СБОРНИК "ПРИКЛЮЧЕНИЯ!" рец.0 Фрагмент романа "Неравнодушье, как диагноз!"ч.1
Беги! Не оглядывайся! рассказ о детстве
Леонид Крупатин
Сталин,после Великой Отечественной войны, следуя задумке Петра Великого, всё-таки решил построить судоходный канал между Волгой и Доном руками пленных немцев и своих родных советских «зэков» среди которых тоже много было достойных звания победителей!
Тогда всё ещё напоминало о войне. Ещё кто-то ждал своих без вести пропавших. Вокруг станиц и хуторов были окопы с ещё не убранными орудиями войны: танками, пушками и прочей дрянью. Ещё взрывались на минах люди, чаще досужие пацаны. Ещё люди по ночам слыша в небе гул самолёта крестились и бабушка мне говорила: « Слышишь чего он говорит паразит: Везу-у-у! Везу-у-у!»- подражая звуку мотора. А я спрашивал: «А чего он везёт?» А бабушка отвечала: «Думаешь чего доброго? Другую войну везёт!» И ей было всё равно, что это конечно свой самолёт. Но всё равно он паразит! Отец мой пришёл с войны в октябре 1945 г. в 19 лет инвалидом 2- группы. Обе руки у него были, но левая без локтевого сустава. А начинал он войну прямо со школьной скамьи в окрестностях своей станицы, где из сорока его семнадцатилетних одногодок, даже не обмундированных и не обученных стрелять, после первого боя осталось двое, а потом рядом в Сталинградской бойне продолжил войну до Германии, где и получил последнее ранение, став инвалидом.
(Мой стих про отца: «Велика Победа? Да!»)
Ещё три года будет зверствовать НКВД до 1953 года, разыскивая «врагов народа» среди своего народа - до смерти Сталина.
Нашу семью в 1950-м году среди тысяч других казачьих семей добровольно-принудительно переселили с родных насиженных мест с берега Дона станицы Нижне-Курмоярской в х. Рябичи-Задонские , а потом мы переехали в Рабочий посёлок Цимлянский, который в год рождения моей сестрёнки, в 1961 году и присвоения матери звания «Заслуженный учитель школы РСФСР», получил статус города, хотя городом и не стал.
Переселяли нас в связи с затоплением наших родных пойменных мест водами Дона, перегороженного пятнадцатикилометровой плотиной Цимлянской ГЭС. Получилось Цимлянское море (водохранилище) длиной около 200 километров и шириной от 20 до 50 километров в разных местах. Мне было тогда всего три годика, но я помню свою станицу, некоторые эпизоды из жизни. Помню Дон, сады в пойме, чигирь у Дона. Это знаете что такое пойма? Пойма- это низменные берега Дона, покрытые садами и лесами, которые заливаются вешними водами Дона. Это место покрытое лесами и садами с многими протоками, ериками , прудами, озёрами, кишащими рыбой и раками. А на илистой пойменной земле сажали богатейшие огороды. А знаете что такое чигирь? Громадное деревянное колесо установленное на берегу наклонно к воде и чуть касающееся воды. На этом колесе висят вёдра, штук двадцать. Колесо крутит верблюд пристёгнутый к вороту. Колесо вращается, вёдра в нижней точке зачерпывают воду, а проходя верхнюю точку, цепляются за край жёлоба на высоком берегу и опрокидываются, выливая в него воду, которая идёт по жёлобу на плантации, расположенные выше уровня Дона.
Помню я, как в 1950-м году стояли солдаты «чучмеки» с винтовками вдоль дороги, когда мы ехали со своим домашним скарбом на баржи. Всё было «добровольно», но «расказачивание» выдрессировало казаков и они знали, что винтовки настоящие и пули в них тоже. А ещё знали, что за убитого казака «чучмек» получит 10 суток отпуска домой. Помню в общем потоке переселенцев моего отца, сидящего на подкрылке полуторки, а казаки с усмешкой говорили: «Гляньте! Васькя прилепился, как цимлянский арипей!», имея в виду репей (дурнишник по науке) – бурьян распространённый в наших цимлянских песках.
