Вторые сутки падает снег. Неторопливо сбиваясь в хоровод, в воздухе кружат маленькие произведение искусства – кристаллики замерзшей воды. Снежинки тают, едва достигая еще теплой последними осенними днями земли, прощаясь с жизнью льда и приветствуя новое состояние.
Я слегка подул сквозь оконное стекло и тысячи пушинок стремительно завальсировали, сплетаясь в белоснежные косы метели: то живо проваливаясь в темную бездну асфальта, то вновь взлетая высоко в небо, откуда произошли.
С тоской наблюдая за озорными па стихии, подвластной мне - я завидовал ей. Кто, сейчас, был более свободен из нас?
Свобода. Как много в этом слове патетической человеческой гордости. Пожалуй, я уже давно ревновал людям за то, что они могут позволить себе свободу или, хотя бы, видимость свободы.
Порой и фикция – полезная вещь.
У меня никогда не было свободы выбора. Сколько помню себя, я всегда служил Земле и ее многочисленным обитателям. Из века в век, из тысячелетия, в тысячелетие.
В рамках бессмертия, две тысячи лет – это зеленая юность. Но, до чего устало мое бессрочно - молодое тело. Как была утомлена вечным существованием одного действия, внутренняя невидимая сущность!
Я думал о том, как иногда, люди с ненавистью говорят о нелюбимой работе. Но человек всегда может пойти по другому пути, в моем же случае – нетленная предопределенность, покорность и подчинение.
Я приложил палец к холодному стеклу и замер, подзывая к себе рой белых мух. И они тут же облепили окна, радостно стучась в рамы жестокими порывами ветра, тесно прижимаясь к тому месту, куда касалась рука.
Да, - предопределенность, покорность и подчинение…
Если не положить начало конфликту.
Я отнял палец и, махнув кистью, заставил снег броситься врассыпную. Прочь, меланхолия. Хочу, чтобы внутри остался только холод - невозмутимость всегда была моим прикрытием. Сколько же людей называли меня черствым! Пусть не в словах, но в едва ощутимых движениях тел, мимолетной мимике я всегда видел, что они считают меня бездушным.
Тугое горло кашемирового свитера давило шею. Человеческая одежда мешала мне, я все никак не мог привыкнуть к ней за годы в людском обличье. Слишком много времени проходило в перерывах между одеваниями. Приходя после тридцати двух лет забвения, я словно заново учился ходить, говорить, носить обременяющие меня вещи, если того требовали обстоятельства - есть примитивную человеческую пищу. А все ради того, чтобы вылавливать, сбежавших из Вагала, Падших, ведь уравновешивать цикличность в природе, я мог бы, и не пребывая в человеческом теле.
Вот уже два дня я чувствовал присутствие Высших Падших. Я знал, что их приход - лишь дело времени, а потому, не теряя более ни минуты, взял со стойки для одежды проклятое тяжелое пальто и, выйдя из номера отеля (первого, попавшегося на моем пути два дня назад) пересек холл на первом этаже. Строгая молодая женщина - администратор в очках с роговой оправой и геометрическим каре, улыбнулась и кивнула мне. Она знала, что улыбка шла ее простоватому, но не лишенному обаяния лицу и, желая нравиться, старалась сделать себя краше. Дома ее ждали забытые на время муж и быт, потому что здесь был я, - как ей казалось красивый парень в хорошо скроенном пальто, платящий наличностью.
Я всегда особенно остро чувствовал интерес женщин ко мне. Это неимоверно тяготило, куда больше чем сковывающая движения, одежда, и синтетическая человеческая еда. Спиной, ощущая едкий, пытливый взгляд я скорее толкнул массивную дверь на улицу. Скорее, скорее, в объятия стихии. Скорее, чтобы избавиться от чувственного, прожигающего взора!
В грудь ударил снег, а человеческие желания остались за глухой стеной. Окутанный ветром с ног до головы я облегченно вздохнул, погружаясь в вязкую топь вечерних улиц. Снежинки радовались встрече и кружили вокруг меня белым ореолом, не подвластным объяснению со стороны земных физических законов.
