Продолжение. Начало http://www.proza.ru/2012/05/19/1620
Барсук Рафаэль с интересом посмотрел на свою лапу и помотал головой. Нет, всё нормально: несколько капель воды, которые он собрал с папоротника, под действием силы тяжести скатились вниз, как когда-то это предначертал Ньютон. Но меньше минуты назад он своими глазами видел, как на том же самом листе вода приобрела форму маленьких шариков-дождинок и быстро, но всё-таки различимо для взгляда ... поднялась вверх. Барсук Рафафэль зажмурился, ущипнул себя и открыл глаза. Явление повторилось, только «дождь» теперь шёл прямо из травы. Это длилось недолго, но хватило для того, чтобы окончательно сбить с толку и так не блещущего интеллектом испанца. Он собрал ещё немного воды и попробовал её подбросить – вода как положено полетела вниз.
- Что? – раздался прямо над его ухом голос Дятла Роже, который подлетел посмотреть, почему отстал его товарищ.
Поклонник Сирены Исабель взглянул в настороженные глаза своего учёного друга и решил, что лучше промолчать, чем стать посмешищем на всё время путешествия.
- М-м-м... Ничего.
Идти почти триста километров в их планы не входило, но Козочка Жюстин, волею судьбы побывавшая несколько раз в Сербии, настаивала, что им стоит добраться до первого же отеля, коих в Копаноике была тьма, и они обязательно найдут транспорт. Она была права в одном: в национальном парке действительно было множество курортных зон и гостиниц. Тем не менее подходил к концу первый день путешествия, а они не встретили никого, у кого можно было бы уточнить их местоположение. Никакого транспорта, будь-то автомобиль, повозка или хотя бы велосипед, тоже не было видно. Странную лесную тишину теперь заметили все, но списали это на последствия катаклизма, в результате которого целая страна теперь покоилась на дне морском. Скорее всего звери и птицы, почуяв цунами или землетрясение, просто ушли на север, и теперь им нужно было время, чтобы вернуться.
К вечеру, когда солнце уже склонялось за горизонт и гладило своим прощальным закатным светом поросшую елями верхушку горы, на которую карабкались наши запыхавшиеся путники, они обнаружили первое жилое строение. Дом, представлявший собой огромный, метров сорока в длину, деревянный сруб со смотровой башенкой на самом верху, стоял на другой стороне горы, одной стороной почти прижавшись к склону. Видно было, что строение это относительно новое, но сработанное под старину – для туристов. Наша компания обрадовалась несказанно: самый настоящий дом после стольких ночей качки, ветра и соленых брызг!
Дом оказался пустым, будто его покинули все обитатели; но до этого ли было уставшим и сбившим ноги путникам! Они заперлись изнутри, поужинали снедью, припасенной с корабля (так как в лесной гостинице кроме воды и нескольких бутылок с жидкостью сомнительно-зелёного цвета ничего не оказалось) и разбрелись по комнатам для ночлега.
Насколько сладким был сон на мягких пуховых перинах, столь и неожиданно горьким оказалось пробуждение. Пока они спали, вся еда, которую они оставили на первом этаже, исчезла. При этом все двери и окна были заперты изнутри: перед тем, как лечь спать, Пёс Мигель проверил это собственнолапно. Роберто Карлос мог допустить всё что угодно, только не нечестность или безалаберность своего старого друга, поэтому Пёс Мигель был вне подозрений (во всяком случае для Роберто Карлоса).
Но куда делось столько еды из запертого строения? Съесть такое количество было невозможно; выбросить или спрятать? Но зачем? Глупо и немотивированно: голод для всех означал голод и для того, кто это сделал. В доме кто-то был, кого они не заметили? Но они обшарили каждый закоулок, но никого и ничего не обнаружили (тем более, что опять же – всё было аккуратно заперто изнутри).
