Славку проводили в армию. На проводы он пригласил всех друзей. Было много людей, даже Николай Прохарчук.
Я выпил два стакана красного вина и осмелел настолько, что впервые в жизни произнес тост, обращаясь к матери Славки, мол, пока её сына не будет с нами, пусть видит в нас своих сыновей. В таком духе.
Тост удался. Это я понял по недовольному взгляду Николая Прохарчука. Я его опередил. Он хотел сказать нечто подобное. Вечер прошел весело. Я много танцевал с Катей, которую пригласил Коля Кагляк. Он учился с нею в одном классе, но не осмеливался на какие-то отношения.
Поздно вечером мы разошлись. Мне и Кате идти в одну сторону, к остановке автобуса, но ей ехать в БНЗ, а мне в город. Хотя и старался опьянеть, чтобы чувствовать раскрепощенней, был совершенно трезв. По дороге о чем-то говорили.
Я не набивался на свидание. Она старше на год и достаточно красива, чтобы надеяться на лучшую партию, чем я. В мою сторону автобусы уже не ходили, и Катя протянула мне два рубля на такси, понимала, что у меня денег нет.
Я отказывался, но она настояла, и я взял, чтобы не огорчать решительным отказом, мало ли о чём она может подумать. Она уехала на подошедшем последнем автобусе, а я не стал ждать такси, понимая, что двух рублей не хватит, пошел пешком домой.
Сейчас немного удивляюсь, что в молодости мы старались проехать на автобусе даже километр, который казался очень протяжённым, то ли старались выиграть время, что тоже сомнительно, ждать приходилось долго, выигрыша не получалось. От Барцханы до моего дома не было и трёх километров. Пустяк для молодого. А в старости намеренно прохожу до десяти километров, чтобы быть в тонусе.
В какой-то день торопился домой, до которого оставалось сто метров, побежал, как в спину вдруг остро ударило, словно шилом проткнули позвоночник. Я выпрямился и медленно пошел домой, недоумевая, что это со мной? Это был первый приступ радикулита, о котором я и представления не имел. Мать тоже. Она вызвала врача из больницы моряков, к которой мы приписаны. Пришла врач, спросила, в чем дело? Не зная, что говорить, начал сочинять, говорить полуправду.
Как-то недавно я на бункерах ударился спиной, нога соскользнула в дождь. Подумал, возможно, это явилось причиной боли в спине? Врач сказала, что нужно на работе составить акт и принести им. Конечно, акт никто не составил. Я же ни о чём не заявил в тот день. Да и сам виноват, не надо было скользить, осторожно ставить ногу.
Дня три я с трудом поднимался с постели. Лечения никакого. Но постепенно боль отпустила, и я стал выходить на работу. Потом надолго забыл об этом происшествии.
Одиночество надоело, и я решил какое-то время провести с Любой. Пригласил. Стали встречаться. Скоро начали целоваться. Она старше меня на год. Уехала из воронежской деревни, проводив своего парня в армию. Я в шутку поддразнивал, что и меня так же дождется, как своего парня. Но Люба горячо заверяла, что меня будет ждать. Но меня эти заверения не волновали, знал, что наши встречи временны, я не собирался на ней жениться.
На складах кончилось сырье и всех диффузорщиков, помощников, подавальщиков сырья на неделю перевели на подсобные работы в цех, где расфасовывали по пузырькам лекарство – сироп алоэ. Я ведрами наливал раствор в дозатор. Женщины сидели за столами и наклеивали этикетки на пузырьки. И Люба среди них.
Крайней сидела красивая девушка, в которой я узнал девчонку, к которой год назад, я и Славка, на Приморской улице прицепились и минут десять разговаривали. Она показала балкон своей квартиры. И, кажется, была не против, чтобы Славка и дальше с ней поговорил.
Сейчас же я решил напомнить наше знакомство и приударил за ней, не смущаясь присутствием Любы. После работы подождал её и проводил к автобусной остановке, нам по пути. Но я был не в её вкусе, это она ясно дала понять. Насильно мил не будешь. Ничего не поделаешь. Облом. Не нравлюсь, твоё дело.
