Часть вторая. Играйте, же нежные скрипки
Глава первая. Дорожное.
Когда я в Лету каплей кану,
и дух мой выпорхнет упруго,
мы с Богом выпьем по стакану
и,может быть,простим друг друга.
Талька, вот ты Сему и так и сяк ругала – он и не герой, и не святой, и вообще... Вот Исаак Основатель, вот Хаим Голдин. Вот Додик тебе больше нравился ?
- Да !
Ну как же, кто бы сомневался. В таких вот Додиков всех времен и влюбляются такие девочки всех возрастов. Влюбляются в них, выходят за них замуж, рожают им детей , из которых опять выростают такие же идиоты, хотящие чего-то чрезвычайно странного, а не наваристого куриного бульона с манделех... Ну не с манделех, так с лапшой, Вы меня поняли.
Нет, но какая же Талька дура, Б-же мой, какая дура ! Нет, даже не дура – дурочка малолетняя... И что самое страшное – такие не взрослеют ни при каких обстоятельствах, Додик вот так и не повзрослел, Маня тоже...У дяди Хаима в семье из детей один Сема просто слегка психованный, а остальные мишигене на всю голову Они не живут – они играют выбранные ими самими роли, а это, между прочим – не игра. А почему, собственно говоря, не игра ? Вот придумал себе в годы оны толстый лысый дядька из далекого грядущего себе игрушку такую – «Новый Иерусалим». Взмахнул волшебной палочкой – и переселился в рыжего мальчика и стали они вдвоем куролесить... Ну и играются вот так до сих пор, повзрослеть не могут. И иногда получается у них совсем неплохо – Додик, Маня, Талька та же. Черт их поймет, может они для того и играют, чтобы было больше таких Мань и Талек ? Ну если и в самом деле, то – уважаю.
- Тебе Додик больше, чем твой родной папа Беня нравился ?
Молчит, сопит. И честно отвечать неудобно, и врать ей неохота. Да и не умеет она толком врать. Ох уж эти еврейские папы. И еврейские дочки, которые этих пап вроде и любят, но не понимают. И уважают не очень. А зря.
- Дура ты, Талька. Папа Беня – точная копия Исаака Ашкеназа в его годы..
- Тоже рыжий, толстый, любит сладкое и с коня сваливается ?
- Нет – умный, добрый и тебя любит ! Что ты понимаешь, дура сопливая, право-слово дура...
Фыркнула, обидилась и ушла в свою палатку. Мы ссоримся с ней по три раза на день, не меньше. И вот опять – довел до слез. Это у меня наверно просыпается старческая сварливость. Я ведь и не думал ругаться, так – рассказать майсу за жизнь, поговорить. И, что называется – поговорили. Ничего, поплачет – меньше писять будет, дурища. Я так полагаю, что не могу найти верный тон. Я с ней и как с ребенком пробовал, и как с взрослой женщиной, а она уже не то, но еще и не другое, и все у меня невпопад. Впрочем, если верить Агаде про Малку и Исаака, у Исаака стало получаться только после того, как рыжий мальчик оттеснил на задний план лысого дядьку. То есть если соблазнить Тальку, то... То, что я этого, как раз, и не сделаю. Во первых, молоко на губах не обсохло... Нет, не усли честно – то уже обсохло, в ее возрасте многие уже и замужем, и родить успели. Это все нынешняя дурацкая мода: «Пусть сначала школу закончит, а уж потом замуж...». Толку с той школы... Выдали бы Тальку с Б-жьей помощью в 15 лет замуж – и у Бени бы уже внук или внучка были, и Талька сама не вляпалась во все это безобразия, и я бы горя не знал.