Утро прошло в выяснениях, поисках и взаимных подозрениях. Роберто Карлос подозревал Барсука Рафаэля, потому что его поведение после встречи с сиренами очень изменилось: он мог, как сомнамбула, подолгу глядеть в одну точку, стал рассеянным и молчаливым. Козочка Жюстин, которая в еде сейчас нуждалась больше остальных (после неапольских событий её организм наконец очистился и требовал энергии для восстановления) подозревала Пса Мигеля(!), потому что спала на первом этаже, недалеко от входа и видела, что тот отпирал входную дверь и ненадолго куда-то выходил. Пёс Мигель клялся, что всего- навсего ходил до ветру; он, мол, был в душе эстетом и гедонистом и по возможности любил это делать при луне, к тому же, по его словам, заземляться таким образом было полезно для здоровья. Он клялся, что дверь за собой закрыл и в свою очередь грешил на Дятла Роже: его безмерное любопытство могло высвободить некие скрытые силы, до поры таившиеся в доме. Дятел Роже отметал подобные подозрения как полную чушь и в свою очередь подозревал Цыплёнка Николая, так как тот был чужаком в их сплочённом годами коллективе, но это было притянуто за уши: всем было известно, что Цыплёнок Николай во время шторма повредил левое крыло. Теперь он долгое время не мог летать и чисто физически был не способен открыть щеколду на окне или двери. Сам Николай косился на Козочку Жюстин, так как она единственная осталась спать на первом этаже. И только Барсук Рафаэль, мысли которого были поглощены двумя вещами: белокурой Сиреной Исабель и взлетающими каплями воды, молчал и никого не обвинял, чем только укреплял подозрения Роберто Карлоса.
Друзья так и не пришли к единому мнению; на всякий случай они обшарили всю округу, но ничего из корабельной провизии не нашли. Им ничего не оставалось, как вновь пуститься в путь, уповая на то, что в округе должны быть другие отели и, следовательно, еда.
Грустная процессия зашагала под пасмурным серым небом, которое более всего соответствовало общему настроению. Преодолевая очередной перевал они забрались так высоко, что казалось можно было коснуться низкого свинцового неба рукой.
Чтобы не сбиться с пути, они постоянно, через каждые три сотни метров сверялись в компасом, подаренным лично Роберто Карлосу Капитаном Тэвесом. Сейчас он был закреплён на спине Козочки Жюстин, которая была более приспособлена к преодолению горных склонов и шла первой. Для чистоты измерений курс корректировали по очереди, хотя проще всего это делать было Дятлу Роже, который просто напросто сидел у Жюстин на спине. Старались придерживаться направления строго на север кроме тех случаев, когда на их пути не вырастало непреодолимое препятствие. Сама бельгийка была таким поворотом событий немного обижена и не переставала повторять, что дорогу к Елене Янкович она чувствует и ни в компасе, ни в контроле не нуждается. Однако Роберто Карлос уже ступил на твёрдую почву и почти видел финал их общих мытарств, а потому был неумолим и хотел перестраховаться. Жюстин повздыхала, поворчала, потом плюнула и принялась со смаком и усердием вспоминать свой непростой, но насыщенный, тур в Неаполь.
К вечеру их ожидания были вознаграждены: перевалив через очередной горный хребет, они увидели гостиничный комплекс под общим названием «Гранд Отель».
Они подошли к зданию, которое должно было быть главным. На втором этаже в двух окнах обнадёживающе горел свет.
Поддавшись какому-то странному порыву, Пёс Мигель неожиданно для всех пролаял:
- Эй! Есть кто живой?
Тишина. Ни звука в ответ, кроме свиста крепчавшего с каждой минутой ветра, бросавшего редкие капли колючего холодного дождя.
Роберто Карлос взялся за дверную ручку и застыл в нерешительности. На всём протяжении пути его не покидало смутное беспокойство. Ему казалось, что за ними следят. Никакой, даже эфемерной угрозы, он не чувствовал, но это липкое неприятное ощущение было сродни тому, которое он испытал в проливе Бонифаччо. Он вообще мало кого и чего боялся, но несколько раз за время пути и его пробирала дрожь, поэтому назад он предпочитал не оглядываться. Кроме всего прочего молодой бразилец был уверен не сколько в успехе своего предприятия, сколько в том, что он поступает правильно; нутром чувствовал, что выполняет некую ему непонятную миссию, и что он точно сможет пройти этот путь до конца. А встретившиеся преграды и подчас смертельная опасность убедили его в этом окончательно.
- Ну, мы, чай, не компанию ищем, - в неожиданно прорезавшемся голосе Барсука Рафаэля послышались сочувственно-обнадеживающие нотки.
Действительно им всего-навсего были нужны только еда и ночлег. А транспорт... Транспорт потом, сейчас только еда.
Роберто Карлос открыл дверь. Ничего странного или страшного, не считая того, что в отеле было тихо как могиле. Уютная комфортная обстановка, роскошный холл, чистые номера. Прежде, чем добраться до кухни (а единственным желанием изголодавшихся друзей было поесть), они поспешили на второй этаж – посмотреть: быть может, свет горит неспроста, и там кто-то есть. Номер был пуст, но примятая кровать говорила о том, что хозяин комнаты должен быть где-то рядом.
