Весь мир утоп в вязкой пустоте. Тихо. Но только в отличии от могильной тишины, с запахом сгнивших и расклёванных пасхальных яиц, и трелью соловья где-то на ветки тополя, я не чувствую спокойствия, меня одолевает тревога. Я иду со знакомой по Ваганьковскому кладбищу. Искрится позолота ограды в лучах заходящего солнца. Могила дочери Шилова. Ворона боязливо расклёвывает раздавленную «муравьём» тушку голубя. Девушка в чёрной юбке и на высоких каблуках возвращается после кладбищенской прогулки. Складка жира на животе. В этом мире уже больше нет ничего, кроме меня, и густой тревоги. Я говорю о переселении душ, о вере. Но это меня не заботит. Я боюсь остаться наедине, с пустым ноющим страхом, который я пытаюсь утопить в потоке фантазий.
*
На лавочке сидит хиповго вида студентка и араб.
- Ну и погодка сегодня, - говорит девка.
- Да, вообще обещали заморозки, - я сижу в рубашке с короткими рукавами, - прикуриваю белую сигарету LM.
- Да, пора валить из страны! – говорит студентка, араб улыбается.
- За несколько дней, - слышу такое не первый раз. Куда в Индию, на даун-шивтинг, или в Швейцарию, работать в Макдоналдс?
- Пора. От нашего правительства ещё не того дождёшься…
В этот момент я вижу, как парень сыт возле сетки футбольного поля, что-то говорит в своё оправдание. Покачиваясь, он идёт к лавочке, где сижу я.
- О, привет… а кажется, ты не тот с кем я разговаривал, но всё равно, - я перекладываю рюкзак и он садится рядом.
- Садись, - студентка и араб уходят, подваливает парень в кожаке, у него длинные немытые волосы, кривые ногти, лицо в мелких прыщах.
- А вообще Баян Ширянов говно написал, - говорит он. Пьяный парень рядом со мной пьёт вино из картонной упаковки. Подваливает ещё один тип, на нём рубашка, которая явно велика по размеру, на ней пятна вина, рукава подвёрнуты. Он говорит, что пришёл за женой и просит угостить его, кивая на пакет.
Все трое в похмельном отходнике и слегка пьяны.
- А вообще я стану президентом Белоруссии, попомните мои слова, я вообще россияненавистник… - говорит ссыкун. Надо всех людей взять и посадить в концлагерь, - разговор начинает набирать темп.
- Я как после того, как траванули клафелином жив остался… Врач меня спрашивает, что перед этим употреблял, - я говорю, - героин. А один раз вообще ходил по Москве, искал сто рублей, встретил чувака, который грабил и убивал, у него это реально на глазах было написано, он мне полторы тысячи дал, говорит, специально граблю, чтобы, таким как ты помогать…
Парень рядом встаёт, расстегивает ширинку и ссыт прямо у всех на виду возле лавочки. На белой тойоте в этот момент проезжает ректор.
Я встаю с лавочки и иду на лекцию. Там молодая преподавательница читает лекцию. У неё выточенная фигура, и угловатое лицо с тонкими губами, чёрная прядь волос свисает со лба.
- Пелевин я, считаю, просто заигрался, сам попал в ловушку, о которой пишет. Для меня он как писатель закончился на Generation П, а дальше это что-то безусловно заслуживающее внимание, но не литература.
Когда она повернулась к доске, в голову врезается видение, как я стягиваю с неё джинсы.
*
Сначала мы пили с ней пива, потом закончились деньги, и поскольку не могли разъехаться поехали к другу. В машине она говорила, почему я не выбрал её, а предпочёл другую. У друга оказалась гашиш, мы курим, она слегка вдыхает, но её быстро сносит. Маленькая пластиковая бутылка из-под кока-колы ходит по кругу. Я смеюсь, она мне нравится всё больше и больше. Но почему-то, она мне представляется в виде знакомой из Урала по «контакту». Друг уходит спать, у него рано утром смена. Мы ложимся на узкую кровать лицом к друг-другу. Меня обдаёт жар её дыхания. Её рука нежно ходит по моему лицу, спускается на грудь. Я обнимаю её, и начинаю нежно ласкать, но как только рука опускается ниже, она взбрыкиватся.
На утро она просит налить ей воды. Я наливаю ей воду из-под крана, другой нет. В раковине грязные сковородки, посуда. Рядом заляпанная грязная газовая плита.
