить.
Я смущенно улыбнулся…
-Ну, вообще-то, у нас будет маленький праздник на двоих..
Продавщица чайного магазина понимающе кивнула и мы попрощались.
***
Я нехотя вышел из торгового центра, и снова меня окатило холодом. Разве что дождь опять вернулся к своей издевательской манере и едва заметно, но непрестанно бросался в лицо, подгоняемый северным ветерком. Теперь за дело, все строго по списку.. А так как я вовсе не собирался сегодня идти на учебу, то надеялся управиться со всем до обеда. На остановке я дождался на удивление чистый автобус. Он только сильнее оттенял всю грязь тротуаров и серость советского кирпича. Мы с ним, как два чужеродных элемента, спешили, управляемые социальными обязательствами и небритым водителем, вклиниться в эту непролазную грязь.
Я сел на сиденье рядом с каким-то парнем с непослушными кудрявыми волосами, на вид – мой ровесник. Проигрывая сценарий своего дня, я старался не упустить ни одной детали, к которым так щепетильны женщины, особенно мамы. Парень, сидевший рядом, сначала изучал тоскливые улицы. Потом, сначала изредка, затем все чаще, стал коситься на меня. Я вообще не люблю, когда меня пристально изучают, будь то хоть подозрительный бритоголовый мужик, хоть смазливая девчонка в мини-юбке. Когда мне надоело чувствовать себя музейным экспонатом, я повернул голову и секунд пять смотрел на своего соседа. Однако теперь уже он не глядел на меня, а искал что-то в карманах своей куртки и делал вид, что вообще не замечает ответного выпада.
Увлеченный нашей «глазной дуэлью», я чуть не забыл пересесть на другой автобус, на котором мне оставались всего три остановки. Решив теперь постоять, тем более что людей прибавилось, я опять стал думать о своих делах, и вздрогнул, когда обнаружил в задней части салона все того же любопытного субъекта. Он показал мне спину и, опершись на поручни, смотрел в заднее стекло. Ну, что такого, в самом деле, просто совпадение… Просто у нас схожий маршрут. Никакой мистики, никакого преследования. Вот, мы проехали светофор, и через минуту я снова ступил в грязь немытого города.
3. Мои друзья.
Мне оставалось метров сто до дома тети Лены, сестры моей мамы, когда вдруг кто-то меня окликнул.
Ко мне спешил все тот же странный парень из автобуса. Не решив, как поступить, я все-таки сунул правую руку в карман, где лежал мой старый кастет, который я всегда таскал с собой еще со школы. Так, для подстраховки. Посмотрим, что он сделает, этот субчик, и если что, будет, чем ответить.
Парень неуверенно улыбнулся и предпочел оставить между нами пару метров дистанции.
-Знакомы разве? – кинул я ему размеренно и невозмутимо.
-Вот я уже полчаса думаю над этим, глядя на тебя. Тебя зовут Саша?
-Да, а тебя?
- Максим.
Я пару секунд вглядывался в это живое лицо с большими глазами и забавно вздернутым носом. Потом я выпустил кастет из пальцев, и он звучно шлепнулся на монетки на дне кармана. Осенило.… Боже мой!
-Максим? Лиховский? Мэн, ты ли?
-Ха-ха, ну, «Лиховский», это было давно и только для лучших друзей. А так я Лихачев. Привет, Сашка Сладкевич.
Я обнял своего бывшего одноклассника, которого не видел с 9 лет.
Мы стояли минут двадцать, вспоминая детские проказы и совместные «залеты» в школе. С ума сойти, 10 лет. Вот и думай, как так время бежит. Потом решили пройтись, тем более что, как оказалось, Макс живет в том же доме, что и моя тетя. Впрочем, чем ближе мы подходили к двенадцатиэтажке, тем грустнее и некомфортнее мне становилось. Будто небо потемнело еще больше, будто ветер вконец взбесился и стал швырять мне в лицо капли, как ледяные иголки. Я слушал человека, с которым когда то проводил вместе 12 часов в сутки 6 дней в неделю. Такие простые моменты, вроде старой игровой приставки или обстрела девочек во дворе из водяного пистолета. Никаких тебе подтекстов, никаких натянутых улыбок, лишь изредка мелкое вранье, по сути безобидное, бывшее не более чем проявлением наивной веры в собственную хитрость.