Свидания с Любой не мешали приходить к Нинель на работе и подолгу болтать с ней, убивая время. Потом шел выгружать наполненные бункера. Ночью часто не мог найти водителя, который находил уютное местечко и заваливался спать. Тогда я садился за руль и осторожно, на маленькой скорости выезжал из-под бункера. Потом делал круг вокруг цеха, удивляясь, что это совсем просто. После некоторой тренировки осмелился въехать на весы. Взвешивал и ставил самосвал в сторонке.
Никто из шоферов не ругал за самоуправство. Они же не знали, что я не умею водить. А тем временем хорошо отсыпались. Утром отвозили отдубину на определенное время, а иногда просто вываливали около дороги. Изредка частники просили привезти отдубину в качестве удобрения. Шофера охотно соглашались: не надо искать, куда везти, да и лишний заработок.
Некоторое время ходил с Любой на бульвар, там много свободных скамеек, можно посидеть, поговорить.
Однажды, не успели присесть на скамейку, как подошел милиционер и, ни слова не говоря, увел нас в околоток, отстоящий от скамейки метров на десять. С нас потребовали по рублю за нарушение общественного порядка. Я понимал, что бесполезно им доказывать, что мы ничего не нарушали. И они понимали, что мы не станем жаловаться куда-либо из-за двух рублей, нервы себе трепать.
У меня был с собой только металлический рубль, который и отдал, а за вторым пришлось сбегать через горку, взять у матери рубль и отдать милиционерам. Только тогда они отпустили Любу. Так было противно от сознания своей беспомощности и милицейского крохоборства. Кроме нас в околотке были и другие люди. Милиционеры, как могли зарабатывали себе на достойную жизнь при своей маленькой зарплате. С тех пор мы не ходили вечером на бульвар.
Пришла повестка на медицинскую комиссию от военкомата. Я подумал, что могут призвать в армию. Значит, надо подстричься и сфотографироваться. Так я и сделал. Комиссию проходил в здании на нашей площади. Толчея, ожидание очереди. Несколько парней старше нас, они удачно косят и бравируют этим, веселы. Парни из состоятельных семей, хорошо одеты, откупаются.
Через 50 лет кое-кто из них будут с похвальбой описывать, как они «косили» в психушке. Смотри воспоминания Алексея Макушинского «Я есть псых». Мне невозможно закосить, даже из-за моего уха, которое не слышит. Меня не должны призывать по состоянию здоровья, но военкомату нужно отправить определенное количество призывников, вот и берут таких, как я. На память остались фотографии со стриженой головой, которые пригодились на следующий год, их-то и вклеили в военный билет.
В один из дней мне сказали, что наш диффузорщик из второй смены женится. Все собрали по десять рублей, и были приглашены на свадьбу за длинные столы в один из домов на Барцхане.
Меня поразила убогость угощений. Вроде бы, всё пространство столов заставлено съестным: хлеб, зелень, редиска, кувшины с вином. Но этим сыт не будешь. Ни колбас, ни сыров, ни конфет. Через четверть часа томительного и скучного ожидания подали невкусную мамалыгу.
Ну да, в детстве, когда я ел мамалыгу, то было предельно голоден, и мне бы всё понравилось. Но с тех пор я неоднократно ел мамалыгу, и знаю, какой она должна быть.
Да и предложенная мамалыга в начале застолья означала, что гостям хотят сбить аппетит, чтобы потом не налегали на вкусные блюда с мясом, если они будут предложены, в чём я не был уверен, судя по скаредности хозяина застолья.
Впоследствии, довольно часто читая о гостеприимности грузин, я всегда вспоминал этот стол на аджарской свадьбе, он, явно, по затраченным средствам не выходил из суммы десять рублей на человека, и хозяин очень хотел получить выгоду, а её можно было получить при жесточайшей экономии.
Вино не очень хорошее — при всём желании, много не выпьешь. Тосты произносят редко, закуска — лишь бы, червячка заморить. Кто-то из рядом сидящих мужчин по-русски проговорил с едва заметной досадой, что за столом жениха и невесты вино дают лучшего качества, всегда так делается.
Я выпил два стакана и продолжал оставаться трезвым, нисколько не захмелев, что очень скучно на чужом торжестве среди незнакомых людей. Да и все гости не очень-то веселились, разговаривали между собой, вот же, странно, музыка не звучала.
