Ну и Петрович

Григорий Кузнецов
Евлампий Петрович работал в паровозном депо машинистом. Прошёл войну от начала до Победы, но сожалел о том, что не довелось побывать в Берлине.
На вид коренастый мужик невысокого роста. Большую часть его лица занимал нос. В депо о нём говорили: «Нос с картошку, голова с арбуз». Глаза у Петровича добрые, со смешинкой. Человек старинной ковки: ширококостный, сутуловатый. А  в общем-то, ничего особенного, мужик как мужик.

Была в нём одна изюминка – любил юмор, шутки. Никогда не унывал, и где бы он не находился, там всегда царили смех и веселье. Анекдотов знал уйму, умел их рассказывать. Мог разрядить обстановку в коллективе в любое время суток, особенно перед утренним рейсом, во время медосмотра. Сидят мужики, как обычно, ждут своей очереди, в организме каждого царит  полудрёма. Но стоило появиться Петровичу, сразу начиналось оживленье. Окинет он взглядом присутствующих, выберет самого хмурого и спросит, как бы между прочим: «Степан, а ты что ж это спросонья разные валенки обул? Один подшитый, второй нет. Будешь ходить как утка».

- Да ты что, Петрович? – осмотрит  тот свою обувку  и, успокоится. – Ох, и клоун же ты. Тебе в цирке людей смешить, а ты на бочке с дымом ездишь.
А мужики давай зубоскалить, смех стоит,  аж стёкла в окнах дребезжат. Мимо прошла техничка с ведром и длинной шваброй, Петрович тут же съязвил.
-Какая прелесть! Был бы холостяком ребятки, не задумываясь,  предложил Анастасии руку и валенки.  На таком бюсте как у неё можно стол накрыть на четыре персоны.
-Ах  ты  негодник! На себя посмотри, на твой нос можно самовар поставить.
-Анастасия! Спасибо за комплимент. Большой нос у мужика,  о чём -то напоминает дамам.

- Нет, Степан, ты не прав. Меня партия направила к вам в депо, чтобы я поднимал настроение машинистов перед нелёгкой дорогой. Вот вы сейчас сидели тут без меня, дремали на скамейках, глядишь, кто-нибудь уснул бы, упал со скамейки  и – травма. А зачем нам ЧП в депо, верно мужики?.. Опять дружный хохот. Зайдёт в медицинский кабинет, а там уже улыбаются, глядя на него, что он отчебучит.

- Здорово, девчата! Что это вы мух развели среди зимы? – скажет громко, да с таким серьёзным видом.
- Где ты, Петрович, мух увидел?
- Да улетела уже, муха на одном месте задерживается долго только на навозе.
- Ох и Петрович, ну не можешь жить без шуток.
- Эх, девчата, если бы на фронте не было шутки, а только одно горе горькое, разве бы мы выиграли войну? Вопрос!.. – и поднимет указательный палец вверх, как антенну передатчика. – Вы сегодня меня внимательно осмотрите.
- А что, жалобы на здоровье есть?
- Проверьте мою душу, девчата, а то вчера тёща приходила и насыпала на неё пару ложек соли. Щиплет до сих пор, аж в жар бросает.

И давай тут над ним хохотать. Больше других задерживался на осмотре.
Иногда новички задавали Петровичу каверзный вопрос: «Что это тебя, Петрович, таким чудным именем нарекли, видать, поп под хмельком был?».
- Вот вы почти и ответили на свой вопрос сами же, но дело не в попе. Научно надо мыслить, по – философски! Раньше были лучины, а после них что появилось? – задавал вопрос Петрович.
-Свет.
- Эх вы, тундра. После лучины была лампа. Евлампий, знать, нарекли меня в честь нового изобретения – лампы. Звучит так – слава лампе. Вот так-то.

Зимы в те годы были снежные да суровые. Морозы переваливали за сорок градусов. Работа на паровозе требовала выносливости и даже мужества. Сквозняки, угольная пыль. Нужно было чётко держать нос по ветру, всматриваясь в даль, мчащуюся навстречу лестнице с обжигающим лицо морозным, колким ветром.