Чем больше мы говорили, тем больше чувствовали ту бетонную стену, выросшую между нами. Ничего общего, ровным счетом ничего, от любимого фильма и до жизненных приоритетов. Теперь я понял, почему не смог его сразу узнать. Из человека, сидевшего рядом в автобусе, будто выкачали все прошлое, отформатировали, вылепили из него нечто совершенно чужое и холодное. Дитя масс-медиа, завсегдатай увеселительных заведений, типичный винтик общества потребления, таким он мне теперь виделся, судя по его собственным рассказам. И теплые « Макс» и «Лиховский» теперь были совершенно к нему не применимы. Даже его жизнерадостность и живость казались теперь наигранными и театральными. Когда Максим поделился со мной своими планами на неделю, мне стало совсем не по себе. Как так вышло? Когда наросло на нем столько омерзительной фальши? Где были его родители все эти годы и чем занимались?
Прощаясь, мы оба уже не видели смысла в объятиях, только механическое дежурное рукопожатие ознаменовало окончательное прощание с прошлым. А в настоящем своем места друг для друга нам найти не удастся.… Никак…
***
Вот и все, покончено с делами на сегодня… Долго же я возился, четвертый час уже. Хотя, с другой стороны, и домой не шибко-то хочется.… Какая радость мчаться сейчас в свою бетонную клетку и сидеть там, внимая потоку разношерстной информации в аудио и видеоформате. Даже гадкая пасмурная погода не заставит сейчас туда ехать. Опять подумал про свою сегодняшнюю встречу, принесшую мне такое разочарование и горечь. Что же, пусть. Возможно, я просто не вполне объективен, времени прошло немало, да и потом, я тоже сильно изменился, хотя и не всегда хочу это признавать. Как бы там ни было, у меня есть такие люди, которых я могу и хочу называть друзьями. По-настоящему называть. Даже несмотря на то, что их я тоже давно не видел.
Через час я уже сидел в старом жестком кресле и потягивал из пластикового стаканчика портвейн, за бутылку которого Вовка заплатил половину своей стипендии. Да, это вам не «три семерки», что тридцать рублей за канистру. Сделав очередной глоток, я в недоумении посмотрел на разбитое окно. Воистину, так жить могут только эти двое. Умудрились пустой бутылкой из-под пива вышибить стекло, надели по пять свитеров и сверху по куртке, и ходят себе, как ни в чем не бывало, и плевать им, что за окном «плюс восемь» по старине Цельсию и периодически заглядывают на огонек злой северный ветер и дождь, ведь на кухонном столе стоят еще две не откупоренных бутылки красного, а в комнате Олега в тумбочке лежит его старая заначка – фляга с хорошим импортным коньяком. Пьешь такой, и чувствуешь себя аристократом…. Мы сидели и наслаждались богатейшей звуковой палитрой, которую создавала улица: фон создавал «белый шум» дождя, свой повторяющийся рифф играла автосигнализация, доносящийся даже сюда гул закупоренного автомобилями проспекта монотонно басил ей в ответ. В дополнение к этому какой-то юный уличный певец под балконами принимал душ дождя и отчаянно звал свою манерную и высокомерную музу, которую, видимо, звали Таня.
Вовка, который в это время сосредоточенно натягивал шестую струну, не выдержал, бросил гитару на диван и подскочил к окну:
- Эй, крендель? Ты к какой Таньке? Шевцовой?
- Ага, к ней.
-Ну, тогда зря мокнешь. Она переехала с семьей в Москву. Недели две назад.
Я тоже подошел к окну и наблюдал, как очередная история юношеской влюбленности закономерно перетекает в маленькую трагедию одного маленького человека, такую житейскую и естественную. Он стоял, насквозь промокший, держа в руке шикарный, но теперь уже бесполезный букет. Он со всей силы швырнул цветы об стену, а сам плюхнулся задницей в лужу и запустил пальцы в мелированные волосы. Было не понятно, текут ли по его щекам слезы, или это просто их дождевая имитация.