Я прошел несколько кварталов и остановился около небольшого кафе в средиземноморском стиле. Через витражные окна я видел камин, в котором жарко горел огонь, повара, у всех на виду готовившего мясо и озябших посетителей с бокалами горячего глинтвейна. Мне же, было хорошо здесь, на ледяном ветре и шальной вьюге. Развернувшись туда, где особенно чувствовались жестокость вихря, я замер, с благоговением стоя в распахнутом пальто и получая в лицо свежесть, которая отдаленно напоминала прохладу и чистоту моей родины.
Неподалеку от этого района был офис, в котором мне приходилось коротать человеческие дни на планете, - сейчас, он был пуст и сдан под охрану, мне же, было необходимо освободить свое место от каких - бы то ни было напоминаний о моей личности. Поспешив вверх по улице, я совсем скоро достиг знакомого здания. Вслушавшись в ночное безмолвие помещений, услышал, как в дальнем крыле дома ночной сторож гремит ложкой о края чашки, размешивая сахар в чае. Громко играло местное радио, в какой – то момент, я даже услышал слабые попытки сторожа подпеть.
Этот пожилой и слабослышащий человек не мог быть мне помехой, куда сложнее было бы укрыться от датчиков движения, установленных в каждую комнату офиса.
Пребывая в человеческом теле, я не любил становиться невидимым и не любил летать – это отнимало слишком много сил, а чуждый в обычном моем состоянии организм, часто страдал от подобных манипуляций. Последний раз, после полетов и встречи с Падшим, у меня было многочасовое головокружение такой силы, что я потерял сознание прямо на улице и провалялся бродягой около какой – то помойки. С меня сняли ботинки и пальто, украли бумажник, но никто не побеспокоился о моем здоровье. Правда, это было до того, как я стал Верховным Хранителем Света. Может, в связи с этим что – то изменится, сил станет больше?
Я знал, что у Хранителя Тени Даниила была такая же проблема, что и у меня, а восстанавливался он куда хуже. На некоторое время, он мог становиться настолько уязвимым, что на него запросто мог влиять Шеду, который еще ничего не знает о своем даре. Но многое поменялось с тех пор, как он овладел новой силой, отняв ее у моего несостоявшегося Смотрителя.
А ведь она никогда не подозревала о том, что я никогда не снизошел до нее, если бы не Даниил.
В предчувствии болезненного состояния, я набрал в легкие много кислорода и заставил тело исчезнуть, с неприятием думая о предстоящем деле.
Используя все возможности своего организма, я вошел внутрь стены и пошел вдоль нее, избегая всевидящего красного глаза сигнализации, но немного промахнувшись, вышел не в своем кабинете, а в комнате Олеси. Едва мое лицо показалось из стены, в нос ударил знакомый, фруктовый человеческий запах. Пустой стол без компьютера, бумаги в папках, выложенные стопкой в углу и едва ощутимое, давнее пребывание Падшего. Я вспомнил, как мой организм выворачивало наизнанку, чувствуя Даниила за стеной, когда тот впервые пришел к Олесе.
Вернувшись в непроглядную темень кирпичной кладки, я на мгновение замер, собираясь с мыслями. Мне не было знакомо слово «сострадание», но, наверное, мне было досадно за нее, потому что до боли сложно было удерживать себя в состоянии ходить сквозь стены. Человеческая эмоция разрушающе действовала на сверхъестественные способности. Я загнал чувство в глубину души воина, сжимая невидимые кулаки.
Впервые за тысячелетие, мне было жаль человека.
Все шло, как было необходимо мне, а она – лишь звено цепи, в любом другом случае, Даниил никогда бы не получил мою силу. Но она смотрела на меня всегда по – особенному, не так, как многие другие. Я чувствовал в ней робость и страх, но каждый раз, пугливо заглядывая в мои глаза, она пыталась говорить со мной на равных.
