Как я открывал для себя Булгакова

Валерий Заикин
                Как  я открывал для себя Булгакова.

  Мы стояли с Левой Черновым у могилы Михаила Булгакова на Новодевичьем кладбище, и слушали рассказ незнакомца о поразительной истории надгробного камня у этой могилы… 
    Камень этот ранее принадлежал могиле Николая Васильевича  Гоголя, и был заменен при перезахоронении  великого русского писателя на другой постамент…
   Жена Булгакова Елена Сергеевна взяла этот камень для надгробья Михаила Афанасьевича, словно выполнив завет мужа, написавшего одному из друзей, что во сне обратился к обожаемому им Гоголю: «О, Учитель, укрой меня полой своей каменной шинели!»…
  «Ты знал эту историю?» - спросил меня Лева.
  Я знал эту историю. К тому времени я уже знал очень много, из того, что было связано с именем Булгакова. А когда-то, в далекие студенческие времена, я и не подозревал о существовании этого замечательного писателя, хотя читал очень много!
   Но однажды, помнится, летом 1956 года, гастролировал в Симферополе московский театр им. Станиславского, и я случайно, методом «тыка» по афише, попал на спектакль «Дни Турбиных». Ни название пьесы, ни имя автора ни о чем мне не говорили,  но вышел я после спектакля в состоянии ПОТРЯСЕНИЯ!
   И дело было не в самом сценическом действии, хотя и постановка и игра актеров были прекрасны, (особенно запомнился молодой Евгений Леонов в роли Лариосика)! Но в пьесе  несомненно талантливого автора  жили, любили, страдали, вызывали огромную симпатию люди, относимые моим КЛАССОВЫМ воспитанием  к понятию БЕЛОГВАРДЕЙЩИНА, что уж никак не вязалось у меня с привычными канонами тех лет!
 Сегодня понять меня смогут разве что читатели из моего поколения!   Я и сам вспоминаю то свое состояние с грустной улыбкой, но дело было именно так! 
  Я увлекался театром с детства, слушая по радио «Театр у микрофона», имя постановщика спектакля, Михаила Михалыча Яншина, мне было хорошо известно, но кто такой Михаил Булгаков, чья пьеса меня так поразила?
  В читальном зале областной библиотеки, рядом с нашим театром, перелопатил картотеку, и не нашел книг такого автора! Но что-то стала мне подсказывать память, когда при листании карточек мелькнуло имя БИЛЛЬ БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ! Этого писателя я хорошо знал, с удовольствием читал его рассказы, но почему это связалось у меня с Булгаковым?
  И тут я вспомнил!
 Отец, как член Симферопольского горкома партии, получал по подписке тома полного собрания сочинений Иосифа  Виссарионовича Сталина, я, еще будучи школьником, пробегал глазами в каждом новом томе оглавления, пытаясь найти для себя что-нибудь интересное,(а надо сказать, что я читал тогда без разбору, все подряд!), и наткнулся однажды на письмо Сталина Биллю Белоцерковскому, там что-то говорилось о Булгакове… О том ли?
   Придя домой, отыскал этот том… Точно, этот Булгаков, и про «Дни Турбиных» тоже здесь!
 
(Работая над этими записками, не отказал себе в удовольствии найти в Интернете это письмо Сталина.Это был ответ на откровенный  литературный донос хорошего, вроде бы, но завистливого писателя на своего товарища по цеху, чьи пьесы ставят чаще, чем его!  Вот цитаты из письма, касающиеся Булгакова:

 «Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбья даже "Дни Турбиных" -рыба. Конечно, очень легко "критиковать" и требовать запрета в отношении непролетарской литературы. Но самое легкое нельзя считать самым хорошим. Дело не в запрете, а в том, чтобы шаг за шагом выживать со сцены старую и новую непролетарскую макулатуру в порядке соревнования, путем создания могущих ее заменить настоящих, интересных, художественных пьес советского характера. А соревнование-- дело большое и серьезное, ибо только в обстановке соревнования можно будет добиться сформирования и кристаллизации нашей пролетарской художественной литературы.
Что касается собственно пьесы "Дни Турбиных", то она не так уж плоха, ибо она дает больше пользы, чем вреда. Не забудьте, что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление, благоприятное для большевиков: "если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным, - значит , большевики непобедимы, с ними, большевиками, ничего не поделаешь", "Дни Турбиных" есть демонстрация всесокрушающей силы большевизма .»
Вот такую дал ВОЖДЬ установку, определившую всю дальнейшую жизнь писателя!)

  Все стало для меня на свои места!
 В письме упоминалась и пьеса «Бег»: «Бег" есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины, - стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. "Бег", в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление»,
 И если Сталин так оценивал творчество Булгакова, не  удивительно, что я в каталоге библиотеки ничего найти не могу!

