- Авеню Франклина Делано Рузвельта? – без особой надежды склоняюсь я к окошку последнего авто в очереди такси перед аэропортом Шарля де Голля. И тут же замираю в этой неудобной и довольно-таки неприличной позе.
За рулем сидит девушка. Рыжие волосы, туго стянутые в хвост. Позерская ухмылочка на губах. Солнечные очки на пол-лица. Впрочем, даже несмотря на очки, я чувствую на себе ее взгляд – пристальный, оценивающий. Наверное, с таким взглядом ходят по супермаркетам миллионы американцев, присматривая себе индейку на семейный ужин в честь Дня благодарения. Как ни странно, но я выдерживаю этот поединок, не сводя глаз с ее очков.
- Валяй, - наконец говорит она, кивком головы указывая на заднее сидение.
Я едва успеваю усесться и захлопнуть дверь, как машина трогается с места.
- Почему все эти не захотели меня везти? – вслух недоумеваю я, пока такси разгоняется по шоссе. – Потому что я американец? Или, может, потому что пробки в городе?
- Потому что мудаки, - отрезает девушка.
Что ж, вполне резонное умозаключение, отмечаю я про себя, но озвучить эту мысль не решаюсь. Некоторое время мы едем молча. Разговор нам заменяет звучащий из динамиков речитатив. Судя по всему, это какой-то французский рэп, потому как на Эминема не особо похоже. Вдруг я замечаю, как она поглядывает на меня в зеркало заднего вида, ехидно при этом усмехаясь.
- Чего? – не выдерживаю я.
- Летиция, - отвечает мой водитель, подмигнув мне в зеркало.
- Марк, - улыбаюсь я, а в это время мочки моих ушей краснеют.
У меня всегда краснеют мочки ушей, когда я вру. Не могу объяснить, почему я ляпнул, что меня зовут Марк – это как-то само собой произошло. Что ни говорите, а я не привык знакомиться в Париже с водителями такси. Особенно, если водитель – рыжеволосая девушка.
- Нихрена ты не Марк, - заявляет она мне через секунду. – Тебя зовут Мэтью, тебе 27 лет, ты живешь во Флориде.
От неожиданности у меня даже челюсть отваливается.
- Вот это да! Здесь все девушки такие проницательные?
- Какая, в жопу, проницательность? – хохочет Летиция. – У тебя вон бирка на чемодане висит. Фокус прост, как два пальца об асфальт.
Вот же идиот! Рядом со мной на сидении и вправду выпятил пузо мой потерто-синий чемодан, в пластиковую бирку которого вставлена бумажечка с каллиграфическим почерком моей мамы.
Имя, дата рождения, адрес.
- Или это дата рождения твоего чемодана, а? – не унимается водитель такси.
Мне в голову не приходит ничего остроумного, поэтому вместо ответа я начинаю рассматривать проносящиеся за окном пейзажи. Мы почему-то едем по тенистым аллеям то ли парка, то ли леса. Еще через несколько минут я отчетливо осознаю, что Франклином Рузвельтом тут и не пахнет, не говоря уже об авеню – и в это время машина останавливается.
Летиция выходит из такси, открывает заднюю дверь – и через секунду мой потрепанно-синий чемодан двадцати семи лет оказывается под ближайшим деревом. Она расстегивает две верхние пуговицы своей джинсовой куртки и распускает волосы.
- Ого! Здесь все девушки такие резвые? – интересуюсь я, а в это время мои глаза начинают блестеть.
У меня всегда блестят глаза, когда я возбуждаюсь.
- Это ты еще резвых не видел, - хитро улыбается Летиция, забираясь ко мне на заднее сидение.
***
Я лежу, закрыв глаза, и блаженно улыбаюсь. У меня всегда такая улыбка на лице после умопомрачительного секса. Я улыбаюсь, а мое тело сковывает сладкая усталость. Я не в состоянии и пошевелиться от наслаждения, и даже тело Летиции, лежащее на мне, кажется сейчас неоправданно тяжелым.
- Да-а-а, такого секса у меня еще не было… - довольным голосом признаюсь я и тут же осекаюсь. Потому что произношу я это голосом Летиции.
Я ошарашенно открываю глаза и натыкаюсь взглядом на собственное лицо, которое нависает надо мной. По нему расплывается знакомая ехидная улыбочка.
- Ну, я рада, что тебе понравилось, дорогой, - произносит мое лицо моим же голосом. – Хотя теперь тебя правильнее называть «дорогая».
Какого черта? Я осматриваю себя – нынешнюю себя – и пытаюсь придумать хоть какое-то оправдание тому, что мои мозги оказались в теле этой парижской таксистки. А может, все это – просто бредовый сон? Я изо всей силы щипаю себя за новую – кстати, вполне аппетитную – задницу.
- Твою мать!
Это, оказывается, больно. Новоиспеченный Мэтью, который успел в это время натянуть на себя всю мою – в смысле, мужскую – одежду, заливается раскатистым смехом.
- Не порть тело! Оно тебе еще пригодится.
Я сейчас никак не могу разделить его (ее?) радость, поэтому воплю истеричным писклявым голосом:
- Ты, долбанный хмырь, объясни мне, что вся эта хрень означает?!
«Хмырь», который ухватился было за потрепанно-синий чемодан, на секунду задумывается.
- Ну, как… - произносит он, как будто рассуждает вслух. – Это вроде эстафеты. Три года ты крутишь баранку парижского такси, а потом тебе попадается какой-нибудь олух, которого ты охмуряешь и – вуаля! – свобода. Фокус прост, как два пальца об асфальт. Так что удачи, милочка!
Он посылает мне воздушный поцелуй, разворачивается и топает в направлении города, время от времени спотыкаясь новообретенными ногами о кочки.
- Так я же города даже не знаю! – кричу я ему вслед, уже без особой надежды.
- Там карта в бардачке! – машет мне на прощанье мое бывшее тело и исчезает за деревьями.