Ну хорошо, она не в моем вкусе – пусть это и будет «Во первых». Во вторых Беня меня за Тальку убьет и будет прав. И Сема тоже наверняка убьет, но это только если он успеет раньше Бени.А в третьих... В третьих, что я скажу ТАМ Мане ? Что после нее я просто перешел на свежее розовое мясо и начал с Тальки ? Да она мне в лицо плюнет ! Не, если бы я Тальку полюбил, то Маня бы поняла и не обидилась, ну разбила бы мне об голову пару тарелок, но – поняла бы, простила и была бы рада, что не абы с кем, а с Талькой. А так – не, лучше я в Киеве в бордель на Глубочице пойду, если приспичит...
И все равно – дура она неумытая! Впрочем, и я не лучше, что уж. Сижу у костра и вздыхаю, даже сердечко прыгает. И когда наши дочки поймут, что так как папа их любит – никто больше... А пустое все. Сволочи мы все. Заигрались три старых козла , а идея тащить девченку эту глупую на верную смерть – говно идея. Понятно ведь и ослу, и козлу, и Семе, и Бене и даже мне, что дай Б-г уцелеть хоть кому-то из матерых волков на отходе из Кремля, а у Тальки и вовсе ни одного шанса нет. И хорошо, если ее сразу убьют. А если схватят, да начнут клещами рвать... Надо было ее оставить дома, но перед этим – непременно хорошенько высечь. Если розгами, тщательно вымоченными в соленой воде, то даже Сема не стал бы ее после этого казнить, ну не зверь же он казнить тщательно выпоротую девицу ! А что, неплохая идея – выпороть и отправить домой ! Вот только как это осуществить ? Кто возьмется пороть строптивую взрослую девицу ? Я – ни за какие коврижки, а Вы ? Но у меня есть одна мыслишка..
Степь, ночь, звезды.. Классика жанра. Исаак Основатель оставил нам свое знаменитое описание, заученное еще в хедере «Шаббат. Степь, звезды, темно, холодно..». Как это там дальше: «Странны и неуместны в голой крымской степи, на ветру эти талесы, эти бороды и пейсы, эти звуки старого семитского языка, дышащего жарой и пустыней. А степь нас не любит,она любит татар, даже караимов, а вот нас, детей города и книги - нет. Так я Вам скажу – за эти без малого 250 лет ничего не поменялось, вот!
Глава вторая. А без Подола Киев невозможен...
Тихой жизни копошение —
кратко в юдоли земной,
ибо жертвоприношение
Бог теперь берёт войной.
Ну да, невозможен. И без «Горы» невоможен. А Гора с Подолом – это и есть Киев во всем его великолепии улиц, хвастающихся своими французскими именами: Безаковская, Боплановская, Ришельевская. А кто не знает построенную знаменитым Бопланом Ришельевскую лестницу, уводящую нас всеми своими двадцатью с гаком метрами ширины вправо от Андреевского спуска вниз к Днепру, а оттуда – опять же на Подол, к пересечению Константиновской с Хоривой, к двухэтажному дому белого мрамора постройки самого Ивана Григоровича-Барского. Хозяин дома – киевский войт Ян Быковский, но с прошлого года это «Дом Семена Освободителя». Ну да, Сема здесь с удовольствием прожил целых три недели... А сейчас здесь квартирует Тевье-Молочный, и временно – мы, в задних комнатах. Зюня Хмельницкер живет со своей Юлей Тимошенковой на Печерске, в химерном доме Самуила Нимеца, но его сейчас нет в городе – он ушел с семью левобережными полками вверх по Днепру к Гомелю, мимо которого, если война, и пойдут на Киев московские войска. И крепость подновит, и от вздорной бабы отдохнет.
И вообще жить в Киеве – это еще то удовольствие. Верно говорят: нельзя жить в Киеве безнаказанно. Ну так поляки и не живут здесь больше, а те, что здесь жили – в большинстве и вовсе не живут. Армяне стушевались, их, обычно таких шумных почти и не видно. Город захватили села и местечки – народ бежит от бандитов Кривоноса, жолнеров Чарнецкого, стрельцов Трубецкого... Да и от наших гиборов тоже бежит, что уж там, что у нас не люди в седлах – «Матка курка, матка, яйка... Но это еще полбеды. Курка – дело наживное... А девке задрать подол, да снасильничать всем десятком ? Мне их что – вешать ? Я солдат не рожаю, не мне их и вешать. Дюжину плетей – и служи дальше, смерть солдата найдет..
