Арканд явился под утро. Совершенно пьяный. И завалился спать у себя, не сказав мне ни слова. Проснулся он около трех часов дня. Весь день я отсылал гонцов от отца назад с одним и тем же ответом – сегодня в ратушу я не приду.
Как бы ты хотела, чтобы я преподнес ему твою смерть, Лари? Как трагедию? Как фарс? Как обвинение? Или быть может, уже сразу как приговор? Ее голос звучал у меня в голове, отвечая на все вопросы, когда я вытащил его из постели и повел вон из замка. Привел под окна моей спальни.
И, не дав ему опомниться, объяснил, что случилось. Рассказал все, ничего не скрывая, не приукрашивая и так бесстрастно, как мог. Когда он обхватил ее тело, чтобы поднять, мне показалось, что оно вздрогнуло. От обиды? От омерзения? От тоски про неисполненному?
«Причина смерти – черепно-мозговая травма от удара о камень» - бесстрастно вещал Иммаюл.
Она разбила голову о камни в траве. Откуда тут камни?
На лице ее не было крови, но на одежде с левой стороны я заметил следы рвоты.
«Она жила еще сорок четыре минуты после падения. А камни тут от обвалившегося края башни.»
«Почему я получил сигнал о том, что она умерла мгновенно?!!»
«Это был мой сигнал. Ей было очень, очень больно. И она спросила, можно ли позвать тебя на помощь. Я ответил, что в этом случае вероятность того, что ты наплюешь на Сардаран и вернешь ее к жизни – более девяноста семи процентов. Она потеряла сознание через шестнадцать минут после падения. Сердце остановилось еще через двадцать восемь минут. Объем сожженного кармического долга за эти сорок четыре минуты – девятнадцать процентов. По-моему, неплохо. Многие столько не выплачивают за всю жизнь.»
Я как-то протрезвел от этих цифр. Конечно, если все это разложить в цифры – то получается как-то бездушно-обычно. А если вспомнить, что произошло, то приходит мысль о том, как она должна была ненавидеть Арканда, что ей легче было принять такую мучительную смерть, нежели увидеть его еще раз.
Мы шли в замок. Арканд нес тело Нилариа впереди. От него все еще сильно пахло трусостью и ленью души, отказывающейся учиться, и желающей проводить время в состоянии полной бесчувственности. В народе это именуется «запахом алкоголя». А надо бы назвать вещи своими именами.
Я рассказал ему обо всем, но услышал он только то, что я вытолкнул ее из окна. Больше ничего. Именно это он запомнил. Именно это было рассказано моему отцу. Арканд никому никогда ни разу не упомянул о том, что она была беременна, и хотела умереть, потому что он отказывался на ней жениться. Но он всем и всегда говорил о том, что его хозяин убил его невесту.
И никто ни разу не удивился. И никто не задал ему ни одного вопроса. Завороженные моей страшной и таинственной славой, все поверили ему на слово. Вот так призма в нашей голове искажает события, скрывая собственную вину, чтобы казаться чистенькими в глазах людей. Мы делаем это каждый день – в большом и малом. А потом требуем от других: «скажи мне правду». И злимся, когда ловим других на лжи. Почему злимся? Должны быть благодарны, что нам показывают наше истинное лицо.
А о моей стороне событий спросил один Дар Ламансвиер. Мы сидели у камина, и я снова и снова рассказывал ему о том, что произошло, теребя ленточку с серебряным кулоном, которую Лари сняла с шеи, и отдала мне перед смертью.
Я говорил о призме в голове Арканда, и о том, что он сам навлек на себя все случившееся, а меня опять использовали, как инструмент. А призма в голове не дается нам искаженной, чтобы мы, бедные и невинные, мучались от этого искажения. Мы искажаем ее сами. Желание лгать, чтобы выгородить себя и своих падает на зеркально гладкую поверхность души маленькой песчинкой. Вторая, третья, десятая песчинка. Поверхность пытается сомкнуться вокруг искажающих песчинок, и застывает неровными разводами.
Через эти разводы мы привыкаем видеть жизнь. Попробуйте стрелять в цель через грязное, запачканное, да еще изначально неровно застывшее стекло. Вы промахнетесь. А теперь представьте себе, что вы забыли, или не знали, что перед вами – грязное стекло ваших убеждений, понятий, личной лжи, через которые вы привыкли смотреть на мир. Представьте, что вам кажется, что это и есть мир. Вы вините других. Бога. Судьбу. И считаете себя жертвой обстоятельств.
Иногда стекло призмы нужно просто протереть. Но в большинстве случаев застывшие слои песчинок нужно вытаскивать по одной, так как все сделанное, подуманное и сказанное нами имеет тенденцию въедаться в призму нашего восприятия, а, застряв там, набирать инерцию.
Чем дольше мы живем, тем сильнее инерция всего того, что исходило от нас, и впилось в призму нашего восприятия мира. Что делать? Начинать за собой следить, чтобы не натолкать в призму дополнительных песчинок.
И потом начинать работать над вытаскиванием всех старых. Работы будет много. Готовьтесь к тому, что будет много боли, которая придет с информацией. Зато прояснятся все ответы на вопросы о том, почему в нашей жизни все так, а не иначе. Обстоятельства нашей жизни не падают нам на голову, как непонятные нагромождения. Они складываются вокруг призмы восприятия по четким законам. Измените призму – изменятся обстоятельства. Вопрос – почему никто из вас этого не делает? А также – почему мне приходится терпеть этого лживого лицемера в своей жизни?
- Домиарн, - Дар погладил мою руку. Я думал, что он хочет меня успокоить, и уже готов был вздохнуть с облегчением, - ты сам только что все исказил, и выставил себя невинной жертвой в моих глазах. Ты убил женщину, и хочешь, чтобы я поверил в «цветок смерти» над ее головой, и в то, что тебя использовали как инструмент? Я поверил бы, если бы не знал тебя. Кто заставил тебя толкнуть ее из окна? Никто. Ты наслаждаешься чужим страданием. Ты ищешь жертв, ты рекламируешь себя, как «бич божий». Люди идут к тебе, потому что ты сам распускаешь о себе слухи. Так будь же честен хотя бы с самим собой. Я очень тебя люблю. Но ты бессовестно пользуешься своей властью, и фактом того, что на тебя нет никакого земного суда. При этом ты такой же лицемер, как и все мы. Я слушаю твои теории про призмы и зеркала очень давно. Ты хочешь казаться магом и волшебником, который стоит за всеми этими зеркалами. Ты даже себя в этом убедил. Но, когда в очередном зеркале появляется очередная кривая рожа, ты делаешь то же, в чем обвиняешь других – винишь зеркало, а не свое лицо. Вы с Аркандом оба хороши.
Старик замолчал, глядя на огонь.
Я не нашелся, что ответить. Завязал и развязал ленточку Лари. Она была мягкой, шелковистой, и такой беззащитной.