Василий Степанович остался дома один. Жену положили в больницу. Дочка и зять изо всех сил старались возле супруги, пробиваясь через приёмный покой к врачу, а деда оставили дома, чтоб не вертелся под ногами и не мешал своими советскими постулатами, которые изливались из него, как клеймение дьявола первосвященником на проповеди в божьем храме с амвона. От этих эмоциональных взрывов было только хуже всем окружающим, поэтому его ограничили заботой о доме и загрузили мелкими делами, к которым он не привык. А кому сейчас легко.
- Папа покорми кота, смени ему воду. С мамой всё хорошо – мы с Серёжиком рядом. Борщ в холодильнике. Запусти стиралку, но сам не развешивай одежду – у тебя, же спина! Когда машинка остановится, то оставь вещи в барабане, я приеду и всё сделаю. Мусор выброси, если пойдёшь за хлебом. Прибираться не надо думаю, я вечером заскочу. Доберемся до доктора – позвоню. И папа веди себя хорошо, побрейся, красоту наведи, - она намекала не на красоту. Какая красота у пенсионера? А на то, что без мамы папа мог и добраться до заветной бутылочки и даже двух приобретённых на праздник и ожидающих своей очереди в застеклённом баре старой, но крепкой чехословацкой стенки, - Целую. Бай, - закончила она свой инструктаж и в трубке отключилась связь, и всё затихло. Дед, во время монолога дочки медленно наливался красным цветом, но терпел. Очень жену свою любил. Поэтому, как только разговор был закончен, он сделал всё по- своему.
- Кота ей покорми! Борщ ей разогрей! - бурчал он себе под нос, плюхнув, в растаявшее маселко на сковородке, два яйца и разделил их белую запекающуюся плоть белка толстыми шматочками привычной глазу докторской колбасы. Убавил газ на плите, чуть повернув круглую ручку. Борщ был презрительно оставлен мерзнуть в холодильнике. В воздухе сытно запахло подрумянивающейся колбасой, нагретым сливочным маслом и прижаривающейся корочкой яичной составляющей.
- Эх, лучка бы сюда, - посетовал оставленный в один на один с домом Василий Степанович и внимательно проследил, чтобы все кусочки колбасы были перевёрнуты для кипячения в масле с обеих сторон полукруглых и аппетитных бочков. Следить приходилось за собственной рукой. Чтоб без очков не промазать вилкой и не порвать нежную запечённую плёнку яичного желтка на сковородке. Лук резать и крошить его в колбасно-«яйцевую» смесь было лень, потому как без очков можно было и промазать по скользкому боку репчатого противника и резануть по левому указательному пальцу. К тому ж лук был очень злой и после чистки заставлял лить слёзы и тереть глаза. Поэтому им пришлось пожертвовать в угоду скорости приготовления простого, но желанного блюда.
Кот напомнил о себе и потёрся щекой об удобные, потёртые и выгоревшие спортивные штаны.
- Мяу!? – недовольно мявкнул Кузя, как будто услышал инструкции полученные «хозяином» в телефонном разговоре и теперь намекал на неправильный порядок их выполнения. Перед Василием Степановичем возникла дилемма. Толи напомнить коту - кто есть в доме хозяин, толи уважить требования любимого животного супруги. Эту женскую милость и привязанность к пушистому, урчащему и наглому домашнему любимцу он понимал и прощал, как слабость, но покупку дорогих кошачьих консервов, сухого корма и специального наполнителя для туалета за счёт своей пенсии выносил каждый раз с трудом.
- Иди мышей лови! – назидательно указал коту пенсионер пальцем в сторону открытых дверей кухни ведущих в зал большой, но уютной квартиры, осиротевшей после того как дети выпорхнули во взрослую жизнь из родительского гнезда. У кота в зеленых малахитах наполнителя радужки от удивления услышанным повелением расширились зрачки, напрочь наполнив чернотой своей глубины и чувствительности глаза на ушастой морде с шикарным разлётом усов. Три вибриссы в меху над каждым глазом приподнялись, как брови, а уши задвигались, сканируя окружающее пространство.
- Может тля, мля и птля – послышалось? – подумал Кузьма и загнул хвост вопросительным знаком, обвив им ногу своего временного попечителя. Лицо Василия Степановича, вверху, на фоне засиженного мухами ещё в прошлом году потолка утверждало, что услышанное может быть шуткой только наполовину. Указательный палец указывал курс движения, по которому коту следовало произвести поиск и заработать себе обед. Кузя хотел было спросить напрямую: « А что такое мышь? На десятом-то этаже? Это вот эти серые мелкие птахи за окном, что иногда прилетают зимой на верхотуру многоэтажного дома и нахально прыгают за окном, игнорируя бодание лбом через тюль в разрисованное морозом стекло?» - взгляд котяры недоумённо вернулся из далей, куда его посылал указующий перст и снова уперся в вожделенную и вместительную громаду холодильника.
Между тем хозяин дома посчитал вопрос решённым и окончательно выключил газ, повернул до упора вентиль подачи и накрыл сковородку, чтоб аппетитное блюдо дозрело под прозрачной крышкой и самую малость притомилось в собственном соку. Дело стало за овощами. В голове крутились какие-то ещё мысли о неисполненном долге. Кот начал подозрительно облизывать когти на правой передней лапе и кончик хвоста нервно задергался из стороны в сторону. Усатый расправил, повернутую к небу, кошачью "ладонь" передней лапы, и вытянул свои белые ятаганы из неё на свет божий. Полюбовался мгновение, а затем поднял свою рожу вверх, на Василия Степановича и зевнул. В пасти удачно сверкнули четыре передних клыка, каждый размером с половину длины зубца вилки, которой переворачивалась до этого колбаска в сковородке. Сразу зачесалась нога, попавшая как-то под атаку молодого и горячего в ту пору мышелова. Инстинкт самосохранения заставил папу припомнить наставления дочки.