Потом в 1952 году из х. Рябичи –Задонские мы переехали в рабочий посёлок Цимлянский – центр донского виноградарства и виноделия.
А я рос с видом на море и очень к нему был неравнодушен. Бабушка смотрела в окно и говорила мне по-казачьи:
-Ты куды идёшь? Глянь какие белкИ выворачивает волна!- то есть, волны с белыми гребнями. А нам – пацанам того и надо было. Но это было позже, когда я уже в школу пошёл.
А расскажу я, как первый год обитали мы в Цимлянске, на крайней к морю улице Советской, на которой впоследствии построили Цимлянский комбинат Игристых вин. Было мне пять лет в 1952 году. У нас в доме ещё не было электрического света, потому что электролинию только вели по нашей улице наши советские «зэка» под охраной почему-то тех же «чучмеков». Я не знаю что это была за национальность, но у старых казаков люди подразделялись по национальностям просто: казаки, хохлы и чучмеки(то есть иноверцы). Хохлами называли не только украинцев, но не утруждая себя, и любого русского-не казака.
Работали зэка бригадами по пять человек. На бригаду три конвоира с винтовками.Возле нашего двора остановилась бригада, которая делала заготовки для высоковольтных деревянных опор и монтировала их на месте. Что за технология была у них, я сейчас, вспоминая удивляюсь. Дело в том, что они монтировали опоры прямо из сырого леса, вынутого из воды, доставленного лесосплавом. Их прямо на месте ошкуривали двуручными скребками, сидя верхом на сырой опоре, а я потом подсохшую кору жёг и она горела легко, потому что была с хвойных деревьев, а когда нагорали угли, то я у бабушки брал картошку и засыпал в угли и потом «зэка» делали перерыв и угощались нахваливая меня. Ещё я им приносил яйца и сало, а «зэка» мне отдавали большие трёхлитровые банки с надписью «Бобы соевые в томатном соусе». У «зэков» от них была изжёга, а у нас дома эти бобы хорошо ела свинья и я. Бабушка ругалась за то, что я противопоставлял её домашним приготовлениям бобы соевые и уплетал наравне со свиньёй.Мне нравилось быть полезным среди этих тружеников, да и мне было не с кем больше общаться. «Зэка» удивлялись, что я в свои пять лет уже читаю книжки. Они спрашивали, что это меня мама научила читать? А я сказал, что мама только чужих детей учит, а меня бабушка учила читать.
Я любил замечать приёмы в работе и мне хотелось им подражать. Особенно меня с ума сводили монтёрские когти и если они были свободны, то я обязательно занимался с ними, пытаясь одеть их на свою маленькую ногу, а «зэка» смеялись надо мною. На другое утро я опять начинал с попыток одеть эти когти и «зэка» хохотали:
-Что, Лёня? За ночь нога не подросла?
Всё было бы нормально, но был среди них один дядя, которого звали Гена и он всё время ко мне как-то «клеился» разговаривая со мной пытался как-то лапать меня и я вырывался и уходил, а его другие предупреждали, чтобы он не лез ко мне. Однажды он заработал лопатой по спине от бригадира, за то, что он мне шепнул на ухо, чтобы я отнёс конвоиру бутерброд с салом, а он с дуру чуть в меня не выстрелил, передёрнув затвор винтовки и даже позеленев лицом от злости.
Однажды этот дядя Гена усадил меня насильно на ошкуренную опору и стал беседовать со мной о том, что у меня красивая мамка, хотя я не знаю когда он мог её видеть, потому что она уходила на работу раньше, чем их привозили и возвращалась она с работы, когда их уже не было. Мне было неприятно с ним разговаривать и я стал от него вырываться, а он не пускал. Его раз предупредили, но он не послушася. Другой раз предупредили и он послал бригадира матом. Бригадир хотел его опять огреть лопатой, а тот схватил топор, который разрешалось брать только бригадиру. «Зэка» переглянулись и пошли к этому дяде с разных сторон, а мне бригадир очень строго сказал:
-Быстро беги домой и не оглядывайся!