  С этого момента интерес к Булгакову приобрел у меня огромную силу!  Уже Хрущев развенчал культ личности Сталина, уже разгорелась Хрущевская оттепель в литературе, а никаких новых публикаций Булгакова мне находить не удавалось… Но однажды, будучи в Москве по делам, я заночевал у брата моей жены Семена, и тот, вытащив откуда-то из глубокого ящика стола тонюсенькую пачку папиросной бумаги какого-то синюшного цвета, протянул мне: «На, почитай на ночь глядя»! Это была неизвестно какая по счету копия машинописного текста: « М. Булгаков «Собачье сердце»…
 Вот это был, как говаривал автор перестройки Михаил Сергеич,  «ПИР ДУХА»! Хотя бледный шрифт разбирался с трудом, я с упоением проглотил эту чудесную книженцию, хохоча и заново перечитывая отдельные куски…
 Я удвоил свои усилия, рыская по книжным прилавкам, раздобыл появившийся сборник пьес Булгакова с интересным предисловием Лакшина, правда, «Бега» в нем не было, кое-что накопал в воспоминаниях актеров МХАТа, в других доступных источниках, одним словом, из того немногого, что нашлось, как из пазлов, слегка проявилась уже у меня  картина жизни и творчества этого замечательного писателя… Но на большее рассчитывать не приходилось: писатель умер, когда мне было только четыре года!
   И вдруг в ноябрьском журнале «Москва» за 1966год был опубликован  роман Булгакова «Мастер и Маргарита»!  Сейчас бы сказали: бестселлер! Вся читающая публика на всех углах заговорила о нем! Кто-то дал мне журнал на ночь почитать, я прочел его залпом, очень расстроился, обнаружив, что это только первая часть!
   Друзья, зная мое увлечение, с трудом раздобыли для меня экземпляр журнала, я тут же оформил подписку на «Москву» на следующий год, хотя до тех пор этот журнал не жаловал…
С нетерпением ждал январский номер… Дождался: ни-че-го! Ну, что ж, думаю, для Булгакова не ново!
  Но спустя пару месяцев, окончание романа вышло, вокруг него оживились дисскусии, то здесь, то там стали появляться другие публикации о Булгакове. Так, где-то в сельской лавчонке попались мне мемуары кинематографиста Евгения Габриловича «Четыре четверти», и в них глава «Вещичка». В ней Габрилович, оказавшийся соседом Булгакова по Дому Писателей, причем, соседом по балкону, рассказывал о последних мучительных месяцах жизни писателя, о том, что на вопрос, над чем работает давно не появлявшийся в печати Булгаков, тот ответил: «Пишу одну…вещичку».
  «Вещичка» появилась спустя 26 лет после ухода писателя из жизни, и стала ярким явлением в советской прозе, да и не только в советской!   Через многие годы, живя в Израиле, я с моей «Булгаковианой»  оказался неожиданно востребован! Дочь соседки по подъезду, в котором мы снимали квартиру, спросила, нет ли у меня случайно книги «Мастер и Маргарита»? Оказалось, в университете ей дали тему по «Мастеру…» для дипломной работы, но работать с книгой на иврите ей трудновато, хотелось бы иметь одновременно и русский текст! Вот тут-то пригодились мои материалы, на базе которых родился ее труд, заслуживший неплохой оценки!
  Но это было уже гораздо позже…  А тогда, на Новодевечьем, после моего рассказа,Лева Чернов потащил меня "прогуляться по Булгаковским местам"... Вспомнили  „Дом 302-бис с нехорошей квартирой 50“, временную обитель Мессира Волонда и Ко... На большой Садовой нашли номер 10, стандартный московский двор, но уже овеянный легендами "Мастера и Маргариты"... Лестница оккупирована фанатами, расписавшими рисунками все стены подъезда до неприличия. Посетовали: музей бы здесь создать! (Спустя годы прочел об открытии музея, но посетить уже не довелось! Зато на одной из экскурсий в Иерусалим нам показали зал, гда Понтий Пилат допрашивал Иешуа! Впечатление присутствия невероятное!)
 Вышли с Левой к Патриаршим прудам, попытались вообразить обстановку встречи Берлиоза с Воландом, не удалось: трамвая не было... Вспомнили, что похожее трамвайное кольцо есть на Чистых прудах, отправились туда, точно: вдоль полисадника за забором ходит трамвай, если не подводит память, с номером "А"!"Аннушка"!  И тут Левка загорелся идеей провести в нашей конторе литературный вечер, посвященный Михаилу Булгакову. Для узкого круга читающих людей. Практически без репитиций прошли литературные чтения, я рассказывал все, что знал о судьбе Мастера, читали отрывки из произведений. Резонанс вышел за "узкий круг", и мы с Левой провели еще несколько встреч  в разных коллективах Симферополя, отдав  дань светлой памяти большого Мастера.
                *                *                *