- Олег, может, затащим этого дурака к себе? А то знаю я таких, будет лежать до утра в грязи и проклинать судьбу. И сам заболеет, и нам поспать не даст.
-Нет, вот увидишь, щас, минут пять похнычет и свалит.
-Что-то сомневаюсь…
-Да ты знаешь, сколько тут таких вот ходит и страдает от неразделенной любви? Что мне, ночлежку для них открывать?
-Ага, и службу психологической помощи заодно,- вставил я.
Прошло пару минут, несчастный Ромео встал, последний раз взглянул на окно, из которого еще недавно могла на него смотреть «она», и, ссутулившись, медленно побрел через двор, волоча на себе мокрые, потяжелевшие и липнущие к телу мешки с надписями «Adidas» и «Puma».
-Ушел? - спросил развалившийся на диване Олег.
-Да,- ответил Вова и вернулся к своей ювелирной работе.
Я немного постоял у окна и, почувствовав, что начинаю дрожать, направился в прихожую, чтобы взять свою верхнюю. Подойдя к вешалке, я долго ворошил салат из ветровок, пуховиков и плащей, и неожиданно, нащупал руками нечто кожаное. Заклепки и шипы приятно холодили пальцы, молния, похоже, шла наискосок. «Косуха!»,- подумал я и вытянул куртку из горы тряпья. Из нас троих я был наиболее крупной особью, а потому почувствовал, что немного жмет в плечах, да и рукава были коротковаты. Растопырив локти и выпятив грудь, я неспешно продефилировал в комнату. Мое торжественное появление сопровождалась полными дружеского сарказма аплодисментами и возгласами. Я спросил у Олега:
-Твое добро?
-Нет, вот этот косматый упырь себе купил, и пришел похвастаться,- с наигранной завистью пробормотал он, небрежно указав на Вовку.
Я сел в кресло, не снимая крутой куртки, допил портвейн и вкрадчиво спросил у последнего:
-А знаешь ли ты, друг мой, откуда пошла мода на все эти кожанки с железочками, цепочками и заклепочками?
-Конечно знаю, кто ж этого не знает. Роб Хэлфорд из «Judas Priest» первым начал скакать по сцене в такой фигне. Он еще вроде на «Харлее» тогда выезжал.
- Так-то оно так.… А ты знаешь, что Хэлфорд – гей?
-Да знаю, знаю. Мне фиолетово, кто он в жизни, это его личное дело. Меня больше интересует его творчество.
-Полностью с тобой согласен. Просто хотел сказать, что косухи, кожаные штаны и полицейские фуражки – все это была когда-то гейская атрибутика. Вся эта продукция в изобилии встречалась в американских секс-шопах в отделе «садо-мазо». Это тебе так, информация для общего развития.
Я наблюдал, как Вовка медленно поменялся в лице и стал ошалело накручивать струну себе на палец.
-Гейская атрибутика? Ты меня разыгрываешь?
-Нет, честное слово, сам был несказанно удивлен, когда узнал. Но ты не парься. Это было черт знает когда, да и потом, выйди, погляди на улицу. Сколько металлистов с немытыми патлами расхаживает в таких вот курточках. И что же, все они - геи? Да больше я похож на балерину, чем они на геев. Просто не обращай внимания.
Вовка в задумчивости кивал головой:
-Это хорошо, что ты мне сказал.… Вот как отец приедет, я ему курточку отдам, ему все равно, в чем ходить.
Олег на диване загоготал:
-М-да, волосатик, любишь же ты своего родителя!
Я посмотрел на часы. Было восемь вечера, за окном уже стемнело, и в квартире становилось все холоднее. Глядя на эту пробоину в пыльной прозрачности стекла, я вдруг вспомнил ту замечательную песню, полную лихой безнадежности и веселого отчаяния. Вовка тем временем все-таки закончил со струной и уже успел притащить с кухни новую бутылку портвейна. Пока он щедро одаривал наши стаканы красивыми красными водопадиками, я спросил у Олега:
-А где твоя акустика? Очень хочется сыграть песню…
-Да вот же, справа от тебя.
