В седьмом классе Наталья Верховодова – моя одноклассница влюбилась. Она грустно смотрела в окно, краснела, когда девчонки над ней подшучивали. Семья у Натальи была простая: она, брат Андрей (младше её на 2 года), отец, мать и бабушка – мама её мамы. Женские гены были настолько сильны, что женщины в семье внешне не отличались друг от друга. Бабушка была как две капли воды похожа на прабабушку, мама Наташи – на бабушку, Наташу в юности путали с мамой, а потом дочь Натальи лично я однажды приняла за Наташу. Причём они были похожи буквально всем: и причёсками, и фигурами, и манерами одеваться, разговаривать, двигаться.
По поведению Наташи её мама сразу смекнула, в чём дело, и у младшего Андрюшки выпытывала новости: кто, где, когда, зачем, почему? Андрюша рассказывал матери небылицы, поскольку сам ничего толком не знал, но ему хотелось, чтобы мать думала, что Наташа доверяет ему свои секреты.
Однажды Андрейка наплёл матери невесть что, та перепугалась за дочь, начала выяснять… Всё сразу стало на свои места, а зарёванный Андрюха сопел носом ещё неделю, потому что Наталья таких шуток не терпела, и рука у неё была тяжёлая. Два года она страдала за сыном зубного фельдшера, что был старше нас всего на один год.
Сашка – смазливый блондин чуть заикался и чуть картавил, но это очень шло ему, и половина девчат в школе тайно страдали по нему. Мне тоже Сашка нравился, но, глядя на Наташкину тоскующую физиономию, я понимала, что не настолько, и, «прострадав» недели три тайно, начала «болеть» за Наташку.
Она была среднего роста, боевая, чуть полноватая для девчонки её возраста, с длинной белой густой косой, которую обрезала в целях красоты, вопреки воле матери. Мать влепила ей затрещину, но поняла, что Наташке стрижка очень идёт, и успокоилась.
А непокорная Наташка стала посещать парикмахерскую, где её непослушные густые волосы накручивали на бигуди и делали причёски с начёсом. Она одной из первых начала красить ресницы и подкрашивать губы, за что по тем временам ей доставалось от учителей и от матери с бабушкой, а мы старались не отставать от Натальи. Именно тогда за ней начал «ухлёстывать» Фомич. Так мы называли нашего оторвилу – сверстника, без которого не обходилась ни одна сельская потасовка. Фомича, а звали его Вовка Фомиченко, всегда украшали шрамы. Он то и дело ходил в синяках, с подбитым глазом или порванным ухом. Авторитетов Фомич не признавал. Он задирался на всех и всегда. Сквернословил он мастерски, перед этим сплёвывая через губу. Это он увидел в каком-то кино. Всегда ходил нараспашку в материнском полушубке, ибо мать его работала в милиции, а Вовка был незаконным сыном бывшего начальника, которого из-за этой связи срочно перевели в другой отдел. Фомича отец признавал и любил, а поэтому выручал его из всех ситуаций, когда мать Вовки в очередной раз просила об этом.
Наталья снисходительно принимала от Фомича все оборванные в местных палисадниках лучшие цветы, позволяла провожать её домой, хотя претендентов больше не было. Никакой трагедии не произошло, ибо Сашка после восьмилетки уехал в Ленинград, там окончил школу, поступил в институт и женился. Судьба его пошла совсем по другому руслу…
Наталья после школы уехала. Она поступила в техникум. Вовка страдал, потому что он готов был жениться на ней в 16 лет, но тогда невеста его отвергла.
Он писал ей страстные письма, а меня просил проверять ошибки, потому что русский язык ему давался с трудом, другое дело ненормативная лексика. Затем он старательно их переписывал и отправлял авиапочтой.
В одном из ответных писем Фомичу Наташа пожаловалась на жизнь в общежитии. Вовка пулей бросился на выручку. После разборок с местными «пацанами», они вернулись втроём: Фомич, его начальник-отец и Наташка. И уже через 2 недели пригласили меня на свадьбу.
Свадьба, а вернее вечер в доме Натальи прошёл весело и тихо, без драк. Большого начальника-папы Фомича там не было. Тётя Аня, Вовкина мать, пришла на свадьбу со своим новым мужем и сыном от этого брака.
