И она подняла бокал, и я знал, что он был наполовину отпит, знал всё, что она скажет, вплоть до того, что зубы были причиной её одиночества.
Скажет, что это не помогало – стоять часами и чистить зубы.
Знал, что она отстранится от меня и скажет:
- Человеку нужна улыбка. Женщина без улыбки – женщина без шанса.
Так она наказывала меня за то, что я забыл восхититься тем, что она cкинула пару килограммов.
Но я хотел, чтобы всё было на месте. Избыток плоти, в котором утопали мои пальцы.
Я влюбился в неё в клубе фольклорного танца, где она блистала.
Я попытался уткнуться ей в грудь, сделаться маленьким, поскулить немножко, позволяя ей быть сильной, утешающей меня. Она сжалась, будто пряча сокровище, и сказала:
- Человек хочет улыбаться.
Тогда я встал. Медленно оделся.
Она осталась сидеть. Выкрикивала свой монолог о зубах и одиночестве, как будто я просто вышел в ванную. Как будто не я опять хлопнул дверью. Не затопал вниз по лестнице.
И всё же я стоял, несмотря на холод и сырость, что прокрались под одежду, не садясь в автобусы, которые один за другим проезжали мимо, стоял, словно ждал, что она выбежит ко мне в слезах, чтобы извиниться. И мы пойдём к ней, и я должен буду сказать, что она красива, и она не оборвёт меня – наоборот, скажет, что она верит мне, верит на самом деле.
И бывают моменты, когда кончики моих пальцев доверяются памяти и до сих пор чувствуют, как это - блуждать по её нервной коже.
Авторизованный перевод со шведского и пояснения Шахризы Богатырёвой