1.
- Что вас привело сюда? Истерики, кажется, отказались от идеи геноцида военных. Вам ничто не угрожало.
- Я не могла больше, - говорю я, и как я ни стараюсь фраза не звучит законченной. О, Бренсон, если бы я знала подходящие для этого слова, я бы не сидела на этом острове для беженцев и изгоев, я бы не гонялась за встречей с вами вопреки любому здравому смыслу.
У меня крутится на языке вопрос, мне все не дает покоя та фраза Алекса, было это лишь красивым оборотом, попыткой мотивации, закамуфлированным заданием или капитан Бренсон правда лично хотел меня видеть. Но я не позволяю себе это спросить. Я помню, что я все равно получу от него только те ответы, которые он считает нужными.
- И что вас привело сюда? - повторяет Капитан, подчеркивая последнее слово.
- Я должна найти своего мужа и детей, - говорю я, первое что крутится в моих мыслях, и что я говорила капитану уже неоднократно, еще давно, в Гарнизоне. я говорю это и мне даже становится стыдно от очередной вспышки где-то в подсознании, что это уже давно не то, что заставляет меня искать, бежать, скрываться и выходить на связь.
- Вы единственный, кто может мне помочь в этом, Капитан.
Бренсон приподнимает бровь так, что слова "вы бредите, Вероника" уже не нужны.
- Ваш муж пропал без вести я даже не буду говорить сколько зим назад, ваши дети скорее всего уже давно у истериков, и вряд ли еще помнят о вас. Гарнизон расформирован. Война окончена. Ангелы ушли. Зима прекратилась. Вопросы?
Тот самый момент, которого я так ждала. Тот самый момент, который может все прояснить. Тот самый момент, который уже ничего не изменит.
- Уезжайте. Скорее, чем вас убедят что вы мертвы, Вероника.
2.
Я брожу по острову. Земля вытоптана до серой пыли, которая то и дело от любого малейшего дуновения ветра поднимается в воздух. Там и тут на всей территории разбиты палаточные лагеря. Поблекшие под палящим солнцем рваные и грязные навесы и накренившиеся палатки. Мне почти не встречаются люди на дорогах. Все они сидят в своих убежищах, боясь потерять место, или стоят в длинных, вьющихся между деревьями очередях, в надежде достать воды и, если повезет, что-нибудь съестное.
Остров не такой уж и большой, но мне не хватает сил обойти его весь. Я лишь добираюсь до берега, чтобы увидеть огни города, далекие огни города, от которых меня отделяет широкий излом реки и патрульные будки, преграждающие путь на мост.
Это один из немногих уцелевших в Истерию городов. Здесь проходила граница фронта. Отсюда слишком далеко до Парижа, где все однажды началось. И отсюда слишком далеко до снежных равнин Первого Гарнизона. Этот город оставался резервным пунктом. Местом для стратегических встреч и планирования маневров. Возможно, этот город был слишком красив, чтобы разрушить его. Возможно, никто не решился на это. И сейчас там продолжалась самая обычная мирная жизнь. Жизнь, с которой я никогда не была знакома.
Город, отмеченный на всех военных картах, полный гражданских лиц, которые даже не подозревают о его значении.
Если только перебраться на тот берег... Если только.
Я осмотрелась вокруг себя, и заметила сидящего неподалеку мужчину. Он выглядел как скиталец, с худыми небритами щеками, одетый в странную безразмерную одежду.
- Извините, - окликнула я. - Вы ведь из лагеря беженцев?
Он только кивнул и поднялся с земли мне навстречу.
- Отсюда же можно выбраться?
Я смотрю в его неестественно круглые и большие глаза с такой же неестественной надеждой. Неуместной и необоснованной. Я в закрытом лагере беженцев, лагере бродяг, заблудившихся на войне. У меня так много прошлого, что его практически нет. Незнакомцам всегда достается наша самая неподдельная искренность.