А вот под Малином деревню подожгли за выстрел из-за тына ? Этих тоже вешать ? А тех ,кто пленных порубал, вешать прикажете ? За что порубал ? А за то, что эти порубанные жолнеры местечко сожгли и Двойру, жену сотника Раппопорта распяли на дверях синагоги ? Или им тоже плетей ? А может это мне плетей надо ? Или Семе , царю нашему ?
Тальку Тевье-Молочный впечатлил. Здоровенный, дебелый, огненно-рыжий, молочная кожа с веснушками, борода до пояса, на груди – рядом с большой звездой ордена Исаака Основателя – четыре маленьких солдатских магендавида – полный бант, с первой по четвертую степень. Он и в самом деле сын молочника, помогал отцу, а службу начал солдатом в пехоте. Тевье всегда пер, как носорог : 16 наград, 7 ран, Академия Генштаба с отличием, первым ворвался в Варну(где меня и проткнули) , а тут скис. И Талька кислая – она сходила к своим подругам в третий полевой госпиталь на Рогнединской, насмотрелась на военно-полевую хирургию – сидит как прибитая мышь в углу, не ест, думает что-то свое...
-А дальше что, я тебя, Юлик, спрашиваю ? Война с Москвой , я тебе говорю ! Нет, войск хватает – только Богун останется в Львове против Чарнецкого, остальные уже тут, Вишневецкер уже, чтоб не сглазить, в Изюме. Я тебе прямо скажу:Мойша Кутузман это голова : Трубецкой выбьет Хмельницкера из Гомеля и попрет на Киев, я ударю ему во фланг от Конотопа, а Вишневецкер пойдет на Москву через Рязань... Красота ! И побить Трубецкого я побью, дело верное. Но вот сколько людей загинет, наших и ихних, а ? Проморгал ваш Моссад, про посольских я и говорить не хочу... Большая кровь будет, Юлик, даже мне страшно..
Талька подняла голову:
- Не будет войны, дядя Тевье, не будет !
Тевье горько улыбнулся...
Глава третья. Грехи отцов.
Еврейский дух слезой просолен,
душа хронически болит,
еврей, который всем доволен, —
покойник или инвалид.
...и улыбнулся... Он вообще приятно улыбается, этот Исраэль бен Элиэзер. Он как-то незаметно к нам прибился, и жалко, если уйдет. Что-то в нем есть особое, очень доброе. Он добывал известь и торговал ею, был помощником меламеда, землекопом, сторожем в синагоге. Я увидел его первый раз в Могилеве, в доме у известного даяна рабби Гершона Китовера. Разговор в тот вечер зашел пренеприятный, соответственно чтению «Мегилат ноуним» - поминанию мучеников, или как это принято «у них» , «сожженных праведников».
Понять можно, что такое каких-то 150 лет. «Не забудем и не простим !!!!!», ну да, эта история не поросла быльем. И еще не скоро поростет, я вам скажу! Рав Китовер – потомок равва Фишеля Богуславского, одного из «сожженных праведников» - 34 раввинов, наложивших почти 150 лет назад на Исаака Основателя кабаллистическое проклятие - «Пульса денура». Но не подействовало – Исаак Основатель прожил в добром здравии еще 47 лет, а за ними пришли люди Игаля Губермана..