*
Ночь. Фары выдёргивают дорогу с подъёмами и поворотами. Стрелка спидометра плавно набегает на 180.
- Я лучше пристегнусь, - говорит Бенч. Чувствую лёгкое опьянение после испанского портвейна. В зеркало смотрю, как удаляются фары сзади.
- Похоже, что оторвались.
Ставлю машину возле дома. Заходим. Забиваю косяк.
Я курю…
- Чего-то не торкает.
- Ну, выпей, - я наливаю себе водки из тонкого горлышка. На бутылке этикетка «Журавли».
Скоро рассвет. Я так и не могу запьянеть, сижу за столом. Бенч лежит на кровати и говорит:
- Ну, покури.
- Да я уже всё скурил, блин.
- Ну, выпей.
Бутылка пуста. Рассвет. Садимся в машину. Воняет испражнениями. На заднем сидении лежит ментовская фуражка.
- Обосрался сука, я же говорил, - нужно было брать классику, хоть тухлое мясо вози, не будет пахнуть.
- Пох.
Едем по шоссе. По бокам живописные поля, обрамленные сине-зелённым затуманенным лесом. По радио поёт «Осень» ДДТ.
Въезжаем в заброшенный карьер. Встаём в метрах двадцати от обрыва.
- Хорошая машина, блин, даже жаль, - говорю я, засовывая в горлышко бензобака грязную тряпку.
Бенч долго копается, пытается включить нейтралку.
- Там же автомат. Ключ в зажигание нужно вставить.
*
Мы сделали дело очень быстро. Перерезали ему дорогу. Он был один. Неторопливо вышел из своего лексуса. Вскинул руку, мол, в чём дело. У Бенча был охотничий карабин СКС, он стал сразу стрелять. Экспансивные пули жёстко врезались в тело, вырывая куски мяса. Он всадил всю обойму, - десять пуль. Я подошёл и в упор сделал выстрел из пистолета.
*
Сдал все экзамены. На улице терпкая летняя ночь. Приветливо светятся окна соседних домов. Серп луны, засел между серыми похожими на сажу облаками. На душе умиротворение. Может быть, такое спокойствие от того, что я занюхал спиды.
- Пойдём в клуб? Познакомимся с бабами.
- Чето поздно уже, четвёртый час, уже под конец придём.
- Пох, - Я оставляю, документы, ключи от машины на столике. Прячу пистолет под книги.
Идём пешком. В чёрном БМВ сидят. Скольжу взглядом в открытые окна, там такие же упоротые как и мы.
«Наша история не дешёвка. Наша история началась…» орёт музыка.
Приходим в клуб. От-туда валит уже народ. Пацан достаёт бутылку водки из куртки.
- Пить будете?
- Будем.
Подходит индус.
- Вы не видели парня с айфоном, в рыжей кепке, дал ему позвонить…
- Давно в Москве? – спрашиваю я.
- Да я десять лет здесь.
- Кинули тебя на телефон.
Идём в магазин. Там стоят у прилавка два американца и что-то выбирают.
- USA? – спрашиваю я. На лице у него расплывается улыбочка. Жмём друг другу руки.
Пьём водку. Я отхожу. Знакомлюсь с компанией девушек. С ними парень. Мы хаотично идём по бульвару. Хотим зайти в пивную, но она закрыта. Остаёмся вдвоём на бульваре. Поднимается солнце. Мы сидим, прижавшись к друг другу, разговариваем. Отходняки. Я легко дрожу. Мне просто хорошо с ней. Думаю, зачем во всё ввязался. Хотелось риска, чувства жизни. Я думаю, что жизнь это странная штука, и живу я как-то не так. И зря, наверное, я так не любил людей, с лёгкостью обрывая нити их судьбы.Думаю начать всё сначала.
*
Они схватили меня, когда я шёл к метро, сунули несколько раз и затащили в микроавтобус. Мы долго куда-то едем.
- Ну что, сигарету-то выкурить можно?
- Давай, мы же не звери, в отличие от тебя, кури. Толстый всовывает в зубы сигарету и прикуривает, - я со связанными руками стою на коленях.Я смотрю на его модный рововый воротничок рубашки.
- Ну, покурил? – я сплёвываю бычок, - мне уже не страшно, но сердце продолжает яростно колотиться.
Он взводит старый, отполированный от ношения ТТ.
Чёрная пустота охватывает меня. Такой чистой черноты я ещё не видел.