- Если пройти контроль, - мужчина кивает на патрульные будки. - С Истериками временное перемирие, но вот и Истерикам и Военным очень хочется найти своих общих врагов. Тех, кто до начала Истерии был на противоположной стороне той, с какой они очутились в первый день после конца привычного нам мира. Двойных агентов, в общем.
- Их имена известны?
- Все до единого. Их и было-то не так много. Из-за них все и началось. Вот только имена у них уже другие, чем те, что остались в архивах. Но именно так их и вычислят. Тех, кого не найдут в архивах. Невидимки, бродяги, предатели.
- Можно узнать, кто вы? - осторожно спрашиваю я.
- Зоммер, - он протягивает мне руку. - Пилот королевских воздушных сил.
"Не может быть", - думаю я и стремительно пожимаю его ладонь. Королевская эскадрилья - прежние союзники Управления. До тех пор, пока власть в Управлении не перешла к Истерикам. До тех пор, когда не был отдан приказ на уничтожение. В это же время я перестала доверять Управлению. В это же время я получила задание, провал которого случился еще раньше, чем я приступила к нему. Потому что Управление перестало доверять мне. В то самое время, когда я и представить не могла, что кто-то из эскадрильи останется вживых. Равно как и я сама.
- Господи, - вздыхаю я. - Вы-то как здесь оказались?
Он отпускает мою руку и меня слегка удивляет, что он не спрашивает моего имени. Удивляет и радует одновременно.
- Слепые пилоты никогда не знают, где приземлятся, - он усмехается.
3.
В помещении душно и сумрачно. Свет настольных ламп выхватывает только нагромождение листов и папок на столах. Тусклые, свисающие на длинных проводах лампы едва ли избавляют лица от серого оттенка. Сидящие за столами офицеры выглядят изможденными. Это полицейские из Города. Они никогда не сталкивались с таким количеством людей, они никогда не видели войны.
- Почему было нельзя пропустить всех женщин и детей? - один из проверяющих обращается к своиму напарнику, окинув меня скептическим взглядом. - Столько часов бесполезной работы.
- Было бы можно, но есть одно исключение.
На долю секунды я замираю в нерешительности, за который из столов сесть, и все-таки иду к первому офицеру.
За второй стол проводят другую женщину.
Офицер снова смотрит на меня скучающим и равнодушным взглядом. И я понимаю, что я неприятна ему так же как и он мне. Я ограничиваю его свободу и порчу его жизнь так же, как и он мне. Он сидит за этим столом не первые сутки, отделенный от своей нормальной жизни этим треклятым мостом, так же как и я. Его ждет там семья, или хотя бы друзья, его привычная не столь напряженная работа. Которые сутки он смотрит в сотни лиц и документов, плохо представляя, через что прошли все эти люди.
Еще прежде чем он задает мне первый вопрос, с которым он явно не торопится, делая какие-то пометки в скопившихся на столе листах, мне хочется попытаться рассказать ему все. Все, начиная с того, как меня взяли в Управление, как я стала одним из лучших агентов, как я провалила задание, как я была осуждена, как началась Революция и я узнала, кто мой настоящий отец. Как я узнала, что мой настоящий отец по-происхождению Военный, а мой отчим - Истерик, и начались времена, когда все это стало иметь значение. Как мне помогли сбежать из тюрьмы накануне расстрела, как я встретила Макензи, как я любила его, каким красивым был наш Париж и побережье северной Испании. Каким красивым был наш дом и как родились наши дети. Как наступила угроза войны с Истериками и как мы вернулись в Гарнизон. Как началась Зима, как погиб Макензи, как забрали моих детей, как мне хотелось сойти с ума, как я смогла выбраться из Гарнизона, как я все еще жива. Как мне надо перейти через этот чертов мост.
Мне хочется вцепиться этому офицеру в воротник, трясти его, хлестать по щекам, рыдать - но не для того, чтобы вызвать его жалость, а для того, чтобы просто позволить себе это.