Жениха я не знал. Невеста не впечатлила. Скоро я поднялся и, по-английски, ушел, раздумывая над весьма скромной свадьбой, которая меня не удивила. Русские стремятся всё лучшее выставить на столы, эти же, стараются обойтись минимумом, но, зато, подарки родственникам делают богатые, в этом у них основная часть всех расходов. Заранее покупают дорогие отрезы шерстяных тканей.
Месяца через три Зури задумал жениться. Собрали по 10 рублей. Но я на свадьбу не пошел, помня прежнюю, не очень приятную.
Зури не спрашивал причину моего отсутствия, но через полгода, случайно увидев меня, возвращающегося после работы, пригласил в закусочную возле железнодорожного переезда. Заказал 150 граммов коньяка — чтобы не быть в долгу за мою десятку, отданную на свадьбу. Щепетильность. Но с коньяка я захмелел больше, чем со свадебного вина той свадьбы.
31 октября 1961 года в 22 часа перезахоронили Сталина. Мне так и не довелось увидеть двоих в мавзолее. Долго не мог представить, как выглядели две надписи на мавзолее. Как они там помещались? Потом увидел на фотографии в газете. Плита с двумя надписями потом долго лежала на свалке.
Мать уехала в Краснодар на зимнюю сессию. Жила в общежитии. Понимая, что у неё денег мало, с получки выслал в конверте пять рублей, которые кто-то из умельцев перехватил, но само письмо получила.
Новый год договорился с Любой встретить вдвоем у меня, и она согласилась. Полный радужных надежд, купил бутылку розового ликера, а на закуску — шоколадные конфеты.
Зима теплая, без снега. Прошел дождь. В комнате холодно и сыро. Печку нечем протопить. В комнате не теплее, чем на улице, но я понадеялся, что ликер нас согреет и придаст смелости. Но сделал существенную ошибку: решил взять пример с благородных домов запада – пить из маленьких рюмок. Так что действие алкоголя не ощутилось и после пяти рюмок. Мы не могли согреться и чуть ли не дрожали.
Предложил пить чаще, но Люба отказалась. Я не знал, что делать: на столе, кроме конфет ничего нет. Вроде бы сидим за столом, а есть нечего. И темы для разговора найти не можем. Я думал о своем и видел, что она догадывается о моих думах, поэтому и отказалась пить, чтобы не потерять контроль. Мы танцевали вальс под пластинку с песней «До завтра», которая нам очень нравилась. Позже она попросит подарить эту пластинку ей, и я отдал с легким сердцем, уже надоела, заездил.
Танцевали и много целовались. Неожиданно в дверь постучали. Я очень удивился: кто бы это мог быть? Я никого не звал. Мать не могла так рано приехать. Пошел открывать. Вошла пожилая женщина, которая сказала:
— Я от вашей мамы.
Передала гостинец, коробку с мармеладным тортом. Я понимал, что она ждёт от меня соблюдения приличий, приглашения в комнату и вежливых расспросов о матери, но я не мог этого сделать, она бы увидела Любу, и потом рассказала матери о гостье, был вынужден разговаривать в прихожей.
Женщина не ожидала столь холодного приема, скоро ушла. Я раскрыл торт из разноцветного мармелада, но Люба не прикоснулась к нему, и пить не захотела. Половина бутылки осталась целой. Мы выпили всего по 125 граммов. Торт стоял почти не тронутым, много не съешь. Говорить не о чем. Молчание тягостно. Люба всегда молчала, предоставляя мне занимать разговорами. И я перешел к действиям. Она сопротивлялась, и я не смог ничего сделать - сильная. Начала собираться домой. Я не удерживал, разочарованный исходом ситуации. Проводил её пешком, вдоль набережной за железную дорогу, где и посадил на автобус.
Я понимал, что она не девушка, и опытней меня, поэтому и обижал её отказ, жёсткое сопротивление. Не догадывался, что она ведет свою игру, постоянно возбуждая меня, чтобы я не выдержал и согласился на всё, лишь бы проявила благосклонность.
Однажды, когда я проводил её домой после вечернего фильма в городе, она продержала меня возле себя всю ночь. Мы стояли, тесно прижавшись, и всё время целовались. На ней дешевое синее пальто, какое купила и моя мать, но она как-то быстро поняла, или ей подсказали подруги, и пальто исчезло из её гардероба.
