Это острова, где легенды и правда перемешаны, где даже на маленьких кухоньках, в серых от морской соли домах, пахнет Океаном. Деревья здесь – по колено, и по колено же – белые грибы. Двери здесь никогда никто не закрывал, уходя на работу или «в остров», чтобы полежать на спине, посмотреть на небо. А когда с началом перестройки там убили первого человека, то все подумали – вот он, конец света. Армагеддон!
Белый, как в тоскливом сне, песок прибоя… морские коты – орущие, дерущиеся, спаривающиеся…. щенки, задавленные в драке…. вонь…. и чайки, клюющие глаза мертвых щенков. Безумство жизни и смерти.
Мы попали на остров с Мариной, формально - набирать материал для Фестиваля электронных СМИ стран СНГ. Сплошные аббревиатуры! У меня в запасе был репортажик, где я, болтаясь под куполом парашюта (и прыгал-то всего второй раз в жизни!) нагло диктовал собственные ощущения. Трюк не новый и рассчитывать с ним на победу было бы даже не наглостью, а чего хуже – обычной самонадеянностью. А на островах была Тема, ожидаемая от нас, камчадалов – экзотика и политика сразу.
Во-первых, здесь было единственное место на планете, где вся история была писанная, то есть в той или иной мере зафиксированная на бумаге. Острова были необитаемы, пока на них не пришли зверобои Русско-американской компании. Во-вторых, жизнь протекала в замкнутом социуме, что можно было рассматривать, как маленькую модель общества. В-третьих, острова жили в экстремальных условиях, еще более экстремальных, чем вся остальная Россия.
Нашлись люди, которые, в забродившей как брага стране, увидели в Командорах полигон для социологических исследований.
Шел август 1991 года. Мы поехали на край земли за политикой, и мы ее получили сполна – в Москве произошел путч. Весь мир смотрел «Лебединое озеро», всем было страшно, только вот вопрос: где страшнее – на баррикадах у Белого Дома или на маленьком острове в Тихом океане?
Что касается меня и Марины, то мы перестали пугаться достаточно быстро – пошли к Андрюше Белковскому из Института Человека, который и изучал все процессы в замкнутом социуме, внимательно посмотрели телевизор, где путчисты, путаясь в показаниях, давали интервью, выпили спирта (что было неслыханной щедростью в дни горбачевского «сухого закона») и Андрюша, с характерным для его профессии стремлением пророчествовать, изрек: «Что-то эти бывшие комсомольцы херовину сгородили, больше трех дней они не продержатся».
В соседнем доме квартировали киношники из франко-итальянской группы «Сказки дикой природы». Они приехали снимать морских котов и каланов, а тут – путч, на рейде встал военный корабль, а улицы патрулирует пьяный прапор на раздолбанном мотоцикле. Иностранные коллеги попросили встречи через наших новых друзей. Показали нам свою фантастическую съемочную аппаратуру, несколько фрагментов из старых фильмов. Потом предложили сходить в местный бар. Мы несколько удивились. Обычно иностранцы ведут себя по отношению к местному населению с усталой снисходительностью, двумя днями раньше японцы отказались взять нас с северо-восточного лежбища котиков в полупустую машину, сказав, что рассчитывали на больший сервис. Пришлось мантулить двадцать пять километров пешим строем до Никольского. А тут…
В баре, переделанном на скорую руку из буфета, было пусто, все восемь стульев стояли на столах ножками вверх – бармен только что от скуки помыл полы. Иностранцы привычно взяли сок, мы попросили выпить. «Запрещено!» - сказал бармен. – «Горбачев окружен войсками, но «сухой закон» не отменяет!» - «Да ладно!» - применили мы русский пароль. – «А Андрюха сказал, что у вас есть… народное творчество».
Бармен польщено ухмыльнулся и поставил на стойку бутыль мутного самогона. Дружба народов начала крепнуть с каждой минутой. Наконец французский звукорежиссер, увезенный родителями из Одессы в пятилетнем возрасте, собрал в голове остатки родного языка и спросил: «Что с нами будет?» - «Вы получите мировое признание!» - сказал я с удовольствием, не все же Андрюше пророчествовать. «А милитари корабль почему здесь? А патруль на улице? Это за нами! Вы сможете рассказать это… про нас… во французском консульстве?» - «Сами и расскажете. А пограничный сторожевой ракетный корабль «Феликс Дзержинский» пришел, чтобы с воинскими почестями забрать кости великого путешественника Витуса Беринга. Товарищ прапорщик на мотоцикле катается от избытка гражданских чувств. И вообще, скоро все закончится!»
Они поняли, судя по глазам, ровно наполовину, но повеселели. Сказали, что у русского коньяка специфический вкус. Мы вышли на крыльцо. Над головой была безнадежная чернота Космоса, под ногами – вселенская грязь. «Вы на машине?» - вежливо спросил наш новый приятель. – «Нет, мы отпустили нашего шофера в театр, прогуляемся», - на кой-то черт сказал я. Какой театр здесь? Какой шофер? Но пусть знают…
А тем временем на Командорах внук писателя-мариниста Станюкович, ставший человеком редкой профессии – геофизиком-археологом, нашел при помощи магнитометров пушки Беринга, потом – его могилу, и вот череп и кости Командора отправляются в Институт Герасимова.
Потом там воспроизвели его скульптурный облик. Как и предполагалось, человек, открывший пролив между Евразией и Америкой, тот, чьим именем было названо одно из самых богатых и суровых морей на планете, выглядел совсем иначе, чем мы представляли. Он не был пухленьким добрячком в кургузом паричке (а ведь так его изображали последние три века), а был худощав, с брутальной лысиной, могучим телом, таким, что кости от работы мышц повело, лицо - с тяжелыми надбровными дугами и мощной челюстью морского волка.
Забавно, но тогда это казалось интереснее и значительнее, чем события новейшей истории, в тот день мало кто понял, что мы видели последнюю попытку спасти Советско-Российскую Империю.