Домик в деревне

Альбина Игошина
Домик в деревне
рассказ

 На раз, преодолевая распутицу, джип самонадеянно шёл по заданному курсу.
Фёдор из окна заприметил прыткую иностранку. И всё гадал, кто кого укатает. Русское бездорожье заморскую машину или же чем чёрт не шутит! Накануне в Бутырках прошёл дождь. Хлыстало как из ведра – сутки напролёт! И то, что в России зовётся просто бедой, за одну ночь здесь в деревне превратилось в беду непролазную.
- Никак пенсию везут,- выглянув по примеру мужа в окно, заметила мимоходом Дарья.
- Глупая баба! - осадил жену Фёдор,- где ты видела, чтобы пенсию на таких машинах развозили! В триста годов!- сердился дед.- На таких тачках либо большое начальство разъезжат, либо бандиты! Сурьёзный народ! Соображать надо! Деревня!
Дарья испуганно перекрестилась на образа и отошла от греха подальше.
Огромная бокалдина посреди проезжей колеи пленила, в конце концов, хвалёное буржуинское чудо. Машина намертво застряла посередине водно-грязевой  преграды. Фёдор сунул под мышку запасные резиновые сапоги и, раскурив не спеша самосад, с видом генерала от МЧС вышел со двора.
Засучив до колен модные штаны, парень из джипа, матерясь и в хвост и в гриву, форсировал пешим ходом водную преграду. На суши, попыхивая самосадом, с довольной ухмылкой, поджидал незадачливого гостя Фёдор.
- Красиво шёл!- кивая на поблёскивающий в грязи автомобиль, заметил с неприкрытой иронией Фёдор.
Обуваясь в резиновые сапоги, парень страстно перечислял избранные согласные русского алфавита. Фёдор присмотрелся к залётному гостю и всплеснул руками:
 - В триста годов! Лёнька, ты што ли! А я то гадаю, чью это сивку укатали наши Бутырки! Здорово, орёл! Никак соскучился по родным пенатам! Бабку решил проведать! Вот радость-то Аксинье подвалила!
- Соскучился!- плюнул в сердцах парень, с тоской разглядывая пленённый посреди колдобины внедорожник.- Мать за жабры взяла! Чё делать-то теперь!- психовал Леонид.
-Да ты не кипятись! Табе ещё свезло! Маненько до домика-то в деревне не дотянул! У нас здесь вообще, редко кака птица до середины дороги после непогоди добирается! А ты как на абордаж шёл. Волны рассекал! Как крейсер-то твой называтся?- допытывался Фёдор.
- Джип «Гранд Чироки»- буркнул под нос парень.
Фёдор давненько уже стал недослышивать на одно ухо, но старательно скрывал ото всех, а в особенности от жены, свой досадный изъян. Авторитет уронить боялся. От чего частенько попадал впросак.
- Да я вижу что широкий. Ты гляди, япона мать,- почесал затылок Фёдор, - страну-то на карте не разглядеть! Одни точки да запятые, а каки кренделя выкидыват на мировой рынок!- похвалил Фёдор машину.
- Это американская машина!- поправил старика парень.
- В триста годов!- хлопнул в ладони Фёдор,- так энто значит сама Америка в лужу бутырскую села! И на старуху выходит, быват проруха!
- На каку старуху!- взорвался Лёнька,- сорок тысяч баксов в навозе плавает! Кровных! Чё делать-то!
-Ну, вылитый Григорич!- заметил довольно Фёдор,- как есть порох! Мы с твоим дедом… – недоговорил Фёдор и многозначительно махнул рукой.- Эх, в триста годов! Чё тут поделашь? К Ваньке на поклон идти надо! Мол, смилуйся, барин, помоги! Не оставь в беде!
- К какому Ваньке?