Жечь раввинов не стали - а самом деле сожгли «только» их дома, а им отрезали на базарной площади языки и уши, а потом отрубили головы. Под радостные крики толпы и смакование особо зрелищных моментов. Но ! Исаак Основатель этим не ограничился, а сделал все как всегда основательно. По его приказу, что уж там лукавить, великий гаон Ицхок Виленский наложил на «34 трефных койферов» такую же «Пульса денура», а во всех синагогах три года каждый шаббат читали псак о том, что «эти 34 проклятых» поклонялись Ваалу, плевали на Тору, топтали Талмуд, занимались муже- и скотоложеством и многое еще чего интересного, а главное - правдоподобного. Их семьи и родню до третьего колена пинками загнали в корабельные трюмы и повезли на продажу в рабство в Египет. Так и писал Исаак Основатель, слово в слово: «По его приказу...», «правдоподобного», «на продажу в рабство в Египет».
Вот только в Константинополе корабль захватили генуэзцы и, в пику Исааку Основателю, освободили пленников, мало того – помогли им вернуться в Речь Посполиту. Даже не верится...История грязная и страшненькая, а для тех, кто знает, «как это было на самом деле» - вдвойне. Этой истории даже я Тальке рассказывать не стал...
Короче говоря, эти самые потомки чудом уцелевших «сожженных праведников» и есть так называемые Нетурей Карта – «Стражи Города». Они до сих пор не признают «Голдене Медину» династии Ашкеназидов и по праздникам регулярно предают проклятиям – херемам « лжеэксиларха и его лжегаонов», а в будни сплетничают, что Исаак – ложная кровь Давида, а на самом деле байстрюк от кельнского архиепископа, полощут своими грязными языками Малку и Маргариту, которые, оказывается, были проститутками в борделе, содержавшемся в Солхате Голдой Юзефович, посетив который Исаак Основатель с ними, соответственно, и познакомился поближе. Ну и прочие гадости, взбесившие Тальку. Она уже открыла рот, но тут вмешался сидевший в сторонке этот самый Исраэль бен Элиэзер.
-Гершон, вы ноете и плачет уже 250 лет, а ведь уныние – это оболгание Всевышнего.
Китовер запнулся, покраснел, потом даже затряс головой от возмущения.
-Так что – мне простить этого рыжего убийцу ? Может еще и полюбить его ?
- Да, реб Гершон. Мы должны - любить всех евреев, даже тех, кто отошел от истины и теперь должен быть снова обращен к Небесному Отцу. Ну подумай сам: нет ничего, кроме Бога одного. В мире существует только Всевышний, а всё остальное – что-то вроде складок на платье – ты, я этот самый рыжий Исаак. Складки есть, потому что есть одежда. Они есть, пока одежда существует. Не будет одежды – не будет и складок. Точно так же всё, что мы видим (и даже мы сами), существует потому, что есть Бог. Поверь мне : никто не падает так низко, чтобы не быть в состоянии подняться до Бога. Даже проклятый нашими предками Исаак Отступник - часть Шехины
.
А, ну это они Исаака Основателя так хают. Талька , терпи !
- Тем более, реб Гершон, Б-г свое мнение высказал – наши праотцы ошиблись. Ашкеназиды царствуют по сей день, плевали они на нашу «Пульса де нура». А от их «Пульса де нура» мы плачем до сих пор. Так кто достиг двекута, кто прилепился к Б-гу ? 34 «сожженных праведника» не просто попали пальцем в небо – они любили не евреев и Б-га в них, а себя и свою правоту. Они не хотели зла, но творили его...
- Это ты, неуч, землекоп, будешь учить великих хахамов, принявших смерть за Тору ?
- Буду и я, Гершон. Наши праотцы были наказаны за глупость и гордыню – они не просто не услышали воли Единственного, они не захотели ее понять и принять. А Исаак понял.
- И тебе их не жалко ? Даже когда их рвали клещами на части, даже когда побивали камнями на базарной площади ?!
