В 1995 году я в очередной раз гостила у родных в Баку. И однажды вечером в дом моего дяди пришли их семейные друзья , очень интересные интеллигентные люди. Мы разговорились с ними о самых разных вещах. Один из моих собеседников Яшар оказался особенно общительным. И мы вдоволь поговорили с ним о культуре, искусстве, литературе. Он рассказал мне много интересного о Рустаме Ибрагимбекове и Таире Салахове, об актерах и многих других деятелях искусства. Мне была интересна эта тема, и я впитывала все, сказанное им, как губка. Много говорил Ящар о музыке и о мугаме в частности. В этот вечер я узнала, что Шуша – родина мугама, что ее называют « колыбелью поэзии и музыки, консерваторией Кавказа. Рассказал мне Яшар и о том, что Шуша - родина многих великих музыкантов и певцов Азербайджана: Узеира Гаджибекова, Бюль-Бюля, Фикрета Амирова, Рашида Бейбутова, Хана Шушинского и т.д.
Яшар заговорил о Карабахе и Шуше и глаза его, только что горевшие воодушевлением, погрустнели. Позже я поняла причину , этот рассказ отозвался в нем болью, Яшар - шушинец, не может попасть на могилы родных в родной город.
Незаметно присутствующие затронули тему Карабаха. Я задала несколько вопросов и собеседники со всех сторон воодушевленно и болью пытались донести до меня суть карабахской проблемы. Рассказывали о трагедии черного января. Но я всегда была абсолютно и намеренно аполитичной - даже в журналистике темы политики и экономики мною сознательно оставлялись. Видимо, у меня странный и ленивый ум, не желающий знать то, что ему не интересно. И такая непонятная и неинтересная мне информация с трудом дается. Мне всегда казалось, что политику ясно и до конца я не пойму, и уж тем более, не могу в ней быть полезной. А потому зачем писать и говорить о том, в чем плохо разбираешься, о том, что тебе неинтересно. К тому же, всегда считала политику делом грязным. На сей раз тоже сработала неприязнь к политике - слушать о карабахской проблеме мне было не очень понятно и не столь интересно, хотелось вернуться к вопросам искусства, культуры, музыки.
Мы, живущие не в Азербайджане и не знающие проблему изнутри, конечно же, не раз обсуждали вопросы наболевшего конфликта. Не пытаясь понять, проникнуться, прочувствовать суть и историю самого конфликта, я почему-то реагировала на карабахскую трагедию, как любой сторонний наблюдатель. По-женски и по-матерински жалела людей с той и этой стороны, не деля на своих и чужих. Считая, что оба народа стали заложниками чьих - то политических амбиций, корыстных планов. Потому и на сей раз в разговоре заскучала. Мой собеседник увлекся - слишком больной и актуальной была эта тема для него, как и большинства моих соотечественников. Он приводил в разговоре все новые подробности и исторические факты. А я вдруг взяла и ляпнула, что, честно говоря , я мало что понимаю в этом что не интересна мне карабахская тема, как и политика в целом . Я и сейчас помню глаза моего собеседника ,он был поражен и сказал с обидой в голосе и разочарованием : Странно, почему же тебя не должна волновать трагедия народа, к которому ты имеешь самое прямое отношение? Ведь ты азербайджанка, разве нет?! Я растерялась, не знала, что ответить. Было неловко, но лишь оттого, что разочаровала хорошего человека. Душа по-прежнему молчала. Мой дядя Джаваншир, присутствовавший при разговоре, видя, как у меня, пристыженной, испортилось настроение, поступил мудрее. Чуть позже, когда гости ушли он принес мне несколько альбомов, журналов, множество газетных вырезок, брошюру по теме Карабаха и январских событий 1990 года и попросил:
- Почитай это, джаным, посмотри фото, просто так посмотри и почитай. Даже если тебе неинтересно. Я не спала в эту ночь до утра – читала материалы, смотрела фотографии, на которых застыли слезы, боль, смерть, кровь, трупы, безмерное горе матерей, вдов, их в отчаянии простертые к небу руки. Читала, смотрела и плакала. Опять снова и снова читала достоверные справки , видела конкретные факты и документы. И мне становилось все хуже и хуже, словно перекрывали воздух… Странно, но увиденное и прочитанное повлияло на меня сразу и сильно. Во мне вдруг появилось желание вникнуть во все это, узнать еще больше, прочувствовать.
Упрек Яшара: А почему тебя это не должно волновать, ведь ты азербайджанка? - все - таки сделал свое дело. Наутро дядя отвез меня в Парк на Аллею шахидов. Мне хотелось увидеть те плиты безвинно погибших, что я видела в альбомах на фото, походить среди них. По дороге я купила большую охапку гвоздик. Не передать словами то, что я испытала и пережила там. Сердце стонало и плакало от боли и сострадания, непроизвольно сжимались кулаки и кипели вопросы: За что? Почему? Ведь мой теплый, гостеприимный дружелюбный во всем и ко всем, щедрый народ никогда никому не желал зла, никогда не совершал насилия, не претендовал на чужое? За что же он обречен страдать и почему поставлен перед выбором: воевать в мирное время, убивая тем самым жизнь своих ни в чем не повинных граждан или отказаться от своих исконно азербайджанских земель только потому, что кто-то на них польстился?
Я ходила между мраморными плитами и смотрела на лица погибших. И вдруг поймала себя на мысли, что в каждом из них умерла какая-то частичка меня. Потрясение трудно объяснить словами. Я даже забыла тогда возложить гвоздики … И уже уходила. Старушка на выходе из Парка напомнила и кивнула в сторону плит: ты, дочка, наверное, цветы им принесла? Тогда я, как ни странно, впервые ощутила себя частицей целого, своего такого славного, но многострадального народа.
http://www.proza.ru/2012/05/26/1113