- В триста годов! – диву дался Фёдор.- Ты бы ещё лет двадцать глаз не казал! К корешку твому закадычному! Не забыл, пади, как вы пацанами «козлика» то председательского от сельсовета угнали местных девок покатать. Вот шельмецы! Ежели бы годков на два вам поболе в ту пору было, топтать, не перетоптать бы вам и по сей день топкую тюремну зону! Тепереча, что твой Ванька! Кум королю! Фермерюга! Все земли колхозные в округе к рукам прибрал! Олигарх! И ведь вражина чаво удумал напоследок! Объявил тридцатикилометровую зону вокруг Бутырок свободной от алкоголя! На святое покусился! И ведь ни думали, ни гадали от кого зло произойдёт! Самых что ни на есть батрацких кровей отпрыск. По мужеской линии, правда! А вот по женской - то заковырка. Но ведь она в этом деле не главная! Чаво с бабы взять? - Фёдор с досадой махнул рукой, не договорив.- Мы с Макарычем на бадяжну водку грешим! Энта она ему мозги то замутила! Не мог он просто так взять и с ума сойти! Проспался бы и снова человек! А теперича што! Сам не пьёт и у других из рук рвёт. Врача специального привозил из области по этой части,- старик выразительно щёлкнул себя по горлу.- Теперича вся деревня заколдованная ходит к нему в батраки наниматся. Живём, стыдно сознаться, хуже каких-нибудь негров! Не деревня, а резервация кака-то! Не с кем посидеть, по душам покалякать! Международное положение обсудить. Измельчал народ,- старик откашлялся в кулак, и после паузы добавил как бы, между прочим:
- Ты, Линид, парень-то смышлёный. Ясно дело. Дураком-то в кого быть? Ну, так я это,- замялся старик,- думаю, ты не с пустыми руками к нам после такой разлуки пожаловал. Матри у нас насчёт контрабанды строго! Лучше чистосердечно разоружайся.   
- Ну, давай, дед, давай командуй парадом! Будет тебе круглый стол! Политинформация! Встреча без галстуков! Всё будет! Только иди к Ваньке, к чёрту на рога! Делай что-нибудь. Спасай!
- Да я то пойду. Только нет сейчас Ваньки в Бутырках. В триста годов! На родину твово ретивого жеребца вражина укатил! В Америку! Опыта империалистического набираться. За себя в конторе очкарика городского оставил. Правая рука! Учёный, гад! Пять институтов кончил! А мозгов-то нет! Всё на компьютере подсчитыват. Выгоду и день, и ночь вычислят! Без неё шагу не ступит! И Ванькину росейску душу норовит на все пуговицы застегнуть, крыса булгахтерская!
- Дорогу бы сначала построил!- выдирая из грязи резиновые сапоги, возмущался Лёнька,- олигарх колхозный!
- Не до дороги ему,- отмахнулся Фёдор,- всю прибыль на опиум пустил. 
Лёнька вытаращил глаза.
- Церкву восстанавливат,- пояснил Фёдор,- ишь как маковки-то на солнце улыбаются,- кивая на сельский храм, не без гордости заметил он. - А с чаво всё приключилось-то?- оживился старик.- Бабку его, Марфутку помнишь чай, поди. Ну, што ты! Перва красавица на Бутырках была! Да где тебе сопляку это помнить, - с досадой махнул рукой Фёдор. - С малых лет ростила она его сироту! А как к басурманам-то его на войну забрали. Ногу ему там за долги - то интернациональные и отполосовали! Телеграмму прислали что, мол, жив, здоров, тока раненый  в лазарете отлёживатся. Не выдержала сердешная удара - померла. Жалела его почём зря! Да и Ивана сваво пади вспомнила! Деда Ванькиного! Он ведь тоже почитай с той войны с пустой штаниной воротился. Молодым совсем помер. Тока жить бы. Не дождалась внучонка. Ванька вскорости воротился на протезе с боевым орденом, а дом-то холодный. Да и много ли на одной ноге в колхозе наработашь!- Фёдор тяжело вздохнул и после выразительной паузы махнул в сердцах рукой,- тут на двух-то, эх, в триста годов!  Булгахтером разве тока! Так это ж скока учиться надо! Знамо дело - наука мудрёна. Ну и стал он горе-то топить, как полагается по-русски! Где протез, а где Ванька! Год, два, три топит, а оно не тонет, горе-то, за собой тянет. И удумал он порешить свою постылую жизню. Тока петлю-то на шею накинул, и тут являтся ему покойница бабка наяву. Видать не выдержало сердце-то её горемычное и на том свете. Ванька и так на пол головы седой был, а тут и вовсе как лунь стал. Какой уж промеж них разговор случился, то никому неведомо. Ванька про то не сказыват. Таится. Тока опосля этого свидания Ваньку будто подменили. От самогону как отворотило. Не то, что пить, на дух не переносит! Бога теперь не в сердцах и всуе помянат, а через слово. Не перекрестив лба, стакан воды не испьёт! Вот така она в триста годов, мудрёна перестройка, приключилась в твоё отсутствие!
