Возвращение

Александр Львович Джад Дейч
Падал тяжёлый, мокрый снег, оседая при каждом шаге. Под ногами оставались глубокие, смятые следы. Он шёл, тяжело ступая, убрав голову в воротник, упрятав её от назойливого ветра или от кого-то ему самому ещё не ясного.
За спиной перешёптывались звёзды, упираясь в затылок. Нависшее небо прижимало к холодному заснежью одиночества.
Он шел, согнувшись, сведя руки на груди, придерживая ими воротник. И, единственно ночь, укрывала его своей чёрной рукой.
При каждом следующем шаге, земля, кажется, наступала на Него, отдаваясь глухими ударами по телу, застывая пульсирующей жилкой в висках.
И с каждым шагом плотное марево сдушивало его своими серыми, потными руками, сжимая весь его организм. Подкрадывалось к шее, пытаясь метче ухватиться и сдавить Его.
Казалось, всё было против. Он спешил. Спешил, пытаясь уйти всё дальше, как можно дальше уйти от самого себя.
Но Он, тот Он, от которого бежал, цепко хватался за его следы, и как бы издеваясь, не настигал, но и не давал уйти.
Он начал уставать от этого бешеного, нечеловеческого бега. С каждой минутой шаги становились всё медленнее и тяжелее.
— У каждого человека, — думал Он, — есть свой потолок. И, достигнув его, чем выше пытаешься подняться, тем сильнее приходится сгибаться.
И вот уже огрузневшие ноги переваливаются миллиметрами пути, пути в Никуда... И вдруг, стоп! Словно Тот, невидимый, положил свою тяжёлую, уверенную ладонь ему на плечо. Словно Тот, неосязаемый, почувствовал слабость его и неуверенность.
— Вернись, — говорил этот Тот, — не легко начинать всё заново, труднее поправить свершённое.
Растерянно переступая, он развернулся... Лёгкий ветерок поднимал невесомые снежинки, закручивая их в хоровод. Он поднял голову. Точечки звёзд бросали искринки, заглядывая в глаза. Он, ещё колеблясь, обернулся.
Пустынная чернота, казалось, зияла в Нигде-то. Он вновь посмотрел перед собой, попробовал сделать шаг  и... пошёл. Сначала робко, как ребёнок, только-только начавший ходить. Но потом всё уверенней и тверже, подминая податливый, скрипучий снег.
Теперь, казалось Ему, тот Он, настигнув, влился в него.
— Нет границ человеческим возможностям, — шептал Тот Ему, — есть только слюнявая, серенькая боязнь неуверенности в себе.
Вдали показались огоньки какого-то селения...