Мне хочется сказать ему: "Господи, да неужели вы не понимаете? Неужели вы не можете себе это представить? Неужели вы еще хотите допрашивать меня?"
Офицер подшивает несколько листов в очередную папку и швыряет ее на пол, где уже лежат несколько стопок.
И мне становится очевидно: он не понимает. Он не может себе представить. Да и должен ли? Почему ему должна быть интересна моя история. Почему он должен плакать о моих детях. Он никогда не видел войны. Он будет допрашивать меня, потому что это его работа.
Офицер наконец удостаивает меня своим взглядом.
- Имя?
- Макензи. Вероника Макензи, - отвечаю я.
- Откуда вы прибыли в Лагерь?
Я медлю с ответом, потому что я, в общем-то, и не знаю толком что я должна ответить. Взгляд офицера становится сосредоточеннеей. Я закрываю глаза и у меня в голове будто начинает складываться паззл.
Имена, которых нет в Архивах. Вероники Макензи нет в Архивах. Потому что меня звали Вероника Йозефс, дочь профессора Йозефса, одна из лучших среди молодых агентов в Управлении. И я была по другую сторону, когда началась Революция.
Невидимки. Бродяги. Предатели.
- Откуда вы прибыли в лагерь? - настойчиво повторяет офицер.
Я открываю глаза.
После всего пройденного, Вероника, какой глупый момент для капитуляции.
Офицер уже тянется к телефону, как вдруг алыми маками на стенах распускаются сигнальные лампы и начинает выть сирена. Телефон оглушительно трезвонит, офицер хватает трубку, молча слушает, а потом орет своему напарнику: "Тревога в пятом секторе! Заблокируй проход на мосту и выдвигаемся!"
Я понимаю, что осталась в помещении одна. Сирены все еще надрываются, когда я выхожу на улицу. Отсюда до моста метров двести, не больше. Уже заметно стемнело, поэтому я испуганно вздрагиваю, когда слышу над своим ухом голос.
- Чего вы ждете, Вероника?
Зоммер стоит рядом со мной и сжимает мой локоть почти до боли.
- Откуда вы знаете мое имя?
- У нас есть пара общих знакомых, - быстро отвечает он, будто ему жаль терять время на ненужные объяснения сейчас.
Зоммер не отпускает моей руки и мы бежим к мосту. Подход огорожен, но на посту никого нет, так что мы просто спрыгиваем.
- Второй патруль на середине моста, - объясняет Зоммер, заставляя меня пригнуться. - Но здесь нам подходит.
Мы останавливаемся на подъеме, и Зоммер оценивающе выглядывает за поручень.
- Держите, - из бесконечных складок своего балахона Зоммер вытаскивает револьвер и протягивает мне. - Чего вы ждете? Запускайте сигнальную ракету.
- Я.... я не могу.
Я сжимаю в руке пистолет и не задаю себе лишних вопросов.
- Если я выстрелю сюда придет патруль. Меня задержат, я и так у них теперь на подозрении. Моего имени нет в архивах. Они установят это в течении пары часов и тогда...
- И тогда, - перебивает меня Зоммер, одновременно обхватывая мою руку своей ладонью, - Вы уже будете в безопасности.
Он сжимает мои пальцы, черноту рассекает красный сноп искр, и в следующую секунду я уже лечу с моста вниз.
- Однажды, возможно, мы встретимся снова! - кричит он мне вслед.
4.
- Позвольте вашу руку, Вероника.
Я будто просыпаюсь. Я едва разлепляю глаза, еще не в силах осознать, где обрывки видений переходят в реальность. На моих губах и ресницах песок. Я лежу на огромной куче песка и эта куча песка движется. Боль в теле кажется просто усталостью. Я едва разлепляю глаза и пара песчинок соскальзывает с ресниц, но я терплю, не позволяя себе зажмуриться. Я впервые боюсь, что если я зажумурюсь - все исчезнет.
- Мне надо осмотреть, нет ли у вас перелома.