Через полчаса Фёдор вернулся на тракторе. Перехваченный где-то Фёдором тракторист подцепил на буксир, зарвавшийся в грязи джип, выдрал его из лап бездорожья и дотащил до родового гнезда парня. Аксинья знать ничего не знала, ведать не ведала, козу доила. Услыхав на дворе шум, выбежала и ахнула. На радостях хотела запричитать в голос, как положено при встрече, но Леонид резко осадил её искренний порыв:
- Сматывай манатки, бабка! Мать за тобой прислала.
Аксинья оцепенела:
- Пошто, внучек!
-А я знаю!- огрызнулся Леонид. - Вези, говорит, бабку в Москву! Хоть перед смертью по-человечески поживёт.
Аксинья всплеснула руками:
- Доченька-а-а…
Леонид криком остановил бабкину истерику:
- У тебя ночь перед вечным счастьем!
Словно угорелый Лёнька метался по двору. Рвал и метал. Звон опрокинутых вёдер, истеричное кудахтанье потревоженных кур разносились то тут то там.
- Где у тебя уборная-то?!
- Тык ведь там же где была, внучек!- растерялась Аксинья. - Под акацией.
- А акация где?
Пока Лёнька отмывался от объятий Родины на дворе в кадушке, пока всё из той же кадушки наводил лоск на машине, Аксинья растопила печь, на скорую руку настряпала ватрушек. С пылу с жару выставила перед любимым внуком угощение. Под одобрительный взгляд Аксиньи, Лёнька в охотку навернул как в далёком детстве с молоком сдобную, пышущую жаром румяную ватрушку. Махнув рукой, за милую душу смолотил на радость бабки и вторую, и третью.
- Молоко, надеюсь не от твоей Эстерситы было,- вылезая из-за стола, сытно рыгнул Лёнька.
-Марисабель,- смутившись, поправила она внука.
Марисабель была козой Аксиньи. Аксинья знала, что внук брезгует козьим молоком, но он с таким смаком прихлёбывал с горяченькой ватрушкой прохладное козье лакомство, что она решила ради его же блага соврать.
- Что ты? У Ваньки специально купляла. Как чуяла что приедешь,- пряча глаза, соврала Аксинья.
- Опять этот Ванька! Не Ванька, а маркиз де Карабас какой-то!
Аксинья как-то хитро улыбнулась в ответ.
- Насчёт маркизы врать не буду, чаво не ведаю, того не знаю, а друг то твой размахнулся! За ум взялся парень. Как бабка-то к ему явилась с того свету. С тех пор в рот не берёт! И другим не дозвалят. Вот ведь кака оказия с парнем приключилась,- начала было Аксинья издалека.
- Да наслышан уже!- раздражённо отмахнулся Лёнька. - Закусывать надо!
Аксинья покачала головой:
- Фёдор пади успел. Вот ведь канительный старик! Что ни говори, а нет, худа без добра. Вот и с Ванькой так. Всю  деревню закодировал на тверёзость и счастье. Жанился. Женщину самостоятельну взял, грамотну. Медичкой у нас работат. Обходительная. Храм восстанавливат. К Рождеству обещали освятить. Скорей бы уж!- перекрестилась Аксинья. - Из других районов к ему таперича приезжают опыт перенимать. В почёте большом стал! По имени-отчеству величают! А намедни из самой Москвы специально наведывались. В телевизер сымали. Видел, поди?- убирая со стола, спросила Аксинья.- Ванька там наш как министр был. Справный! Рубаха на ём небеснова! Как воздух! При галснике! Кто не знат тот и не заметит, что ноги-то нет. Речь говорил. Складную.- Аксинья неожиданно горько всхлипнула: - Марфутка то поглядела бы, порадовалась! Не довилось! Царство ей небесное!- перекрестилась Аксинья.
- Некогда мне в телевизор зенки пялить,- сонно потягиваясь, отрезал Леонид,- на хлеб с икрой зарабатывать надо.
Нелёгкая дорога и сытный ужин в конец сморили парня. Засыпая, Лёнька продолжал отдавать распоряжения:
- Чтобы утром как штык была! Готовая к встрече со счастьем!
Аксинья перекрестила на сон грядущий внука.
- Миленькой, ухайдакался совсем,- умилённо всхлипнула она, туша свет,- спи-отдыхай, кормилиц!
Сама же на волос не уснула. Вытаращив глаза в потолок, думала, размышляла. И к утру всё-таки решилась. Лёнька не навещал её с тех пор как гостил здесь мальчишкой на каникулах. И вот на тебе - собрался! Все дела родимый забросил. Машину за ней пригнал. Бензин - то не вода, поди, дорогой. А она нос воротить! Не годится. Обидится ведь, и хоронить не приедет. А уж на могилку-то и говорить не о чем! Зарастут твои  костыньки, Аксинья Фёдоровна, травушкой-муравушкой и поминай, как звали.