-Жалко. Мне всех жалко. Понимаешь, чтобы вытащить из грязи себе подобного, нужно самому ступить в грязь, а чтобы целый народ – провалиться в кровь с головой, с головой, Гершон, и не один раз. И кровь должна быть не чужая, а своя, еврейская – самая густая и едкая, ее не отмоешь за всю жизнь. Так что мне больше всех жалко того рыжего мальчишку, который был не совсем мальчишкой по воле Всевышнего...
- Бабах !
- Бац !
- Ай !
Дальше были безобразный крик и рукосуйство в исполнении реб Гершона Китовера, а Исраэлю бен Элиэзеру было указано на дверь. Я вышел первым и не уследил, как Талька напоследок пространно высказала Китоверу все, что она о нем думает, за что и была немедленно вознаграждена звонкой оплеухой – первый раз в жизни, я так думаю.
Талька побледнела, потом позеленела и надолго утратила связь с окружающим миром. Мне, разумеется, надо было немедленно вмешаться и «не допустить», но я не успел – меня, к сожалению, ловко опередил оказавшийся «в нужное время в нужном месте» совсем зеленый лейтенантик Додик Грин, решивший отомстить распоясавшемуся мракобесу и произвести на Тальку, ну и на меня ,попутно , неизгладимое впечатление демонстрацией того, чему его научили в моссадовской иешиве. И произвел, не поспоришь. Но только на меня. Талька в этот момент смотрела безумными глазами в пространство и не реагировала. А посмотреть было на что, к сожалению.
Грин использовал свой шанс сполна, и доказал всем присутствующим, что Додик Грин – это отнюдь не покойный брат нашего мелеха Додик Хаимсон. С первого же удара абсолютно недооценивший тщедушного Додика дородный Китовер потерял то ли семь, то ли восемь зубов, со второго ему свернули на сторону нос и реб Гершон прилег отдохнуть – белый, практически бездыханный, глаза закрыты, из носа и рта течет кровь – картинка не для слабонервных, то есть, к сожалению, не для Додика Грина. Боевой Додик побледнел лицом, что-то невнятно сказал и сполз по стенке... Родные и близкие Китовера кинулись за подмогой. Не то, чтобы я их боялся, но небольшой еврейский погром в мои планы не входил. Тут и пригодился этот самый Исраэль, с помощью которого я погрузил в наш возок невменяемых на тот момент Тальку и Додика, Исраэль сел на козлы, щелкнул кнутом, и мы, разумеется, сохраняя достоинство, но все же со всей возможной быстротой, покинули негостеприимные могилевские края, где пришедший в себя, но крайне недовольный Гершон Китовер слал нам вслед некие акустически трудноразлечимые слова. Хотелось бы думать, что это были пожелания доброй дороги и всяческих успехов всем нам и в особенности Додику...
Глава четвертая. Оно мне надо !!!
Кичились майские красотки
надменной грацией своей;
дохнул октябрь - и стали тетки,
тела давно минувших дней.
...таки да, но Авиталь Варшавер это не касается, ни капельки, ни чуточки. Вы спросите меня, а при чем здесь но Авиталь Варшавер, она мне кто ? Мне она та, что была моим первым командиром, а это дорогого стоит – сделать из марамойчика типа меня настоящего офицера. А еще это она вытащила меня , уже опытного и матерого, но полуживого, из того ада в Варне. Понимать меня надо буквально- из ада.
Эскадра стояла на рейде Варны вторую неделю. Мы парились в трюмах. Приказ был ясен – «пугать, но не стрелять»- в Варне скопилось на тот момент 30 000 наших и раза в три больше христиан. Мы и пугали турок со всем усердием всеми нашими сорока тремя вымпелами, но не преуспели - плевали турки на все наши фрегаты и корветы – они поняли, какой у нас приказ и тянули резину. Еще пару дней –и мы бы в самом деле ушли за водой и провиантом в Исаакополь. Простая арифметика, да... Матросы и морпехи загорали на палубах, а офицеры, трезвые и чисто выбритые, с последней надеждой поглядывали в сторону флагманского «Моше Рабейну» - а вдруг..
