Распахнувши оконные створки, влетела весна. Застучала в стекла майскими жуками, захлопала пыльными занавесками, забумкала перевернутыми вазонами. Глупый свежий ветерок пронесся темными закутками по хате, разодрал паутину, растормошил сонных мух и притих, испугался устоявшихся холода и сырости.
Старая ведьма раздула ноздри и шумно втянула вечерний воздух. Почесала бока под сорочкой, зачерпнула костлявой жменей горсть пшена из короба и слезла с печи.
- О! Весна, - проскрипела, будто чужим, забытым за зиму голосом и швырнула теплые крупинки на глиняный пол. – Карштам крепархууан толькамнен! Что мне здесь из свежих новостей?
Одна из пшенных песчинок зажглась алым светом, и ведьма довольно улыбнулась своему чародейству. Приосанившись и притулив ко лбу всклоченный волос, вытянула нос и с любопытством уставилась на выплывающую из крупинки живую картину.
Бархатную лужайку пригревало солнышко. Маргаритка тянулась из изумрудной травы твердым бутончиком.
- Богиня! Королева! Брависсимо! – нашептывал Ветер, невесть откуда прилетевший.- Твой стебелек нежен, как солнечный луч после грозы. Твои лепестки пушисты, как морская пена на диком берегу. Раскрой их для меня.
- И-хи-хи-х. Нравится! Еще, - закивала Ветру Маргаритка.
- Они источают аромат тумана, засыпающего над розовой долиной и шуршат, словно крылышки мотылька, неосторожно присевшего на медовую каплю. Откройся, покажи свою чистую, как у младенца, душу, - продолжал кружить ловелас льстивыми завихрениями.
- А-ха-ха-х! Спасибо! Очень нравится! Очень, - кланялась и шелестела листиками, уверовавшая в правдивость пышных слов, красотка.
- Ты не похожа на других! Чужая здесь, на лужайке, усыпанной ромашками и лютиками, такими неутонченными, такими вульгарными, такими, фи, одноликими. Ты красивая, умная, талантливая, уникальная! Доверься мне. Распусти свой нежный бутончик. Откройся, прошу. Я вырву тебя из этой серости. Унесу в далекие края, где будешь, расцветая, блистать, сиять, благоухать. Ты должна увидеть мир, а мир – тебя. Он давно нуждается в Маргаритке!!! Ты слы-ы-ы-ы-ши-ш-ш-ш-ь, любовь моя? Единственная моя.
Дыхание Ветра окутывало цветочек мягким облаком. Заискивающие речи будоражили юную фантазию. Твердый голос вселял уверенность и звал за собой. Вот оно - счастье!
- Любимый, - прошептала Маргаритка в ответ и, наивно всплакнув росинкой, доверчиво открылась белым венчиком навстречу Ветру и славному будущему.
Тут уж Ветер разошелся. То подкрадывался незаметно, как мышь, едва шелестя травинками, то налетал пригибая Маргаритку к самой земле, ломая стебелек, то терзал ее с такой силой, что трепыхалась, осыпая листочки-лепесточки. Так намотался, что устал, а уставший, разозлился своему бессилию, что оторвать не сумел. Раскрутился в последний раз, осклабился и швырнул холодными градинами в хрупкий цветок. Ледяные горошины посыпались на потрепанную головку несчастной и, тая лицемерными слезами, сползли по надломленному стеблю, пробирая до самого корня.
А Ветра след простыл.
- Тьфу, дерьмо, – проворчала ведьма недовольно. - Уже над Виолой закружил. Не перевелись таки за зиму ни ложь, ни глупость. Каждый год одно и то же.
Развернулась, сметая длинным подолом крупу под лавку и, опираясь на нее коленом, влезла, охая, обратно на печь.