Взвесив все за и против, Аксинья стала собираться в дорогу.
-Ну, что, эмигрантка, Родину на пятый угол меняшь!
Расстроенная внезапным отъездом, Аксинья горько всхлипнула. Не поворачивая головы, она продолжала перекладывать с места на место свой незатейливый гардероб. По ходу давала указания Дарье. Ей она доверила самое дорогое – Марисабель.
-Вакуатор-то Танька какой прислала! В триста годов! Жип! Как жар горит! - Подойдя к окну, продолжал ёрничать Фёдор! - Сорок тыщ баксов! На наши-то и Ванькин счетовод не перещитат! Энто где же надо так лопатить, чтобы на таком скакуне гарцевать!
Дарья состроила на лице недовольную мину и махнула в сердцах рукой на настырного мужа.
- И так тошно,- всхлипнула Аксинья,- да ты ещё тут, Фёдор, под руку! Ты уж, Дарья, не бижай Марисабель. Сено я заготовила на всю зиму. Не жалей. Ведь не колхозная скотина! Балованая!
- Так ты, Аксинья, теперича у нас как перелётна птица по весне появляться будешь! В триста годов! Матри заразу каку модну на хвосте не принеси. А то отстреливать придётся на границе!- не унимался Фёдор.
С улицы доносился настойчивый сигнал. Леонид недвусмысленно подгонял бабку. Аксинья повязала перед зеркалом свой самый нарядный полушалок и, перекрестив избу, с поникшей головой вышла на крыльцо. Проводить Аксинью собрались все шабры. Событие как ни как в деревне. Отмытый до зеркального блеска джип, уже бил копытами, то бишь клапанами. Увидев на крыльце бабку с плетюхой в руках, Леонид заглушил мотор. Словно приговорённая к смертной казни Аксинья подошла к машине.
- Ты чё резину тянешь? Дождь того и гляди рванёт!- психовал Леонид.
-Я готова, внучек, - еле слышно проговорила Аксинья.
Леонид удивлённо осмотрел с ног до головы бабкин наряд. Аляповатый полушалок с люрексом переливался всеми кислотными цветами. Поверх болоньевого плаща выгоревший синий халат со следами крестьянского труда и венцом всего этого прета-порте были резиновые галоши на вязаный шерстяной носок.
- А там чё?- кивнул Лёнька на плетюху.
- Гостинчики деревенские – яички, петушки, молочко, лук, часнок. Всё натуральное. Своё. - запричитала Аксинья.
- Зять, Линид, чтоб ты знал, он любит взять,- встрял, было, Фёдор, но жена резко махнула на него рукой, и Фёдор замолчал. Не надолго, правда!
-Ну, православные, не поминайте лихом,- в пояс поклонилась Аксинья односельчанам,- простите, коли чаво! Оставайтесь с Богом! Живы будем, свидимся!
- Тебе счастливый путь, Аксинья, - напутствовал Фёдор,- встретишь в Москве Жириновского, передай, мол, правильный он мужик. Мы тут все за него, голоса в урну кидам. Ну, почти все. Окромя Макарыча. Сама знашь, старой веры придерживается товарищ. Ждёт не дождётся, когда опять красные придут недогляд свой исправлять. Ваньке сибирскую прописку выправлять. Ну, уж, в триста годов, никуды не денешься, – развёл руками Фёдор,- демократия она и в Бутырках демократия.
- Не деревня! Драмтеатр какой-то!- заводя джип, усмехнулся Леонид и сорвался с места, только комья чернозёмные полетели из-под блестящих колёс.
Через минуту джип мчал Аксинью по шоссе. За свои восемь десятков Аксинья ни разу дальше райцентра не выезжала. Да если бы не выборы, она бы и в райцентр ни ногой. А так уж со всем миром, с песнями с гармонью весело было.
Аксинья вдруг спохватилась. Зачем она поехала? Пошто дала себя уговорить! Жила-жила и на старости лет с ума сошла. Куда несёт её этот бешеный конь? За сто вёрст щи чужие хлебать?...
Лёнька гнал без оглядки. Из придорожных кустов то и дело показывались то гаишники с палками, то девицы-красавицы. Чертыхаясь и матерясь, Лёнька успевал только кошелёк открывать перед стражами порядка и проскакивать мимо вторых. В какой-то момент Аксинья не выдержала:
-Подвёз бы девчонок-то. Замёрзли ведь, поди, на обочине. Раздеты совсем.