Недоумение - будет верным словом, которое охарактеризует мои чувства по отношению к ней. Но это куда лучше, нежели безразличие, свойственное мне в отношении к каждой человеческой сущности на этой планете.
Я знал, об ее увлечении мной, знал так же, как и тысячи лет подряд знал о сердечных тайнах других женщин, которые попадались мне на пути. Не скажу, что ее чувства как – то отличались от тех, других, которые канули в лету, но она имела одну запоминающую тонкость – не раздражала, что уже являлось для меня очень серьезным приоритетом в сосуществовании. В противном случае, будь она навязчивой, я бы устранил ее. Не убил, нет, повлиял бы на судьбу, недаром же, я держал подле себя Ивана Ивановича, этого грозного представителя европеоидной расы с наивной душой птенца. Я знаю, она не полюбила бы его никогда, но женщинам совсем не обязательно любить своего партнера.
Я имел сведения, что он пытался признаться ей в чувствах. Честно? Я даже не предполагал, что это случится так скоро. Однозначно, терпение не входит в список его добродетелей.
Старик сторож зашелся в сухом кашле. Смолянистые вещества крепких сигарет, которые он курил, наполовину закупорили его альвеолы. Глупые люди, подверженные самоуничтожению!
Продвигаясь дальше внутри стены, я обдумывал план замыкания проводов в датчике своего бывшего кабинета. Я знал, что отсоединение его одного, не вызовет панику, как в случае с отключением целой системы. Безусловно, это обнаружится, но у меня будет минимум пять минут для спокойного уничтожения всех бумаг и записей в компьютере. В любом случае, я примерно представлял, где проходят заветные провода и, наткнувшись на них в темноте каменной кладки, послал пучок энергии, прерывая электрическую цепь. Я понял, что получилось по тому, как перестал чувствовать электрическое поле. Вывалившись из стены, я перевел дух, готовый в любой момент послушно улечься ничком под гнетом головокружения. Но пришла лишь легкая усталость, что несказанно обрадовало меня.
Я знал, что мой кабинет обыскивала местная прокуратура – искали доказательства моих отношений с арендатором сгоревшего дома и зацепку, что подтверждала бы мою связь с подчиненной. Я думаю, их постигло жестокое разочарование, но как никогда, я стоял близко к рассекречиванию моего существования и существования всей человеческой структуры Посвященных, стоящих за мной. Стараясь двигаться бесшумно, я сложил все бумаги, с которыми работал или в которых были хоть какие – то мои данные, в центр комнаты. Их было достаточно много, и вынести их прочь отсюда составило бы определенную сложность, благо, я открыл окно и, испепелив каждую папку, выбросил в пустоту пыль. Меньше времени заняло стирание файлов с компьютера.
Вернувшись в грязь и темноту стены, я слышал, как недовольно ворчит сторож, отвечая на ночной звонок с пункта охраны, где обнаружили перебои в работе датчиков. Кряхтя, он еще отвечал на обязательные вопросы, когда меня уже обнимала метель – очень ранняя в этом году. Ранняя, потому что так захотел я.
Немногочисленные прохожие вокруг, уткнули носы в шарфы и высокие воротники: сутулые, обиженные стихией. Я понимал, что на их фоне выглядел странно – в пальто нараспашку, в легких туфлях, со снегом в разметавшихся волосах. Мне бы запахнуться, надеть шапку, намотать шарф, чтобы быть как все, чтобы играть роль. И в который раз поборов внутреннее сопротивление, я застегнулся на все пуговицы и поднял отложной воротник. Я только что уничтожил кипу бумаг, где едва упоминалась моя недействительная человеческая фамилия, а теперь, спешу со всеми поделиться радостью нечувствительности к холоду?
Свернув в подворотню, я чувствовал, как тает лед на моих волосах, чистейшими каплями капая за шиворот. Безумные земные кудри - раздражали, их рост был слишком скорым для обычного человека. Когда я был Хранителем, я стригся каждые пять дней, теперь же, став Верховным, мои волосы отрасли за сутки почти до плеч. Рост волос – главный показатель нашей силы в людском подобии, и я всегда удивлялся, как Даниилу удается скрывать ее физическую видимость, нося короткую стрижку. Несомненно, он стригся самостоятельно (как и я) каждый день.