В другой раз Люба привела меня к себе домой, когда ее старшая сестра Нелли Чарикова была на работе, тоже работала на Кофеиновом заводе. Мы целовались, и снова я попытался воспользоваться ситуацией, но она схватилась за спинку кровати, и я не мог оторвать её руки. Хотя, казалось бы, зачем сдались эти руки? В борьбе мы провели битый час, пока я не оставил бесплодные попытки. Был неопытен и не знал, как сломить её упорство.
На работе она похвасталась, что у меня ничего не вышло. И Володя, в свободное время, поднялся ко мне на второй этаж, провел на третий этаж, где никого не было, и показал, как можно поцеловать девушку против её желания, и как можно изнасиловать, вывернув ей руку: боль заставит подчиниться. Урок не прошел даром. Теперь, когда Люба пришла ко мне, я вывернул ей руку, повалил на пол, снял трусы.
Но это потребовало столько сил и энергии, что окончилось тем, чем и должно было завершиться. Довольно частая ситуация, когда парень долго воздерживается от половой близости. Я намочил трусы, смущенно поднялся и вышел из комнаты, чтобы привести себя в порядок. Не ожидал подобного конфуза.
Когда вернулся, Люба сделала вид, что ничего не поняла, поблагодарила, что не тронул. Словно не она сопротивлялась. Я понял, что против её желания не смогу ничего сделать. Её сопротивление сильнее моих приемов.
Мы работали по сменам, по выходным дням встречались. После работы она садилась в автобусе рядом со мной, понимая, что её близость мне приятна, возбуждала, никого не смущалась, шутила. Автобус заезжал к тем, кто жил у горы, Люба выходила, а потом уже отвозил всех в город.
Однажды Володя предложил отметить свой день рождения и прийти с Любой. Я купил бутылку коньяка, и после работы мы пришли к ним в частный дом, где он снимал комнату. Лиза пожарила картошки, и вчетвером мы распили бутылку, чуть захмелев.
Но когда мы вышли на улицу, Люба прислонилась к штакетнику и сказала, что не может идти.
Я смотрел в растерянности, сам я был трезв. Но мы вернулись к Володе, я вёл Любу под руку, и он предложил остаться нам на ночь. А он с Лизой лег на вторую кровать. Мне повторять не нужно. Потом уже подумал, а куда они дели Женьку? Всё было спланировано за моей спиной.
Через какое-то время, посчитав, что Володя с Лизой спят, снял трусы с Любы и легко, почти ничего не ощущая, вошел в неё. Я же не знал, как должно быть, лишь понимал, что она не девушка. Потом еще раз и ещё. На пятый заход она зачем-то сильно укусила меня за левую скулу, оставив заметный след, мол, это было, не отвертишься.
Я вышел на улицу в туалет. Следом потянулся и Володя. Спросил:
— Сколько раз? А я два.
А я и не слышал, чтобы они возились. Ночь пролетела незаметно. Я почти и не спал. Утром я проводил Любу в Бони, здесь автобусы не ездили. Километра два пути. Она спокойно заговорила в том духе, что, мол, лишил её невинности. Я понял, проверяет мою компетентность, не проникнусь ли сознанием, что действительно лишил её целки, и поэтому обязательно должен жениться. Мне было неловко за её ложь, которую прекрасно понимал, почему и откуда растут уши, ей хотелось во что бы то ни стало выйти замуж. У меня же впереди была армия, и даже, если бы её и не было, я на ней не женился, потому что не любил.
Я промолчал, никак не среагировал, спорить и что-либо доказывать, не было желания. Мы нежно простились, я сел в переполненный автобус, схватился за поручень и увидел, что у меня правая рука в засохшей крови. Потому я и не чувствовал её влагалища. Возможно, рожала. Она всё просчитала, что я по своей глупости приму ее менструальную кровь за порванную девственную плеву.
Матери дома нет. Взял таз и начал застирывать запачканные трусы. За этим занятием мать меня и застала, и обо всем догадалась. Начала выспрашивать, но я ничего не сказал.
Но я не знал свою мать: через свою подругу Аню она узнала всё, что её интересовало, и где живет Люба. Пришла к ней и устроила скандал, что не позволит заниматься проституцией, в 24 часа выселит из города. Мать грудью встала на мою защиту, чтобы не принес в подоле ребенка. Ей хотелось, чтобы я ни с кем не встречался и берег свою девственность.