Силуэт склоняется надо мной и у меня не остается сомнений. если они конечно вообще были. За темной челкой становятся различмы глаза, а из-под темного пальто торчит белоснежный халат.
Вопреки своим намерениям осмотреть мою руку, Доктор Луис лишь подталкивает меня, чтобы я скатилась с этой песчанной горы. Когда мы оказываемся внизу, я понимаю что мы стоим на палубе небольшого сухогруза. вокруг чернота и берег едва различим, но я чувствую что скорость у судна приличная.
Ни слова не говоря Доктор Луис идет в капитанскую рубку, и я просто следую за ним.
У штурвала стоит худой молодой мужчина. на нем темная идеально отглаженная форма, его волосы гладко зачесаны, на его руках перчатки. В рубке достаточно тепло и пахнет древесиной. В центре стоит небольшой стол. Услышав наши шаги, мужчина оборачивается. Он пристально смотрит мне в глаза и потом слегка улыбается.
- Командир Теодор, - коротко представляется он.
- Садитесь, - Луис кивает мне на стул, стоящий у стола. - А вы можете сбавить обороты. За нами никто не гонится. Сегодня.
- Перейти на дрейф?
- Нет, к утру мы должны быть... вы сами знаете где, командир Теодор.
Луис снимает с газовой горелки чайник и протягивает мне кружку. Следом выуживает из расположенного почти на уровне пола ящика плед и небрежно кладет его на стол передо мной. Я неуверенно стягиваю его себе на колени и следом закутываюсь в него. В раскрытые окна начинает залетать холодный ночной воздух. Теодор возвращается к штурвалу.
Доктор Луис сдаится напротив меня.
- Если честно, вы сильно спутали все наши планы, Вероника. Но тот момент, когда вас еще можно было убить, безвозвратно упущен. Поэтому мне снова приходится помогать вам.
5.
- Что это?
- Лабиринт прошлого.
- Что? Я думала мы возвращаемся в Республику.
- Мы возвращаемся в Республику.
- И что там, в этом Лабиринте?
- Ваши воспоминания. Ваши самые лучшие воспоминания. Самые драгоценные моменты вашей памяти. Но не думайте, что это будет приятной прогулкой. В Лабиринте вы больше не принадлежите сама себе. И соблазн остаться там, где все уже так знакомо, где люди, которых вы любили, слишком велик. Вот только всего этого не существует. Все это блестящая фальсификация. минутная слабость и все будет кончено. Я думаю, вы достаточно умны, Вероника, чтобы понять, что будет с вами если вы останетесь в Лабиринте.
- И это единственный шанс?
- Ну парочка шансов у нас, надеюсь, есть. Но знаете, в чем проблема? У нас никогда не было выбора. И знаете в чем ее решение? В отсутствии выбора.
- Если я не смогу себя контролировать, где же гарантия что я справлюсь?
Я уже едва смогу сдержать слезы на глазах. Я уже могу представить, что ждет меня в этом Лабиринте.
- Гарантий нет. Но я могу дать вам совет, Вероника. Сконцентрируйтесь.
- Вы, конечно, останетесь здесь, Доктор?
- Конечно.
- На чем мне сконцентрироваться?
- На одном единственном вопросе. Как вернуться?
- Что?
- Это же элементарно. Двигаться через прошлое вперед.
Я хмурюсь и глубоко втягиваю воздух. Только не разрыдаться. Только не перед Доктором. Такого я не позволяла себе даже в Истерию.
- Дайте вашу руку, - говорит Луис.
- У меня нет перелома, Доктор, - я пытаюсь усмехнуться, но Луис смотрит на меня все так же серьезно и не убирает протянутой ладони.
Стараясь не смотреть ему в глаза, я медленно кладу свою руку сверху.
- Удачи, Вероника. Знаете, иногда я задумываюсь, как мы решили зайти так далеко. но я надеюсь, что вы никогда не спросите.