Вспыхнувшие впереди меня витрины торгового центра, заставили поспешить на поиски отдела с парикмахерским инструментом. По многим причинам, я не мог вернуться в свою съемную квартиру, где имелось все необходимое и поэтому, требовалось купить новые туалетные принадлежности.
С нескрываемым удовольствием я кромсал светлые завитушки на ходу, идя сквозь пустые неосвещенные дворы. Зажимая волосы пальцами, я стриг и тут же бросал в лицо ветру мягкие, толстые волоски, которые он подхватывал и рассеивал в пространстве.
О бедро бился бумажный пакет с бельем и зубной пастой. О, да, мне приходилось заботиться о чистоте человеческих зубов и тела. И хотя, моя оболочка не выделяла пота, ее дышащие поры забивались уличной и комнатной пылью.
Вчера мне пришлось сделать вылазку за пальто, потому что мое предыдущее осталось в машине, так и оставшейся на парковочном месте около сгоревшего дома, сегодня же, мне потребовались ножницы и хлопковые футболки. Наличность таяла на глазах, а пользоваться банковской карточкой я не мог. Все летело в тартарары. Несмотря на то, что я стал Верховным Хранителем – моя власть и возможности были ограничены, важнейший смысл пребывания в человеческом теле один раз в тридцать два года – попран, а ведь мне еще предстояло быть в оболочке больше полу года! В оболочке, которая требовала жилья, одежды, душа. Я не мог просто слоняться по улицам все это время.
Неожиданно мне пришли на ум Низшие Падшие, получающие удовольствие и подъем сил от употребления живительной человеческой энергии. Брезгливо поморщившись, я поблагодарил небеса за то, что хоть в подобном не нуждаюсь. Я знал, что и Высшие Падшие, при случае, могли опуститься до такого, разница была лишь в том, что практиковали они подобное в крайних случаях – когда их собственные силы были на исходе, а восстановиться самостоятельно было невозможно.
Как бы курьезно это ни звучало, но Высших Падших в какой – то степени, можно было назвать благородными – они никогда не лишали жизни существ слабее себя, а если и брали от человека энергию - никогда полностью не выпивали ее. Когда – то давно, моим братьям – воинам, Хранителям Тени, совершенно не требовалось искусственное поддержание своих сил – внутренняя сила под названием «благодать» всегда восстанавливала их, после того, как они стали Падшими, лишенными благодати, их сущность претерпела значительные изменения. Если они, по каким причинам, не успевали создать себе энергетический напиток «гроно», они могли запросто воспользоваться для удержания в человеческом теле людскую энергию. В противном случае, их внутренняя сущность могла опять очутиться в Вагале.
Расправившись с волосами, я бросил ножницы в пакет. Проведши руками по голове, я удостоверился, что постригся ровно и прическа теперь такая же, какую я носил последние пол года. Мне не нравилась форма человеческих ушей и поэтому, я старался прикрыть их, закрывая ненавистными кудрями.
В груди едва ощутимой тяжестью и болью появилось знакомое ощущение - чувство близкого присутствия Высших Падших. Теперь их было трое. Трое соратников: один из них был уже рожден Падшим, двое других, знали те времена, когда состоялась великая война между братьями – Хранителями Тени и Хранителями Света. Даниил, Арон и Вог. Я знал их также хорошо, как каждый из Падших знает Хранителей Света. Мы все рождаемся с печатью знаний о каждом из противников и впоследствии узнаем о каждом новом новорожденном. Мы видим всех…
На самом деле - это жуткое чувство и меня неимоверно тяготила веками копящаяся усталость от ведения.
- Браток, не найдется закурить? – вечный вопрос темных подворотен вывел меня из зыбкого оцепенения. От зловонного подъезда старого дома выдвинулась тень.
