НИ БЕСПРИЗОРНИКИ, НИ МАМЕНЬКИНЫ ДЕТКИ...
С трёх с половиной-четырёх лет, я не помню себя в одиночестве.
Привычным окружением всегда и везде оказывались они - самостоятельные, любознательные и свободолюбивые сверстники. Наши компании здорово выпадали из внимания тяжело занятых взрослых.
В уральском Копейске военных лет это была ребятня шахтерского городка, сохраняющего тогда ещё основные черты рабочего посёлка.
Позже, в Прибалтике, общество мне составляли, по выражению начала 21 века, «русскоязычные» разночинцы - ребятня приехавших или «понаехавших» сюда, в разрушенные войной места, специалистов разного рода и рабочих.
И только короткий период жизни в послеблокадном Ленинграде обошелся без участия дворовой "вольницы". Он вполне гладко прошел под неусыпным и добрым надзором мамы, которая тогда не работала.
Хорошо это или плохо, но обстоятельства тогдашней жизни складывались именно так, а не иначе. Надлежащий взрослый надзор за подрастающим поколением обеспечить удавалось далеко не всегда. Неработающих родителей практически не было. Детских дошкольных учреждений тоже. Вот и бродила по поселкам и городкам неприкаянная малолетняя братия. Искала приключений и развлечений на свои бедовые головы.
Приключения же мои и моих друзей были, в основном, с благополучными исходами. Наверное нам везло и какие-то тайные и добрые силы не дали, любознательным не в меру полубеспризорникам, пропасть в страшноватое время первых послевоенных лет.
САДЫ И ПЕПЕЛИЩА
В маленьком одно-двух этажном городке война оставила множество разрушенных и сгоревших домов, окруженных теперь заросшими, запущенными садиками.
В этих-то садиках и на этих-то развалинах мы, не слишком-то обременённые взрослым присмотром
пяти-шестилетки, и проводили очень интересно большую часть своего «свободного» времени. Находили здесь в изобилии загадочные черепки от разбитой посуды, непонятные железячки – радость мальчишек, красивые разноцветные стекляшки – предмет восторгов девочек и прочие разные разности... Моё воображение особенно поражало расплавленное пожарами стекло, его всегда причудливые формы. И что-то ещё в нём было - таинственное, страшное и неуловимое... особенное.
Однажды осенью я нашла под кустами в развалинах дома рядом с железнодорожным вокзалом изумительной красоты плетёную из голубого бисера круглую салфеточку. Пахла салфеточка землей и прелыми листьями. Взять её я не посмела и не захотела почему-то. Хотя черепки и стекляшки мы собирали и уносили с лёгким сердцем. Прекрасную салфеточку я просто оставила там же, где и нашла.
Заброшенные сады радовали нас ещё и невиданной ягодной щедростью: живые, настоящие ягоды висели прямо на кустах! Их можно было есть сколько угодно! И все прекрасные и такие разные на вкус: изумрудный и тёмнокрасный, почти бардовый, крыжовник (он яростно защищал от нас свои ягоды острейшими шипами), ароматные фонарики малины, терпкая черная, кисло-сладкая красная и даже нежная белая смородина... Это было как чудо, как сказка про зелёную скатерть-самобранку! И куда было до этой невероятной роскоши нашему несчастному, чуть сладковатому, уральскому нищему черному паслёну – нашей бедной бзднике!
Были в этих вольных садах и яблоки на деревьях и под ними. Грызть их начинала нетерпеливая ребятня почти с завязей, постукивая бочкАми яблочат по дереву – тогда они становились чуть помягче и чуть послаще-посъедобнее.
В начале лета эти заброшенные и временно бесхозные сады украшали себя дивными мелкими розочками кремового и нежнорозового цвета. Аромат этих прелестных цветов был так хорош!
С тех пор я каждый год с нетерпением жду появления этих красавиц.
май 2012