Она забыла, что сама когда-то была молодой. Считала, что я вполне могу обойтись без женщины, при этом строго напоминала, чтобы я не занимался рукоблудием, иначе не смогу жениться. Я же и сам понимал, что это грех. Но терпеть годами?! Я впервые возмутился вмешательством в мою личную жизнь и устроил скандал. С возмущением грохнул об пол одну из зеленых ваз из зеленого стекла, которые мать купила у знакомой по 6 рублей.
Меня бесила бессмысленность этой покупки: у нас никогда не было цветов, а в эти вазы можно ставить только калы на длинной ножке. Целый год вазы простояли пустыми на печке, ни одна не разбилась, хотя казались очень неустойчивыми. Возможно, матери хотелось хоть как-то украсить комнату, в которой было голо и неуютно из-за скромной обстановки: кроме кровати, самодельной этажерки и стола ничего не было.
Мать и глазом не повела, и не отвечала на мои бессильные негодования, считая себя во всем правой. Она не верила моим словам, что я не собираюсь жениться. Она по себе знала, что если женщина надумает на себе женить, то женит, невзирая ни на какие обстоятельства.
— Ты такой же, как твой отец, будешь менять женщин, — заявила она.
Я удивился. Неужели она считает это наследственным? С чего взяла, что я буду таким же, или же ей просто хочется так думать? Оберегает меня от потери девственности, словно девушку.
На самом же деле, она беспокоилась о себе. Ей хотелось богатой невесты, чтобы я сделал выгодную партию, чтобы сноха была послушной и беспрекословно выполняла её желания. Ничего этого я не знал. Мне страшно неприятно то, что она проделала, но изменить что-либо не мог. Что случилось, то случилось.
Люба и её старшая сестра, чемпионка города по стрельбе из малокалиберной винтовки, не испугались угроз, и решили доковывать железо, пока горячо: пригласили меня на день рождения Любы. Было много гостей и много самодельного розового ликера. Вероятно, решили, что это мой любимый напиток, коль купил на новый год. Нелли высокая, стройная. Идеал русской красавицы.
Я даже подумал, жаль, что она старше меня на пять лет, вот на ней бы я женился не раздумывая. Но почему-то и она живет одна с очаровательной дочкой пяти лет. Про сестру Люба ничего не рассказывала, и я не расспрашивал.
Подарил Любе часы, которых у неё не было. Нас посадили рядом, словно жениха и невесту, и нам ни до кого нет дела. Я ни с кем не разговаривал, так как никого не знал, и мне никого не представляли. Я хотел повторения былой ночи, но Люба избегала. Вполне обосновано считая, что если этого очень хочется, то легче всего добиться, женившись, как парни между собой шутили - «хоть ложкой ешь». Я же был другого мнения.
В очередной раз, когда я проводил её домой, она привела меня в комнату. Нелли была дома, но сразу же ушла к соседке, оставив нас вдвоем. Я решил воспользоваться случаем. Возможно, она, поэтому и ушла к соседке? Но так же допускал мысль, что едва войду в Любу, она заявится с соседкой, и начнет шантажировать. Я подмял под себя Любу, снял её трусы, но ничего сделать не смог. В смущении не понимал, в чем дело? Подобного конфуза никогда не испытывал.
Это уже потом, много позже понял, что напряженная обстановка не способствовала возбуждению. Мне нужна спокойная обстановка, но тогда Люба была начеку. И после очередного сопротивления я сказал, что нам лучше расстаться. Несколько дней не подходил к ней и не заговаривал, даже когда вынужденно появлялся на складе.
Подумав и что-то решив, она пришла ко мне на второй этаж к диффузорам, вызвала в раздевалку и заявила:
- Если не желаешь встречаться, то забери свой подарок назад.
Я отказался брать.
— Если не возьмешь, я разобью об пол.
— Дело твоё, — холодно сказал я.
Она размахнулась и с силой грохнула часы о цементный пол, выложенный кафелем, и ещё ногой для эффекта придавила, растирая. Видя, что я и на это не реагирую должным ей образом, она подняла часы и ушла.
Не логично, подумал я. Сей поступок, с разбиванием часов, был ею заимствован из нового кинофильма «Девчата», но там часы разбивал Николай Рыбников, а Надежда Румянцева носом крутила.
продолжение: http://www.proza.ru/2014/01/20/983