- Не курю. – ответил я человеку в грязной куртке с короткими рукавами, вкладывая в тон речи опасность для здоровья, которая ожидала бы этого несчастного, случись ему напасть на меня. Я бы оглушил светом и наложил запрет памяти, провоцируя глухоту, которая сопровождала бы беднягу несколько месяцев.
Молодой ободранный мужчина пошатнулся и было отпрянул, но всхлипнув пару раз, рванул на меня.
- У тебя слишком хорошее пальто. – думал он, превозмогая страх передо мной.
Я досадно поморщился, побеждая жалость, в который раз охватившую меня за этот вечер. Пребывая с людьми, я становился слишком сентиментальным. Сверкнуло лезвие ножа, и я ударил светом, прицелившись в барабанные перепонки бродяги. Напавший, даже не успел испытать боль, когда упал как подкошенный. Это было очень скверно при сегодняшнем морозе, проваляйся он ночь – наверняка замерз бы.
Немного колеблясь, я все же поднял человека и, перебросив через плечо, пошел к освещенному, людному кварталу, где его скорее могла найти одна из социальных служб.
Легкая усталость от множественного применения силы уже давала знать о себе. Я брел с легкой ношей наперевес и меня чуть пошатывало. Мужчина средних лет испуганно отпрянул в темноту, пропуская меня с бродягой – то, что именно я проходил первым по этому переулку, спасло его от смерти в подвале от ножевого ранения печени. Я увидел это отзвуком в его глазах, когда проходил мимо: крупные нос и губы, лохматые, непричесанные волосы, потрепанный дипломат и колотящееся сердце. Хвала небесам, хоть кому – то я оказался полезным.
Выйдя на ближайшую оживленную улицу, я принялся искать милицейский патруль – я побоялся оставлять человека в бессознательном состоянии на промерзшем, засыпанном снегом, асфальте. Вялый интерес прохожих забавлял – они с любопытством смотрели, как по дорогому кашемировому пальто стекает грязь от порванных ботинок моей живой ноши.
- Чудак. Чудак. Чудак. – витали вокруг меня несказанные слова. Все думали, что я тащу на себе пьяного бомжа.
- Брось ты его, сынок. – обратилась ко мне старая женщина идущая навстречу и останавливающаяся, чтобы посмотреть на действие, - На кой тебе сдался этот забулдыга? Можешь не сомневаться – ничего с ним не случиться, не мрут такие люди от холода.
Я уже не раз встречался с феноменом человеческой интуиции, вот и сейчас, я даже обернулся на старуху, чтобы проверить, не Шеду ли она? Нет, стерильно. Просто житейский опыт старого человека, но бросить бродягу я не мог.
- Лейтенант? – на перекрестке мне удалось разыскать ГАИшника, лениво лузгающего семечки в кабине комфортного новенького авто, - Человеку плохо. Вы могли бы вызвать «скорую»?
- Сам вызывай. – прозвучал ответ.
- У меня нет с собой телефона. – это было чистой правдой. Мой мобильный остался где – то в саду, выроненный во время пожара дома.
- А что ты от меня – то хочешь? – меня уже давно не удивляла манера местных правоохранительных органов вести разговор.
- Вызовите бригаду «скорой помощи»!
- Да имел я все ввиду! Пиши потом рапорт, отчитывайся. Медики в больницы таких брать не хотят, заартачатся, объясняйся потом, какого звонил, еще и штраф могут влепить!
- Вы говорите бессмыслицу. – сурово отозвался я, - Все, что от вас требуется - это просто набрать номер.
- Такой умный? – зло ощерился лейтенант, бросая упаковку семечек на сидение и сплевывая кожуру в мою сторону, - За углом есть телефон – автомат!
Он поднял стекла в машине и заблокировал все двери одним нажатием кнопки. Разговор был закончен. Смысл жизни этого человека сводился к безучастию.