На мостике же «Моше Рабейну» наш незабвенный Пинхус Соломонович курил трубку за трубкой, смотрел в подзорную трубу ходил взад-вперед и молчал, терпел то есть. Приказ адмиралтейства был ясен однозначен – «Ждать!», а за нарушение без пощады сорвут эполеты и выкинут на берег в отставку. Он терпел 11 дней. Но после резни, устроенной аккурат на Пейсах Шевкет-пашой адмирал Нахимкер таки взял и плюнул на все приказы «не поддаваться на провокации». То есть, пока турки только грабили – он терпел, когда сожгли в городе все церкви и синагоги – тоже терпел, но когда Шевкет-паша прислал ему не только очередной приказ убираться ко всем чертям, но и шаланду с отрубленными головами(все больше женскими и детскими) – Пинхус Соломонович Нахимкер внимательно, навалился на леер, внимательно посмотрел на содержимое шаланды, потом на офигевшую команду «Моше Рабейну» , заметно успокоился, даже как-то просветлел лицом, выбросил трубку за борт и высказал пребывающему на борту флагмана нашему послу в Стамбуле все, что думает о после лично, всех дипломатах в целом и кретинах в Новом Иерусалиме в частности. Все вместилось в одну фразу, но очень кучерявую – я аж заслушался.
Посла посадили на бриг, тут же полным ходом ушедший в Исаакополь, где посол и вручил прибывшему туда через 2 дня из Нового Иерусалима дяде Хаиму пакет от адмирала Нахимкера В паре емких фраз была описана обстановка в Варне, мнение о политике дяди Хаима, потребована немедленная отставка с указанием, что пока она, то есть отставка, придет, эскадра сделает с Варной то, что Содом не делал со своей Гоморрой, и может даже 2 раза. И плевать ему , Пинхусу Соломоновичу Нахимкеру , слюной ,что мелех Хаим сделает с ним, Нахимкером, потом. Плевать со всем почтением.
К письму прилагались вице- адмиральские погоны Нахимкера, с указанием, куда бывший субалтерн Пинхуса Соломоновича может их себе засунуть. Мелех дядя Хаим позеленел, потом покраснел, потом орал как потерпевший... А потом, парой часов позже, в Исаакополь влетел на всех парусах фрегат «Иегудеил». С него сошел лично Сема, весь еще в пороховом дыму, мундир порван, с рукой на перевязи - и доложил отцу, что виктория, как есть полная виктория, вот и сабля Шевкет-паши, а вот и его феска – голову, прости, не призватил. Теперь позеленели лицом турецкий и французский послы, а дядя Хаим расцвел как майская роза...
Посол вернулся к адмиралу Нахимкеру, и, как вы правильно догадались, тоже с пакетом - к погонам полного адмирала прилагалась не менее вежливая и точная инструкция, куда Пинхус Соломонович должен засунуть свою отставку. Эту историю до сих пор на флоте рассказывают с придыханием, чего уж там.. Но тогда мы надели чистые белые рубахи, сели в лодки и погребли к берегу.
После дюжины эскадренных бортовых залпов в Варне горело все сверху донизу, Сема с морпехами высадился в Северной бухте, а я со спецназом в Южной. Мы одновременно прорвались к дворцу Шевкет-паши и полезли на стены с двух сторон. На этом сходство заканчивается – Сема лично укоротил Шевкета ровно на голову, а меня, уже почти забравшегося на стену, проколол насквозь янычар. Сам виноват – отвлекся, не помню на что, а он и ткнул меня своей ржавой кривой железкой. Я даже лицо янычара хорошо помню, а потом помню ощущение полета, полета со стены...