Сюрприз ждал их на кухне: когда Пёс Мигель нащупал выключатель и помещение озарилось ярким светом, возле открытого холодильника они обнаружили огромную жирную утку. Прищурив глаза, утка что-то доедала и немного виновато смотрела на путешественников.
Первым желанием изголодавшихся путников было её изловить и приготовить. Можно без яблок. Можно даже не ощипывая.
- Вы, я вижу, заблудились? И, как я вижу, объяты дистинией*? – скорее утверждающе, нежели вопросительно, проговорила утка приятным поставленным тенорком.
- Тьфу, - Пёс Мигель досадно сплюнул: употребить в пищу говорящую утку, тем более обладающую интеллектом, было сродни каннибализму.
Неофициальный представителем по связям с общественностью Дятел Роже взял слово:
- С кем честь имеем?
- Я – утка. Утка Василий, и я из России, - утка довольно ухмыльнулся и сделал генеральную паузу для того, чтобы собеседники смогли по достоинству оценить неожиданную и, как ему казалось, остроумную рифму, однако, реакции не последовало. – Я ехал… еду на журналистский симпозиум в Белград, вот… - Утка Василий замялась. – И, понимаете, вот… отстал от своих коллег и застрял в этой глуши. Хотя здесь мило. Да, мило.
- Грустно, конечно, - ответил Дятел Роже, - почему отстали?
- Я … - по всему было видно, что их новый знакомый чем-то смущён или что-то не договаривает. – Я проспал, знаете, меня, видимо, и не хватились: мы должны были ехать разными автобусами и…
Утка Василий сказал правду, но умолчал о причинах своего излишне крепкого сна. И как ни странно, это было не поглощение алкоголя в неразумных пределах на вечеринке с друзьями или полная страсти ночь, проведённая в объятиях гладкопёрой красотки; нет, на самом деле всё было тривиальней: журналист обнаружил, что доступ к холодильнику с едой открыт (на кухне, несмотря на урочный час, никого не было), и занялся поглощением пищи до тех пор, пока природа не взяла своё и он, обессиленный, не сдался на милость Морфея. На первый взгляд, можно было бы обвинить Василия в обжорстве и чревоугодии, однако, как выяснится в дальнейшем, в его поведении были и логика, и здравый смысл.
- Между прочим, вы ничего странного не заметили? – Утка Василий не хотел сейчас вдаваться в объяснения и решил повернуть разговор в другую сторону.
Дятел Роже с удовольствием и рачением рассказал о впечатлениях от парка Копаоник, особо обратив внимание на странную тишину, безлюдье, безптичье и беззверье; упомянул о пропаже или краже провианта и об их миссии тоже, но без деталей: радость от встречи хоть кого-нибудь в этой глуши не смогла перевесить здравого швейцарского смысла - мало ли, что это за утка и каковы её намерения? Затем Барсук Рафаэль, стеснительность которого по мере приближения к Белграду сходила на нет, описал странное поведение воды; все отнеслись к его рассказу со скепсисом, кроме что Утки Василия, который произнёс странную фразу:
- Вот-вот, наконец-то явное подтверждение! Я заметил, что энтропия уменьшается, а это, вы же понимаете... – Утка Василий развел крылья, давая понять, что уверен в том, что любой из его новых знакомых без труда сделает нужный вывод сам. Он, конечно, ошибался, потому что никому из нашей доблестной компании не было никакого дела до энтропии (а кроме Дятла Роже никто из них и слова-то такого не слышал), зато было дело до другой стороны существования:
- Тут жрачка есть? – подал голос Цыплёнок Николай, которому из-за его размеров было, пожалуй, труднее остальных переносить такие длительные и изнурительные переходы.
- Вот квинтэссенция нашей встречи! Вот вопрос вопросов! – радостно воскликнул Василий. – Что-то должно быть в кладовой, хотя я туда ещё не добрался. А здесь... – журналист повел ещё лоснящимся от жира крылом, - здесь... Я здесь всего-то ма-аленький пакетик чипсов нашел.
Это было правдой только отчасти: в данный момент в холодильнике действительно остался только пакетик чипсов, потому что всё остальное было подчищено единственным постояльцем отеля.
Последующая часть вечера прошла в поисках хоть чего-нибудь съестного. Нет, запасы они нашли, но форма явно не соответствовала содержанию: в отеле, естественно, были спагетти, но вместо них в пачках оказалась пшеница, часть из которой постепенно прорастала. Все найденные овощи и фрукты оказались зелёными и незрелыми, а банки с мясными консервами заставили ретироваться даже видавших виды Роберто Карлоса и Пса Мигеля: некоторые банки подпрыгивали, из других доносились приглушённые звуки, словно там находилось что-то живое.