Не зная, за каким именно углом находится телефон – автомат, я пошел наугад, чутко прислушиваясь, как бьется сердце напавшего на меня: ритмично, четко. Сердце у бродяги было здоровое и крепкое, вот, только, с разумом не повезло. Я не принял в расчет то, что потрясающее здоровье поможет вернуть в сознание несостоявшегося убийцу скорее, чем я думал. По телу мужчины побежала судорога, и я почувствовал, что он вот – вот придет в себя. Скинув его со своего плеча, я поджал человека к стене дома, когда увидел, как дрогнули его веки и медленно открылись глаза. От удара светом, он не должен был слышать как минимум сутки и я увидел в лице напавшего, что его окружает пустота, и он не различает не единого звука. Ужас глухоты сковал его, тело скрючило, а в глазах застыло такое жуткое выражение, что я отвернулся от него, молча уходя в пустую улицу, где бушевала стихия, которая успокаивала меня. Я мог бы сказать ему что – нибудь прямо в его пустую, озлобленную голову, но не стал. Мой род должен хранить тайну нашего существования, а этот человек и так уже видел и почувствовал многое…
Меня уже куда более интересовала судьба пакета с вещами, которыми мне пришлось пожертвовать, таща гнусного бедолагу. Мысль о том, что придется вернуться и искать пожитки была невыносимой, - моему человеческому телу уже давно требовался отдых. Это Падшие могли выпить гроно, или человеческой энергии, и вновь чувствовать себя обновленными, с Хранителями Света дела обстояли иначе. Пребывая в человеческом теле, мы вынуждены были спать точно также как люди, и только так, наша сила возвращалась к нам. Мне захотелось сна, едва я вышел из стены в своем бывшем офисе.
- Возвратиться или нет? – мучительно обдумывал я, почти с болью думая о мягкой постели с белоснежными простынями. Я ненавидел свое человеческое тело в этот момент – было ужасно чувствовать себя уязвимым. Напрягшись, я едва не побежал искать себе убежище в очередном отеле (о предыдущем месте пребывания не могло быть и речи, ведь Падшие уже могли идти по моим следам), но в последнее мгновение передумал и бросился за вещами, которые были необходимы мне.
Я бежал сквозь бурю к материальным вещам, которые вызывали во мне отвращение – как никогда остро я чувствовал зависимость от них и все дело было в том, что я был как никогда остро ограничен в средствах. Без денег, без поддержки со стороны архангела, к которой привык, без какого – либо понятия, где найти Посвященного, который бы временно помог. Конечно, ведь мне всегда содействовала только Патрисия.
Белокурая Патрис, архангел, которая покорно ушла, чтобы дать дорогу мне. Прекрасная Патрис всегда считала меня более подходящей кандидатурой на свое место. Жаль, что я заблаговременно не подготовился к ее уходу – обстоятельства требовали активных действий, и я почти завидовал сейчас, думая о том, что ей сейчас было несравненно лучше чем мне.
Я вновь стоял во дворе дома, где только пол часа назад стриг себе волосы. Надменно глядя перед собой я злился – пакета нигде не было. Практически на корточках обшарив все кусты и темные углы, я едва не выл от досады, чувствуя приближение того состояния, в котором я терял сознание от переутомления. Несносное уязвимое человеческое тело, сводившее женщин с ума, а меня доводившее до приступов отчаяния!
Усталый и обессиленный, я слишком поздно почувствовал их. Слишком поздно, чтобы скрыться, бежать, поджав хвост и проклиная все на свете. А ведь когда – то, Патрис решила, что я смогу противостоять им, что у меня будет достаточно силы, чтобы отправить в Вагал всех троих!
Они были похожи как близнецы – белоголовые великаны с глазами, цвета отблеска Вагала. Обычный человек сказал бы, что их глаза – карие, я же видел пепел и пыль.
- Приветствуем тебя, Верховный Хранитель! – речи Высших Падших могли отличаться некоторой высокопарностью, - Хотя, ты сейчас едва сильнее человеческого ребенка. – и насмешкой.
Это были Арон и Вог. Я сделал глубочайшую ошибку, вернувшись в то место, где уже был, но я и подумать не мог, что они найдут меня так скоро.