На зависть всем, тётя Аня вручила Вовке кругленькую сумму денег, и все сразу поняли от кого, потому что со своим мужем они вечно занимали у соседки сотню до получки. Её муж- инвалид войны напился и слёзно пел какие-то песни и частушки, пока Фомич не нагнал его домой. Весь вечер счастливый жених в белой рубашке не сводил счастливых глаз с Наташи, сам кричал неоднократно «горько» и нежно её целовал. Машину на свадебные деньги они покупать не стали, а приобрели всё необходимое малышу, которого с нетерпением ожидали.
Наташа родила Маринку, свою вторую копию, и возила её в шикарной бордовой коляске, которую купил родной дед. А Вовка приобрёл недостроенную хатёнку и старался её достроить.
Маринке было три годика, когда их молодая семья решила поехать на заработки в Сибирь. Наталье купили шубу, сапоги, тёплые вещи. Фомича одели в зимнюю милицейскую форму, которую прислал отец. Собрали прощальный ужин, и Вовка сказал мне, что едут они по приглашению его друга, с которым вместе служили в Сумгаити, а сейчас тот хорошо устроился прорабом на стройке:
— Это он писал за меня письма Наташке. Он тогда всем писал, кто просил. Ни одна не устояла против его «суси-пуси». Да и потом… жить есть где. У его сестры – двухэтажный дом, а она одна, ей с нами веселее будет.
Фомиченко уехали и стали писать письма, полные любви и добра.
Маленькой Маринке было пять лет, когда Наталья вернулась вместе с дочкой к матери. Трудно было поверить сначала в её бесхитростный горький рассказ.
В Сибири они остановились в том самом двухэтажном доме сестры друга. Ольга, так звали хозяйку, сразу начала строить глазки Фомичу. Как оказалось, она несколько раз приезжала к ним в часть, и уже там начинался их роман с Володькой. До конца не сумев завладеть его сердцем в армии, после нескольких попыток устроить свою личную жизнь, она уговорила брата любым путём вызвать Вовку к себе. Уж она-то помнила их страстные ночи в его солдатских буднях!
В Сибири, сначала скрытно, а потом совершенно не стесняясь Наташи, они закрывали её вдвоём с дочерью на ключ на втором этаже и предавались пьяным утехам.
Раз пять Наталья пыталась бежать, но каждый раз Фомич догонял её, избивал на глазах дочери и возвращал обратно. Наталья сбросила однажды со второго этажа связанные простыни, спустилась с маленькой дочуркой, прибежала раздетая к другу-прорабу, и он им помог уехать… К этому времени Маринка начала сильно заикаться, перепуганная выходками Фомича. Тётя Аня тяжело выдохнула: « Значит, весь в отца»… Отец Наташи обещал его пристрелить, если Фомич только посмеет явиться к ним.
Но Володька так и не явился за родными. Его привезли хоронить домой через месяц. Оказалось, что именно в тот час, когда Наталья сбежала из ненавистного дома, огромный «КамАЗ» Фомича сорвался с домкрата и придавил его, протащив по наклонной дороге около ста метров. Он был ещё жив. Мать ездила к нему. Вовка всё время бредил и кричал: «Наташа!»
В последнюю минуту жизни он открыл глаза и сказал: «Это меня Бог наказал, мама. Наталью любил и люблю. Её не вини. Я виноват. Простите меня…»
Тётя Аня почернела лицом и совсем поседела. Она похоронила сына, а через две недели мужа. Её инвалид скоропостижно умер. Сразу взрослым стал казаться её младший сын. Анна пережила Фомича и мужа на два года: не выдержало сердце.
А Наташа старалась все забыть. Она уехала в соседний провинциальный городок и устроилась работать в большую торговую организацию. Там ее избрали освобожденным комсомольским секретарем. Жить стала на квартире, а хатенку свою здесь продала. Я встретила ее в дорогом нарядном пальто и с модной сумкой под цвет высоких сапог. Черная шляпа, перчатки и шарф дополняли ее наряд. Мы обнялись с ней. Наталья рассказала, что полгода назад удачно вышла замуж. Он – известный на всю страну мастер спорта, занимается с детьми, работает тренером. Очень красив. Она показала фото. «Действительно красив», – подумала я. Мы расстались. Через пять лет удачного замужества Наталья оказалась в городской больнице. «Ты бы съездила к ней, успокоила», – сказала мне постаревшая ее мама. В голосе звучали слишком тревожные нотки. Я поехала. Наталье лечили нервы и сердце.