Так и получилось, что друзьям пришлось довольствоваться неспелыми овощами, в результате чего следующее утро прошло для всех примерно одинаково, благо что туалетов в пустой гостинице было предостаточно.
После самопроизвольного капитального очищения организмов все собрались в конференц-зале, где лоснящийся от ранее употреблённой пищи Утка Василий, видя плачевное состояние своих новых знакомых, поведал им некоторые интересные факты.
А именно.
Странности с едой – не единственное, что заставило всех постепенно переселяться в более северные области. После «большой волны» девять лет назад, когда Албания в одночасье ушла под воду, а Сербия, таким образом, получила выход к морю, постепенно, мало-помалу, начали происходить явления труднообъяснимые: время иногда начало останавливаться или течь в обратную сторону (или это только казалось из-за субъективности восприятия – никто толком этого не знал); поползли слухи, что в лесах Копаоника, да и в Сербии как таковой, с каждым днём становилось всё меньше и меньше обитателей, хотя никто никуда, вроде бы (и опять это слово – вроде бы, которое стало основной величиной для описания происходящего), не переезжал; странная тишина в одни дни соседствовала с рокотом и таким гвалтом в другие, что в прямом смысле лопались барабанные перепонки.
- И такое творится в наш просвещённый, высокотехнологичный век! – Утка Василий грустно вздохнул. – Нет, посылали ученых, целые экспедиции посылали. И что? Без толку. Говорят, что исследователи впадали либо в ступор, либо в блаженно-детское состояние, либо ... опять же – попросту исчезали... Вот и мы: я и трое моих коллег решили сделать что-то вроде независимого журналистского расследования и провели здесь, в этом отеле, несколько дней. А результат? – Василий тревожно огляделся, будто выдает страшную тайну, наклонился вперед и прошептал. – Верите, ещё пару дней назад здесь были и мои друзья, и персонал... тьма народа была! А сейчас... Если честно, я даже не уверен, что они действительно уехали...
В зале повисла тишина, прерываемая только трудолюбивым кишечником Барсука Рафаэля.
- Дела… - проговорил Роберто Карлос, а Дятел Роже, как всегда более внимательный к деталям, вдруг встрепенулся:
- Большая волна? Это что?
- Да никто точно не знает; нечто вроде цунами. Сейчас уже никто толком не помнит, а те немногие очевидцы, кто знал или видел... Их не так-то просто найти: много народу бесследно исчезло с тех пор... Мы, кстати, должны были встретиться с одним из свидетелей тех событий. Хотя почему должны были? Я помогу вам добраться до Белграда: я здесь далеко не в первый раз, а вы мне – найти моих коллег.
- То есть, в результате цунами целая страна исчезла? – не унимался Дятел Роже. – И произошло это ...
- Девять лет назад, - ответил Утка Василий, - р-раз, и нет Албании! Впрочем, они сами виноваты.
- Странно, - тут уже и до Пса Мигеля начало что-то доходить, - нас сюда тоже вынесло огромной волной.
- Да? Удивительное совпадение!
- Только вот изначально мы плыли как раз в Албанию, в Дуррес. – и Дятел Роже вкратце поведал историю их морских приключений, особо подчеркнув, что два независимых капитана, причём весьма уважаемых капитана, проложили курс в портовый город, находящийся в стране, которой, по словам их новоиспечённого знакомого, уже девять лет как не существует.
Взгляды Роберто Карлоса и остальных устремились на Утку Василия, который, видя, что находится в явном меньшинстве, стушевался и заикаясь пробормотал:
- То-то-то есть, вы хотите сказать, что я вас обманываю? Нет, но подождите, это же явная аберрация**! И зачем мне это по вашему нужно?
Однако филологические выверты, которые так любил Василий, не возымели ровным счётом никакого действия.
- А он мне сразу не понравился, - прошептал Цыплёнок Николай на ухо Барсуку Рафаэлю, который переместился в большое мягкое кресло для того, чтобы приглушить звуки метеоризма.
- Понятия не имею. - холодно произнёс Пёс Мигель. - Здесь всё неспроста, наша встреча – тоже, – он подозрительно окинул взглядом холл, будто ожидал здесь обнаружить кроме утки-обманщицы засаду, – девять лет назад, значит? И в каком же году?
- В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом. – Утка Василий непонимающе уставился на грозного пса.