Я повернул голову и увидел, что гитара прислонилась к шкафу и блестит своими красивыми изгибами.
Давно я ее не слушал, эту песню, поэтому пришлось поднапрячься, чтобы вспомнить аккорды и текст, не было сейчас настроения сидеть и подбирать на слух, хотелось просто сыграть. Когда, наконец, всплыл в памяти первый куплет, я начал:
Пришел домой, и, как всегда, опять один.
Мой дом – пустой, но зазвонит вдруг телефон,
И будут в дверь стучать, и с улицы кричать,
Что хватит спать.
И пьяный голос скажет: «Дай пожрать»…
Мои друзья всегда идут по жизни маршем,
И остановки только у пивных ларьков….
Я сделал небольшую паузу, опустошил свой стаканчик, и продолжил, теперь уже в сопровождении электрогитары Вовки и бэк-вокала Олега, которые, наконец, тоже вспомнили песню:
Мой дом был пуст, теперь народу там полно.
В который раз мои друзья там пьют вино,
И кто-то занял туалет уже давно,
Разбив окно (тут мы все трое с улыбкой посмотрели на наше),
А мне уже, признаться, все равно…
Мои друзья всегда идут по жизни маршем,
И остановки только у пивных ларьков….
А я смеюсь, хоть мне и не всегда смешно.
И очень злюсь, когда мне говорят,
Что жить так, как я сейчас – нельзя.
Ну почему?
Ведь я - живу!
На это не ответить никому...
Минут пять мы сидели в тишине, под впечатлением от песни и от ее соответствия обстановке и нашему настроению. Это был один из тех волшебных моментов, когда говоришь себе банальную, но такую согревающую фразу: «Нет, все-таки я не один в этом мире».
Потом Вовка тихо спросил:
-А как песня-то называется? Что-то запамятовал.
-Песня группы «Кино», называется «Мои друзья».
4.Чай.
Я вспоминал события этого дня, очередную 24-часовую порцию маленьких радостей и разочарований, обильно смоченных мерзопакостным дождем. Подумать только, что за один единственный день можно влюбиться, потерять давнего друга и вновь обрести двух!
Вовка и Олег, как же мне нравится сидеть у них в гостях, где теперь температура едва ли выше, чем на улице. Полы прогнили, а стены завоевал грибок. Это не страшно, с ними все равно тепло. Я смотрел на их лица и видел, что они настоящие. Что за выгода им со мной трепаться каждый вечер и пить вино, одалживать денег каждую неделю, гулять под дождем, рискуя заболеть?
Возвращаясь, я время от времени чиркал уставшими ногами по асфальту и прятался от опостылевшего дождя под зонтиком, который мне вручил Олег.
Оторвавшись от анализа дня, из последних сил игравшего свои финальные аккорды, я обратил внимание на идущую впереди пару. Бабушка и дедушка, такие маленькие, сгорбившиеся, брели, поддерживая друг друга, а дедушка еще опирался на трость. Несмотря на мучившую их одышку, они время от времени скрежетали своими слабеющими голосами и даже смеялись. Они отнюдь не были опечалены ни возрастом, толкающим их все ближе к критической черте, ни проклятым дождем, наверняка испортившим настроение половине жителей нашего города. Они добродушно смеялись и весело обсуждали, чем порадуют друг друга на ужин. Я шел позади, не осмеливаясь обогнать двух навеки влюбленных друг в друга людей. Это не был ни кинематографический нонсенс, ни книжная фантазия, это была жизнь, подверженная болезням и старению, и, тем не менее, не лишенная солнечных лучей даже в такие дождливые дни, как этот.
Я все силился расслышать, о чем они говорят, но дождь продолжал создавать помехи, и проносившиеся мимо автомобили звучно разрезали омут луж. «Чай» - послышалось мне.
В самом деле, в моей левой руке болтался пакет с покупками, среди которых был тот китайский чай, что я купил еще утром. А ведь мне тоже есть, с кем сегодня попить чаю.…Ради этого стоит еще одну ночь помучиться на диване!