Оказалось, что ее избранник у себя на работе изнасиловал несовершеннолетнюю девочку. Его судили, дали десять лет строгого режима…
Я ездила к ней три месяца. Слава Богу, она поправилась, и мы опять надолго расстались…
Наша очередная и неожиданная встреча состоялась в родной школе на родительском собрании. Я, оказалось, учила ее приемных детей от третьего брака. Андрюша и Инна были сверстниками ее дочери Марины. Дети ладили между собой. Их родная мать сидела в тюрьме. Андрюшка не отходил от «новой» мамы Натальи. Жалел ее. Любил. Ему было всего десять лет. Инна ревновала Наташу к Маринке – ее родной дочке. У девочек был талант к рисованию. Инна потом стала художницей.
А Наталья как будто нашла себя. Я не видела в школе более внимательной и заботливой мамы трех детей. Всегда нарядные, накормленные и согретые лаской…
Муж Натальи получил повышение и был назначен генеральным директором огромной строительной фирмы. Они получили пятикомнатную квартиру в коттедже, строили в горах двухэтажный дом, а у нас за рекой – двухэтажную дачу. В доме царил комфорт и уют. Всегда веселые и заботливые, они дополняли друг друга даже внешне. Дети выросли. Хотели поступать учиться, но… Наталья как будто была проклятой кем-то. Она заболела, причем очень серьезно. Рассеянный склероз усадил ее в инвалидное кресло. Она всячески сопротивлялась. Даже на свадьбе дочери была веселой и оптимистичной. Маринка по сельским меркам по любви, но неудачно, вышла замуж за одного из восьмерых детей очень бедного семейства. Ровно через полгода муж пропал. Его так и не нашли. Хотя и объявили во всесоюзный розыск. Она осталась одна с малолетней дочкой.
Натальин муж вначале добросовестно пытался окружить ее заботой, но вернулась из тюрьмы его жена. И он начал метаться между двух огней, а потом и вовсе закрутил роман с одной из сестер Натальиного пропавшего зятя. Наташа вначале уповала на его совесть, а потом решила тихо переехать на дачу. Когда ее на инвалидной коляске привезли туда, оказалось, что дачи давно нет. Она полностью разобрана ее благоверным и продана в виде стройматериалов, а их новый дом давно переведен на его маму. Общая квартира также давно числится на его дочери. После многочисленных судов муженек купил Наталье однокомнатную квартиру, куда она перед смертью переехала со своей ухаживающей за матерью дочкой и маленькой внучкой, которая, не понимая их нищенского положения, каждый день просила у бабушки шоколадку, а Наталья молча глотала слезы.
Наташу часто навещал ее неродной подвыпивший сын, который, усевшись на корточках у ее ног, клял свою жену Ленку, беженку из Чечни, не имевшую ни кола, ни двора и родившую ему двух детей. Потом он начинал проклинать непутевого отца, из-за которого спилась и сидела в тюрьме его родная мать, затем переходил на сестру Инку, которая вернулась к родной маме в Туапсе и связалась со старым «хрычом» – таким же художником, как она.
После очередной партии выкуренной травки и принятой вволю сорокаградусной его нашли ранним утром замерзшего на улице почти рядом с домом, который подписал на него отец, умерший внезапно от обширного инфаркта. Наталья об этом не узнала. Муж пережил её всего на сорок дней, когда душа Натальи предстала перед Божьей матерью.
Дочь Наташи с протянутой рукой к добрым людям собирала сначала на похороны, а потом на поминки красивой гордой мамы, после смерти которой в углу до сих пор стоит импортная инвалидная коляска, не встретившая со своей хозяйкой Натальино пятидесятилетие…
Дочь, сдав эту квартиру каким-то беженцам на десять лет, уехала. Брат Наташи, похоронив родителей, став инвалидом, долго болел, а этой весной посетил могилу сестры последний раз. Теперь они рядом: Наталья и Андрей. Улыбающиеся, красивые на фотографиях в траурной рамке. Когда-то я писала ей стихи:
Ах, Натали, ты моя Натали,
Помню тебя невестой…
Тогда белоснежной была фата,
А жизнь – это «тили-тесто…»
Тогда я особенно не задумывалась над собственным изречением. А теперь поняла: к жизни надо относиться бережно и ценить каждый миг под солнцем, пока жизнь можно лепить, как тесто…
Ноябрь 2011г