- И сейчас по-твоему...
- Две тысячи третий.
- Две тысячи третий, - с улыбкой повторил Роберто Карлос.
- Две тысячи третий, - растерянно повторил Утка Василий.
Роберто Карлос облегчённо улыбнулся, покрутил пальцем у виска, всегда приятно, когда объяснение простое и привычное: видимо, у утки от голодухи просто поехала крыша и ... Тут его взгляд упал на большой настенный календарь “Playboy” - мисс июль 2003-го года. Друзья проследили за его взглядом, после чего поднялся переполох.
- Ерунда! – бросил Дятел Роже. – Это какой-то глупый розыгрыш! – и он полетел под потолок в надежде отыскать скрытые камеры видео наблюдения.
Включили телевизор, в надежде отыскать упоминание о дате, но единственная программа работала с такими помехами, что ничего нельзя было разобрать. Утку Василия допросили ещё раз, но он был так искренен, что даже Пёс Мигель на секунду усомнился в своей правоте.
- Ладно! – среди общего шума раздался громкий голос Роберто Карлоса. – Разберёмся. В Белграде, где есть ещё люди. – он ещё раз недоверчиво посмотрел на Василия. - Сейчас надо собираться и в путь.
- В путь? Роберто, дружище, ты что? У нас уже двое суток маковой росинки во рту не было! – неожиданно взъерепенился Дятел Роже.
Кто бы мог подумать, но к нему присоединились все, кроме, Пса Мигеля.
Разразился настоящий диспут о том, что делать и кто виноват; никто не осмеливался открыто выступить против молодого бразильца, но тот вовремя понял, что сейчас надо отступить.
После получасового обсуждения решили идти не на север, в сторону Белграда, а обратно – на корабль, для того, чтобы, как минимум, запастись провизией. Утка Василий рассказал, что если проплыть немного на юго-восток от того места, куда их вынесло волной, то можно добраться до небольшого городка, откуда проходит трасса до столицы, но доверие к журналисту было подорвано, да и корабль вряд ли ещё был готов, и об этом пока не могло быть и речи.
Молодой бразилец раздосадован был без меры. Он грустно шагал за Козочкой Жюстин, как всегда с компасом на спине, только сейчас стрелка показывала на юг, уводя его от цели путешествия. Роберто Карлос более внимательно оглядел свою бельгийскую подругу: она отощала так, что бока ввалились и были видны ребра, грязная шерсть свалялась; она спотыкалась на каждом шагу, и видно было, что смертельно устала.
Сегодня победило большинство. Да какое там большинство! Роберто был один, у кого нашлись силы продолжать путешествие без пищи и транспорта. Он понимал, что решение принято верное и им нужно вернуться на корабль: задержка на несколько дней по сравнению с опасностью голодной смерти – это сущая ерунда, но он был почти у цели, и любое промедление заставляло его скрежетать зубами. В данный момент - бессильно.
Несмотря на всеобщее изнеможение голод гнал их вперёд, и продвигались они достаточно быстро. Может быть, поэтому никто не обратил внимание на то, что места, где они прошли только вчера, теперь казались совсем незнакомыми. Как и раньше друзья по очереди контролировали показания компаса на спине Жюстин и, если надо, подправляли маршрут, при этом избегая не только заговаривать с Роберто Карлосом, но даже встречаться с ним взглядом. Только Дятел Роже, в выборе пищи менее прихотливый, чем остальные, а, следовательно, более бодрый, заметил чуждость ландшафтов, но Утка Василий, который нашёл в нем единственного собеседника, объяснил, что такие фокусы природы возможны, вероятно, ввиду чрезмерной лабильности***, наступившей после «Большой волны». Что до Роже, то ему импонировали и эрудиция журналиста, и его непосредственность, и даже манера излагать свои мысли, но в глубине души он посмеивался, видя как неудавшийся филолог хочет заявить о себе миру. А уж про чудеса со временем Дятел решил вообще вопрос не поднимать: невзирая на то, что их путешествие изобиловало мистическими феноменами, перемещение на девять лет вперед было с его, Дятла Роже, точки зрения полным бредом и говорило о том, что журналист, заблудившись, провёл много времени в одиночестве, был на грани психологического коллапса, и его подсознание автоматически облекло реальность в удобную форму.
______________________________
*Дистиния – подавленное, тоскливое настроение.
**Аберрация - искажение наблюдаемых явлений, отход от истинности.
*** Лабильность - (здесь) неустойчивость, текучесть. Продолжение http://www.proza.ru/2012/06/10/1609