Авиталь Варшавер не должно было быть в тот день в Варне. В принципе не должно было быть. Официально ее и не было там. После 30 лет службы в спецназе ее ее личным приказом мелеха перевели с повышением «на легкий труд» - начальницей нашего же, Моссадовского, сметного управления. Но вот оказалась она в Варне, и , естественно, в самом пекле. Как Авиталь меня нашла – я тем более не знаю, даже догадок нет, но нашла, перевязала как смогла и перла мои 96 кг на спине до самого порта, где уже развернули флотский госпиталь, и сам Пироговер четыре с половиной часа резал и шил меня. В меня сначала влили по пол-литра крови от Семы и Бени, а когда не хватило – так еще поллитра крови Авиталь Варшавер. Так что мы кровные родственники, иначе я бы не взял с собой этого самого Додика Грина, а он ей двоюродный племянник, ни за какие коврижки. Он хуже Тальки – та просто идеалистка, а он – сионист- ортодокс. Ортодоксее не бывает. А еще он борец за социальную справедливость и атеист – все удовольствия в одном флаконе. Авиталь твердо решила сделать из него человека, а кто рискнет стать у нее на пути ? Я – нет. По мне, так пусть бы себе ехал в Эрец Исраэль, основывал там свои «кибуцы», предавался радостям простого сельского труда, как проповедует этот самый Тувья Герцль в «Едиот Ахронот». Сам Тувья, впрочем, лично брать в руки лопату не спешит, а морочит головы дурачкам вроде Додика Грина, который даже написал в тот же «Едиот Ахронот» статейку о молодых сионистах. И подписался «Давид Бен-Гурион – ничего себе псевдонимчик, а ?
Так вот, Вы думаете, что я не сказал мадам Варшавер все это и еще многое другое ?
- Надо, Юлик, надо! – услышал я в ответ.
- Ты меня еще сам потом благодарить будешь !
Вот сейчас все брошу и пойду благодарить – мало не покажется...
Исраэль бен Элиэзер перехватил меня на полпути.
- Я вижу, Вы таки сильно переживаете, реб Юлик(о майн Гот, если реб, то Иосиф, а если Юлик, то без «реб») ? Вы так спешите, будто боитесь, что не успеете наговорить детям гадостей ?
- Каким детям ? Это же офицеры Моссад !!!
Боже мой, этот Исраэль бен Элиэзер невыносим ! Что я ему ляпаю – просто непредставимо. Я привык думать, что кому говорить, но вот почему-то уверен, что он и так все знает, говори- не говори...
- Я вижу, реб Юлик, что Вы так таки думаете только за всякие глупости – офицеры-шмофицеры, Моссад- Шмоссад.. А они еще дети...
Похоже, что я еще и останусь виноват.
-... а Ребе Магараш, к примеру, объяснял своим детям, когда они были еще совсем маленькими, что каждый из Бней Исроэл должен поставить себе цель в жизни, цель более высокую, чем есть, пить, спать и играть, цель, смысл которой - вести себя по воле Вс-вышнего. Опять таки, в молитве «Шмонэ Эсрэ» мы просим от Вс-вышнего, чтобы он дал нам сейхел, когда есть сейхел, то знают, что главное — что есть цель в жизни. Вот ты меня спросишь, а почему мы не знаем смысла нашей жизни при рождении ? Так вот послушай майсу:
Цадик из цадиков Пойлин увидел как-то, что дети играют в прятки и увидел, как один ребенок плачет. Спросил его: «почему ты плачешь ?». И ответил ребенок, что он спрятялся, чтобы его искали, а его никто не ищет.
Тот цадик и сказал: то же самое и с Вс-вышним, что он прячется от бней Исроэл, и цель его в том, чтобы искали его, но его не ищут, и от этого большое огорчение.