- Ах, да. Наверно пить хочет! – вспомнил повар-одиночка. Воды для кота было не жалко и главное много и дёшево. Кузьма задумался. Надо было сделать выбор. Или сразу вцепиться в ногу новоявленного диктатора, или сделать это немного погодя, намекая на то, что в приличном обществе семья должна есть за одним столом вместе или хотя бы одновременно, даже и за разными! Пушистый и полосатый зверь понюхал воду, брезгливо тряхнул передней лапой дважды. Удостоверился, что сие его деяние не укрылось от взгляда непризнанного правителя кухни, и сделал вид, что двинул по делам под стол, за которым и собрался заморить червячка Василий Степанович в скорби по отсутствию заболевшей супруге и по себе – брошенному на растерзание домашних дел. Именно потому, что кот в установленных задачах стоял первым на повестке в речи озабоченной здоровьем мамы дочки, поэтому и решение его насущных требований было отодвинуто на второй план, а борщ заменён вкусной и здоровой пищей. К тому же, после яичницы надо было бы помыть одну только сковородку, если трапезничать, не раскладывая шкварчащее блюдо на тарелку, теряя при этом половину аромата, часть масла на стенках сковороды и удовольствие от того, что грязной посуды в мойке на одну единицу будет меньше.
«Сейчас ты у меня покушаешь!» - Кузя устраивался удобнее, рассчитывая путь отхода в незакрытую дверь зала, в котором стоял его диван, из-под которого кота можно было достать шваброй, лишь добросовестно согнув спину, и заработав кусючий удар боли в области, нагруженной при этом поясницы.
- Воду не пьёт – значит не голодный, - радостно подумал Василий Степанович и выложил из холодильника помидорчики, зелень, один огурчик. Хлеб с вкраплениями подсолнуховых зернышек он аккуратно развернул из целлофановой упаковки.
«А почему собственно, в дверь? Кто в доме котяра?» - логично размыслил Кузьма, выбирая под столом ногу, в которую он собирался вцепиться и безжалостно разодрать когтями двумя махами лап, чтоб донести свои потребности до руководителя кухни дивана и холодильника, - «Больше, пожалуй, и не даст. Да и не нужно. Разок кусну, но не очень сильно, чтоб заорал, а потом пусть попробует достать из-под стола! Ноги, небось, не мыл с утра. Ничего вода свежая – зубы сполосну потом!» - план сражения за внутренние сокровища холодильника в виде консервированных кошачьих деликатесов начал приобретать остроту, логическую твердость и ловкую силу хищнического отношения к жертве.
Стол был отсервирован на славу: в центре стояла на доске для резки овощей парящая сытым духом и прижаренным маслом с колбасой - сковородка. Сразу за сковородочкой венчали белый «фарфор» тарелки и возвышались над ней аккуратно нарезанные и уложенные параллелепипедом хлебные прямоугольники. Левее стояла ваза с свежеобмытыми овощами, которая прочно и призывно манила глаз капельками не высохшей влаги на помидорках, огурцах, зелёном лучке и листьях укропчика с петрушкой. Горкой снежного песка лежала соль в изящной с позолоченной каймой по краям солонке. Перечница, наполненная взрывной смесью горькой пыли гордо сверкала стеклянными гранями рядом. Салфетница слепила чистотой вставленных в неё выглаженных парусов, как флагман боевого походного ордера кораблей в море. По правую руку была выставлена запотевшая бутылочка беленькой и пятидесятиграммовая хрустальная рюмка.
- Ну-с, всё есть. Можно, пожалуй, и начать долгожданное заседание, - старорежимно выразился в отношении застолья Василий Степанович, замурлыкал мотивчик себе поднос, довольный, и хотел было уже сесть на табурет спиной к газовой печке. Но он передумал, шагнул к радио, возле холодильника, включил громче. Из динамика полилась неспешная мелодия «Болеро».
- Эх, - узнал музыку, и вздохнул Василий Степанович, - нет Марь Иваны, - так про себя и при других уважительно называл он жену, - вот бы порадовалась, - за столом таком красивом и отлаженном, безупречном и блистательном в его мужском содержании внешнего блеска, не хватало именно её. Его Машеньки. Тоска подкралась неожиданно и цапнула больнее когтей голодного Кузьмы, который ещё не решился на коронный прыжок к ноге хозяина. И терпеливо ждал в засаде неотвратимого сближения с целью.
Напротив, у стены стояла пустая табуретка. Край стола напротив, безжизненно не давал зацепиться глазом за какую-либо деталь или аксессуар столовых приборов.
Музыка классика сиротливо наполняла сутью тихий порядок оставленной хозяйкой квартиры. Есть расхотелось. Василий Степанович решил перебороть приступ депрессии и хотел поставить ещё один прибор на стол. Вилка выскользнула из руки и со звоном рухнула вначале на табуретку, а потом бухая запрыгала по полу вокруг ножек стола. Кузя не ожидал такой подлости и коварства в тиши подстолового пространства. Перепуганный вилочной артподготовкой он вздыбил шерсть на всей шкуре, перешёл из позы изготовившегося к прыжку тигра к позиции балерины, поднявшейся на носках пуантов вверх, увеличился втрое и Зашипел. Очи главного парламентёра между домовыми и людьми, как говаривала про способности кота супруга, расширились. Тёмные зрачки затопили выразительные кошачьи приборы наблюдения. Свет отразился на дне глазных яблок и кот мистически сверкнул между деревянными ножками двумя отражёнными лучами прямо в лицо наклонившемуся за вилкой Степановичу.
P.S.