Провёл как-то Петрович состав до назначенной станции, а обратно возвращался на одном паровозе. Подсадили по пути к нему кондуктора тормозного. Медленно двигались домой, пропуская встречные составы. Попутчик дремал, завернувшись в огромный, явно не его размера, тулуп. В разговор не вступал, клевал длинным носом, как старый, уставший от перелётов и жизни, грач. На одном из полустанков локомотив угадал под красный семафор, пропуская очередной состав. Попутчик как-то беспокойно повёл себя.
- Живой, друг, не замёрз? – поинтересовался Петрович.
- Земляк, где здесь уборная? Мне до ветру нужно сходить.
- Когда темно, место везде твоё. Иди вон за паровоз, ближе к тендеру, там и будет уборная твоя.

Медленно, очень осторожно, чтобы не запутаться в полах тулупа, сошёл кондуктор, держась за оба поручня. Петрович тут же придумал сценарий к очередному спектаклю.
- Генка, ну-ка давай, как только наш пассажир примостится, подставь незаметно лопату и выкради отработанное им «топливо». Понял?..
Попутчик сидел у паровоза, напоминая чем-то деда Щукаря, только без бодылев подсолнуха. Правда, не долго сидел на морозном ветру. Когда встал и застегнулся, отошёл в сторону, то невольно взглянул на осквернённое место, как  убийца  на свою жертву. «Батюшки мои, это как же так? Не может быть?!. – в недоумении шептал он, не обнаружив им содеянного. 

Отряхнул тулуп, пощупал брюки. Увы! Никаких результатов. «Что за чертовщина?» - думал тормозной кондуктор, всматриваясь в утоптанный снег. Петрович наблюдал украдкой, сдерживаясь от смеха. Минуты через три после того, как пассажир поднялся в паровоз, Петрович спросил у кочегара:
- Генка, ты что ли «пустил голубей» после ржаного хлеба?..
- Да ты что, Петрович, у меня всё нормально.
- Откуда запах дерьма? Дышать нечем, - возмущался машинист.
- Духан есть, но я чист, - оправдывался кочегар.

Помощник тоже подал голос, поняв весь смысл розыгрыша.
- Да, идёт откуда-то зловонье. Ух-х! Спасу нет.
В пути Петрович ещё пару раз возмутился. Когда сдерживать смех уже не было сил, Петрович начал рассказывать анекдоты, чтобы посмеяться якобы над ними.
-Председатель у нас в колхозе был жадный.  Мужик зимой в шутку написал ему заявление: «Прошу отпустить с машинного двора 15 тонн снега». И подписался: Иван Великий. Председатель, увидел цифру 15, не читая дальше, накладывает визу: «Отказать».

Молчал лишь попутчик. Видимо, его одолевали сомнения – пахнет от его тулупа или не пахнет. Сам же он ничего не чувствовал. Ну, коль все говорят, стало быть что-то есть. Пассажир ёрзал на месте, словно сидел на горячей сковороде. На следующей станции выпрыгнул на перрон, минуя ступеньки.
- Ладно, мужики, спасибо что подвезли, - прокричал он, не оборачиваясь.
- Давай, землячок, удачи тебе, - пожелал на прощанье Петрович, а сам тут же по рации передал диспетчеру:

- Зиночка, это я – Петрович. Сейчас к тебе зайдёт кондуктор, он с нами ехал. Ты ему при оформлении документов скажи, что будто бы запахло нехорошо, как после туалета. Поняла?
- Зачем, Петрович?
-Дорогая Зинуля, подробности расскажу в следующий раз.
Зиночка так и сделала. Закончив оформлять документы, она слегка сморщила свой курносый носик и недовольно высказалась:
- Фу-у! Откуда такой неприятный запах, потянуло как из туалета?..

Кондуктор взял документы и, не говоря ни слова, пулей выскочил на улицу. Снял тулуп под фонарём, развернул его на снегу и начал прощупывать мех руками, стоя на четвереньках. Затем  присел, снял валенки, потряс их. Прощупал свою одежду, даже проверил карманы. Бригада паровоза, наблюдая за его действиями, угорала со смеху. Кочегар, чёрный от угля, даже свалился на пол и дрыгал ногами.
- Ну, Петрович, вот так учудил. Ой, не могу! А Петрович с помощником смеялись теперь уже непонятно над кем больше – над кочегаром или кондуктором. Вытирая слёзы, Петрович сделал заключение:
- Эх, ребята! Здорово, что мы есть! Вот повеселились, аж живот болит…