Лёнька недовольно буркнул что-то на счёт их работы и прибавил скорость. Аксинья удивлённо повертела головой по сторонам. По обеим сторонам трассы стоял сплошной лес. Никаких заводов и фабрик по близости не наблюдалось. Но, глянув на сосредоточенное лицо внука, больше своими вопросами не донимала.
Москва встретила Аксинью иллюминацией. Расцвеченный рекламой город подмигивал всеми цветами радуги. Ошарашенная увиденным, Аксинья испуганно глазела по сторонам. За всю свою жизнь она не видела враз столько света. Единственный фонарь в Бутырках светил только на конном дворе в безветренную погоду, и то Макарыч каждый раз грозился разбить его к чёртовой матери, чтобы не мешал потихоньку раскулачивать новоявленного бутырского помещика.
- Принимай, мать, груз!- воскликнул Ленька, выкидывая из машины бабкин скарб. Аксинья не успела расцеловаться с дочерью, как Лёнька стрелой сорвался с места. И был таков.
 К вечеру Аксинья уже сидела на двадцать пятом этаже, в махровом Танькином халате до пят, намытая в модной ванной с пузырьками и пила расхваленный дочерью зелёный чай. Трава травой, попробовала Аксинья, но расстраивать дочь не стала. Тут ещё зять как-то исподлобья посмотрел сначала на гостинчики Аксиньины потом на неё саму и, буркнув что-то под нос, уткнулся в телевизор. Так и просидел весь вечер.
Утром, проснувшись в чужой постели, Аксинья долго прислушивалась к голосам за дверью. Ей давно уже не терпелось сходить по своим нуждам, но голос зятя подавлял все естественные порывы. Аксинья ждала, когда он уйдёт по своим делам. Наконец в комнату заглянула Татьяна. Собираясь на работу, она на бегу отдавала матери распоряжения. Завтрак на столе, дверь никому не открывать, на звонки не отвечать, посуда приду помою, отдыхай и ни о чём не думай.
Через секунду массивная железная дверь захлопнулась за дочерью и Аксинья осталась один на один с человеческой жизнью.
Забросив Танькин наряд, Аксинья надела привезённый с собой, на ноги обула привычные галоши и принялась за дело. Перемыла посуду, протёрла пыль, подмела мусор, села возле окна, глянула на город сквозь решётки и запечалилась.
«Не думай ни о чём,- вспомнила она напутственные слова дочери. - Как же не думать, если думается? Как там, на родимой сторонке солнышко-то без меня теперь встаёт? Да и встаёт ли!...»
Фёдор был как на иголках. Ждал первую звезду. Бабка клятвенно пообещала ради такого праздничка достать из заначки. Выглядывая в окна, Фёдор всматривался в вечернее январское небо. По всем подсчётам звезда давным-давно должна была появиться. Дарья накрывала на стол справить Рождественский сочельник. В печи подходили пироги. Но это к завтрему. Дарья торопилась разделаться со стряпнёй и успеть на Рождественскую службу в восстановленный Иваном и молитвами людскими Божий храм. Вдруг Фёдор перестал метаться меж окон. Ему показался огонёк в окне Аксиньи. Но верить своим глазам Фёдор отказывался. Ещё с утра, не дожидаясь первой звезды, он вычислил Дарьин схрон, и что греха таить, не удержался. Разговелся.
А теперь испуг взял старика. Неужто Господь покарал его за обман? Ведь Дарью провести вокруг пальцев всё равно, что несмышлёного ребёнка обмануть. Глупая баба. Теперь вот мерещится незнамо что.
- Бабка, у тебя глаза то вострые, грамотой не изломаты, глянь-ка на небо,- хитро подошёл он к супружнице.
- Да и так уж ясно! Пятый час на дворе,- выставляя на стол чикушку, отмахнулась Дарья.
- В триста годов! Ну, тебе чаво тяжело подойти к окошку?- недовольно буркнул Фёдор. - Да свет затуши. Виднее будет.
Дарья щёлкнула выключателем и послушно подошла к окну.
- Ну, и чаво табе тут не ясно? - вздохнула она. - Снег валит. Вот небо-то и заволокло!
- Да ты разуй глаза-то! - взбеленился нетерпеливый Фёдор. - Окрест погляди.
- Батюшки!- вскрикнула Дарья. - У Аксиньи никак огонь в окне горит! К чему бы это?
Фёдор с облегчением выдохнул воздух из груди и с лёгким сердцем опрокинул законную стопку:
-Ну, в триста годов! За домик в деревне. За Родину!
________________________