Перемена звенела радостными голосами малышей: они беззаботно носились со скоростью света по этажам школы.
В учительской почти тихо.
- Завтра утром приведёшь Лилию Александровну, - проговорила строго и чётко Нина Петровна, восседая в мягком кресле для отдыха.
- Зачем? - нахохлился стоявший перед ней девятиклассник Колька Воробьёв.
В свои пятнадцать лет он был невысок, щупловат. Тонкие руки стеснительно вылезали из рукавов куртки, да и джинсы были коротковаты. На длинной шее крутилась по сторонам беспокойная голова. На ней - взлохмаченные коричневатые волосы. Лицо усыпано яркими веснушками. В круглых карих глазах – тревога и тоска. Нос как клювик. Маленький рот и всегда обветренные губы.
Он смотрел не в глаза учительнице, а на педагога Сухомлинского, портрет которого висел над креслом небрежно, криво. «А вдруг рамка упадёт ей на голову?» - заволновался Колька.
- Вторую неделю на питание деньги не сдаёшь. А собес каждый месяц перечисляет тебе дотацию на школьные обеды. Иди. Всё. Завтра. Жду, - последние слова Нина Петровна проговорила, как уставший от армейских команд немолодой старшина.
- Есть, товарищ классный руководитель, - чётко, отрывисто, по-военному ответил и Колька.
- Иди. Не паясничай, клоун, - равнодушно ответила Нина Петровна.
Ученик сделал разворот на сто восемьдесят градусов, как солдат, и чеканным шагом вышел из учительской.
Для учителей он клоун, а одноклассники звали его Воробьём. И не только потому, что фамилия у него птичья. Он и впрямь был похож на воробья, особенно когда на кого-нибудь дулся. Правда, это бывало редко.
***
Сентябрь сегодня исплакался, изветрился, разобиделся: хотел солнца. Тополя вдоль школьной аллеи ещё вовсю зеленели, купаясь под тяжёлыми нитями первого дождя. Ждали бабье лето.
От школы до дома Колька мог добраться за пятнадцать минут. Сейчас ему хотелось идти вечность и подставлять колючим каплям с неба своё лицо.
Он давно ощущал, что мать не воспринимает его как взрослого, а ему были понятны и её тоска, и лень, и равнодушие ко всему вокруг. Даже то, что она совсем перестала плакать, было ему понятно, только очень больно.
«Ты моё несчастье», - сын слышал от матери тысячу раз. Придёт домой - будет тысяча первый. Опять заноет под ложечкой. И опять так захочется обнять её, беспомощную и такую родную. Они почти не разговаривали последнее время.
Колька часто отказывался питаться в столовой, когда мать пропивала деньги. Да, на обеды дотацию перечислял собес - она её получала на почте, где работала два года. Мыла полы. Два года как две тысячи лет, долгих, пустых, серых, с запахом сырых тряпок на швабре.
«Скорей бы закончить этот учебный год. Поступить в училище на шофёра. Уйти в общежитие. Помогать во всём буду. Может, так ей станет лучше. Без меня», - строил планы Колька.
***
«Ты моё несчастье», - зазвенело у него в ушах, когда добрёл до своего дома. Это была старая хрущёвка. Здесь они снимали квартиру.
«Вчера не было денег даже на хлеб… Последние, что на питание прислали, мать истратила на выпивку… Даже хозяину квартиры деньги не отдала – опять будет у всех занимать… Даст только тётя Оля. Она соседка очень добрая… Вчера с дачи яблок и овощей принесла… Их и ел целый день… Ещё кабачки тушил… А Нина Петровна давно уже всё знает про выпивки… Зачем надо в школу вызывать, ведь понимает, что денег нет… Только бы в интернат не отправили, как Серёгу... У того отец пьёт…»
***
« Ты моё несчастье», - больно кольнуло в висок.
«Ну зачем она так? Зачем? Молодая, такая красивая. На артистку похожа. Все-все так говорили. И отец - тоже. Он так сильно их с матерью любил, но её – всё равно больше, сильнее… и баловал, как ребёнка. Своим цветком называл, гладил по голове осторожно и нежно…»
Колька последнее время часто вспоминал свой деревенский дом, где было много цветов в красивых горшочках. Мать любила цветы, ухаживала за ними.
***
Его родители вместе в городе учились. Стали ветеринарами. Поженились. Лиля любила мужа, любовалась и гордилась им. С ним - хоть на край света! Мечтала о сыне. Даже назвала его именем мужа.
Она родилась в городе. В деревне её считали особенной, городской. Нежной, хрупкой. А Колькин отец деревенский. Крепкий был, могучий, как дуб. Всё умел. Головастый и рукастый, как говорили вокруг. Сам построил красивый дом.
Николая и Лилю все очень уважали.
***
Иногда Кольке казалось, что отец – мать. Возился и нянчился он с сыном много. Умел и любил заботиться о своём неоперившемся птенце.
Потом отца не стало. Машина сбила. За рулём пьяный и шальной Стёпка Ветков сидел. Известный в деревне лихач.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Лилия Александровна пила каждый день, на работу не ходила: не смогла справиться с горем.
Не смогла видеть каждый день ветлечебницу, где нет мужа. Не смогла ходить по дому, где не слышно заботливого голоса. Не могла видеть сына, который был похож не на отца, а на беззащитного воробья.
Однажды, пьяная, она курила, потом уснула. Её спасли. Дом сгорел, а с ним, как ей казалось, - счастье.
После пожара жили у свёкра и свекрови. Они заботились о внуке, о снохе. С ними было тепло, но невыносимая тоска по мужу съедала, бороздила глубоко, больно не только душу, сердце, но и лицо Лили.
Она с Колькой вернулась в город. Стала искать съёмное жильё.
***
«Папа, хочу в наш дом! Хочу с тобой лечить Найду. Передние лапы у неё сильно обгорели. Её к себе бабушка с дедушкой взяли, вылечат ли? Хочу с тобой долго, долго говорить. Хочу листать твои большие книги – их больше нет!»
***
«Ты моё несчастье»… Колючка в виске Кольки всё сверлила и сверлила: «Ну и пусть не похож на отца. Сейчас не похож. Пока не похож».
Он сел на мокрую скамейку у подъезда их обшарпанной трёхэтажки. Дождь приятно усмирял колючку в виске.
«Завтра у матери день рождения. Отец всегда ей дарил ромашки. Она их любит. Деньги, что бабушка привезла, припрятаны хорошо. Сейчас можно взять незаметно. Потом - пулей в магазин. Букет постоит у тёти Оли. А утром в дверь - стук морзянкой, как отец!» - сердце Кольки радостно забилось.
***
Припрятанные деньги Колька дома не нашёл. Мать лежала на диване пьяная, чужая. Увидев сына, она лениво приподняла голову с подушки и чужим голосом, как приговор, произнесла обычную для него фразу: «Ты моё несчастье».
Колька почувствовал, как его с ног до головы покрывает морозный иней. Словно в стопудовых кандалах, он подошёл к окну. Убрал пластмассовый горшок с засохшей фиалкой. Открыл створки. Взобрался на подоконник. Посмотрел с болью и тоской на мать. Она уронила непричёсанную голову на грязную подушку и закрыла глаза.
«А я тебя очень люблю, мама, очень», - сказал Колька шёпотом и взглянул в дождливое небо…