Я выполнил команду точно, но у самой калитки всё-таки оглянулся… Дядю Гену, извивающегося всем телом несли четверо за руки за ноги, а он сам был пятый. Они несли его к недавно установленной опоре. Подойдя к ней они сильно его качнули и как тараном ударили головой об опору. Конвоиры на это посматривали через плечо.
Я с неделю потом не мог подойти к своим друзьям «зэкам» и не мог даже в их отсутствие смотреть на ту опору со следами, будто об неё разбили большой помидор.
Примерно через неделю я всё-таки пошёл опять к своим друзьям, хотя их рабочее место переместилось на конец нашего квартала к улице Пушкинской. Они меня встретили очень приветливо, тем более, что я принёс им бабушкины гостинцы. Вместо дяди Гены в бригаде работал другой незнакомый дядя, который не приставал ко мне. Мне сказали, что у них скопились банки с бобами и я должен взять дома тележку и их отвезти домой. Они никому их не отдали, потому что надеялись, что я всё равно приду.
Да! Я пришёл, но если бы знали они зачем я пришёл… Я опять занялся монтёрскими когтями и «зэка» посмеявшись, перестали обращать на меня внимание. А напрасно! Ведь я принёс с собой из дома кроме бабушкиных гостинцев… чёрную клейкую изоленту на матерчатой основе.Это из материалов, приготовленных отцом к великому событию - проведению электрического света в наш дом.
Я примотал свои ноги в сандалях к этим когтям и помогая рукой установил один коготь с ногой на опору, потом так же другой рукой помог другой ноге укрепиться на опоре. Потом опять этой рукой и ногой, уже стоя на опоре я передвинул коготь выше и укрепил его, потом другой рукой так же другой коготь я передвинул ещё выше… Я был уже на высоте метра четыре, когда один охранник заорал:
-Сматры рыбёнка!- и «зэка» обернувшись бросились меня снимать с опоры. Они очень были перепуганы и сказали, что не ожидали от меня такой глупости, потому что я бы назад сам не слез, а снимать меня других когтей нет и остался бы я на столбу жить с воронами!
Они очень удивились, увидев, как я надёжно примотал изолентой свои ноги к монтёрским когтям и сказали шутя:
-Быть тебе, Лёня, электриком!
Если бы они знали какими пророками они оказались! Я сам того не ожидая начал свою трудовую деятельность электриком!Всего-то навсего через десять лет, после восьмого класса.
ПОСТСКРИПТУМ:
Однажды я пришёл к своим друзьям-«зэкам» с бабушкиными гостинцами. Увидел я в стороне откуда-то взявшуюся лошадь и её манили хлебом два пацана примерно моего возраста. Один из них был мой пожизненный друг – Колька, с которым потом мы оказались в одном классе, а тогда нам было по пять лет. Я подошёл к ним и выяснил, что они хотят приманить её к пустой бочке, чтобы потом на неё сесть, а она бестолковая, не понимает. Если подносят хлеб, то она пытается схватить, а идти за ними не хочет. Я сразу сообразил:
-А, давайте бочку к ней подтащим!
Мы подкатили к лошади пустую бочку, подняли её стоймя. Я, как самый шустрый, влез на бочку, но лошадь отошла только я к ней притронулся. Я спрыгнул, опять подкатили к лошади бочку, поставили «на попа», я влез на бочку, но только хотел схватить лошадь за гриву, она опять отошла. Я спрыгнул, опять покатили бочку и тут мы услышали хохот моих друзей «зэков», которые увидели наши мучения и им показалось почему-то это смешным. Я призадумался и сказал пацанам:
-Как только подкатываем бочку, вот тут и давайте ей хлеб! А я залезу!
Сделали, как я сказал, несмотря на хохот «зэков» и конвоиров, которые тоже хохотали над нами до слёз. Подкатили бочку, поставили её стоймя, я говорю пацанам:
-Давайте хлеб!
Пацаны отвлекли лошадь хлебом, а я схватил лошадь за гриву и подпрыгнув с бочки, лёг поперёк её спины. Лошади это не понравилось. Она поняла, что её обманули и лёгкой рысью поскакала в сторону. Да не просто в сторону, а в сторону канавы прорытой вдоль нашей улицы для прокладки водопроводных труб. Я всё- таки сумел развернуться и сесть верхом на лошадь, но тут же почувствовал, что лошадь прыгает через канаву, да ещё взбирается на кучу земли лежащей вдоль канавы. Я не удержался за гриву лошади и полетел в самую канаву. Хорошо, что в неё не успели трубы положить. Меня целого и невредимого доставали из канавы бригадир дядя Миша и один конвоир. Только меня отряхнули от земли канавы, как вдруг старший конвоир заорал:
-Гиде адна ест? Гиде адна ест? Лажись земля! Лажись стрелять будум! Защёлкали затворы винтовок, направленных на наших «зэков».
«Зэка» упали ничком на землю. Мы без команды рванули бежать, ничего не понимая, но услышав выстрел и увидев красную ракету я сообразил. В бригаде не оказалось того нового дядьки, который был вместо плохого дядьки Гены. Он сбежал воспользовавшись отвлекающим фактором, который создали мы, пацаны. Следом взлетела ракета на соседней улице, где работали «зэка», потом на третьей и вскоре примчался военный «бобик» с автоматчиками. Через полчаса они привезли этого беглого дядьку вдребезги пьяного и с разбитой мордой. До конца дня он лежал под забором и мычал, пока за этой бригадой не приехала машина –«автозак». Больше мне не разрешили подходить к моим друзьям, да и они сами издали мне махали, мол, уходи. Видимо им тоже досталось, хотя все ЧП происходили из-за меня... Вот так неожиданно закончилась моя дружба с моими «зэками». Хотя я с ними тоже пожизненно связан. В общежитии жил с условно-досрочно освобождёнными, будучи электриком и 30 лет адвокат…
А мы тогда ещё долго доедали «зэковские» бобы в томатном соусе! Мы, это я и свинья!
Я не могу без горизонта! рис. автора
Леонид Крупатин
(Сборник "О моих родных и маленькой Родине!") (1)
Я не могу без горизонта!
Его всегда я видел в детстве!
Был горизонт-морские волны!
Тонул мой взгляд в их шумном бегстве!
А за спиной был горизонт
Степной, спокойный, но весной
Могли придонские бугры
Штормить лазоревой волной!
Потом на этих же буграх
Штормил волной седой ковыль
И шла как, песня к горизонту
Казачья горестная быль!
Я на баркасе по волнам
Одолевал Цимлянский шторм,
Который был, как говорили,
Всегда превыше всяких норм!
Сейчас в бетонные громады
Повсюду тыкается взгляд!
В бензинно-дизельном угаре
Машины бешено летят…
Над головою фонари
Горят с рекламными панно!
А где же звёзды? Вон, как слёзы!
Как я не видел их давно…
Хочу опять в копну соломы
Пройти с любимой по стерне
И поклониться горизонту-
Моей родимой стороне!
Я не могу без горизонта!
Наверно манит меня детство!
Оно осталось где-то там
И я хочу пуститься в бегство!
Бежать хочу я без оглядки
За горизонт! В цветущий край!
В шторма, баркасы и рыбалки…
Наверно там и был мой Рай!
Л.КРУПАТИН,МОСКВА,2010 г.
Рецензии
Написать рецензию
Замечательное стихотворение и рисунок )
Светлана Сахарова Мурманск 20.07.2010 19:28 • Заявить о нарушении правил / Удалить
Добавить замечания
Спасибо, Светик!Ностальгия по детству...Л.Крупатин
Леонид Крупатин 20.07.2010 19:40 Заявить о нарушении правил / Удалить
Л.КРУПАТИН, МОСКВА,2010 г.