Ты понял, Юлик :Цель в сокрытие Б-га - это не сокрытие, но цель в том, чтобы даже после всех халоймес, искали цель в жизни. И если Б-г во всем, то уж в смысде жизни особенно И когда Вс-вышний прячется, а все равно еврей его ищет - это дорого перед Вс-вышним, и потому он прячется. У этих детей есть сейхел , и если Ацмус Эйн сойф(Сущность Бесконечности) постучит в их дверь чтобы впустил его, они не поленятся встать и открыть дверь. Ты скажешь мне, что все это просто глупые майсы ? А вот ребе Шолом Дов-Бер говаривал: «Тот, кто верит во все майсы - дурак. Тот, кто не верит хотя бы в одну - апикэйрес - отрицает Тору».
- Сущность Бесконечности постучит в дверь к Додику Грину ?
А что ? Каждый человек, тот же Додик — как бы лестница, вершиною своею упирающаяся в небо; все его поступки и слова оказывают воздействие на небесные сферы !
Я почти ушел от него с задуренной головой, зато в хорошем настроении, даже злость почти прошла. Я просто представил себе тот несчастный Ацмус Эйн сойф, который рискнет постучаться в непутевую голову Додика Грина...
Глава пятая. Добрым словом и пистолетом !
Где лгут и себе и друг другу,
и память не служит уму,
история ходит по кругу
из крови - по грязи - во тьму.
- Реб Исраэль, я теперь буду звать Вас БЕШТом- добрым святым. Вот Вы и Исаака Основателя жалеете, и Додика, и Тальку. А Кутовера жалеете ?
- Почему нет, жалею, конечно, что он - не человек, не еврей ? И тебя мне жалко, реб Юлик. Давай я расскажу тебе майсу...
-Нет, давай я тебе расскажу ! Представь себе, что вот сидим мы сейчас с тобой у костра, и вдруг махнул Вс-вышний рукой – и мы в 1398 году, в степи у Солхата, твоя душа в теле рыжего мальчика Исаака из Кельна, ну а моя, к примеру – в теле Игаля Губермана. И везут тебя жениться на Голде Юзефович. Что скажешь, Бешт ?
Исраэль пару раз пыхнул трубочкой.
-Это их родители договорились ?
- Да. И ктуба уже готова !
- Ну, раз родители договорились , и ктуба уже готова – то надо жениться, мазлтов. О чем тут говорить ? Ведь тот рыжий Исаак из Кельна так и сделал – женился, как велели родители – и были у него и сейхл, и мазл. Родители дурного не пожелают. Но, геертер реб Юлик, не говорите, что Вы рассказали всю эту майсу, чтобы узнать, а что бы я сделал. Но главное : с Б-жьей помощью, в каждой майсе должен быть смысл, мораль. И где же она здесь ?
- А почему ты решил, что ее здесь нет ? Может и есть, но вопрос – какая ? Да и вообще : «Родители дурного не пожелают !» А они, эти родители, сами неприменно осознали, что есть добро, а что – зло ? То есть ,пока детей нет , можно и ошибиться, а как только женился и первенец родился – так с небес на тебя откровение сошло ? Ты вот женат, дети есть ? Есть. Ну так что есть добро – для меня, тебя, Тальки, Мелеха Семы Хаимсона, Тевье-Молочного ? И почему, я не знаю, вот у меня же три дочери уже выросли ?
Исраэль-БЕШТ молчал.
-Болтун ты, Исраэль, просто болтун. Вот тебе и вся мораль этой майсы. Да ты и сам человек-майса. Ну так какая в тебе мораль ?
Исраэль опять пыхнул трубочкой.
- Ну, геертер реб Юлик, ты таки хухем(хахам), попал в самую точку, мазлтов. Я и есть еврей-майса, а что, плохо ? Вот Кутовер, к примеру – еврей-Галаха, Исаак твой рыжий – еврей-кабала, а я таки да, еврей-майса. И во мне таки есть смысл, и этот смысл говорит мне, что едете вы не со злом, и будет от вашей поездки только свадьба и дети. И не рассказывай мне про то, что везешь Тальку, свою племянницу, к ее жениху в Смоленск – она тебе не племяница. В Смоленске женится Додик, а Талька выйдет замуж в Москве, я тебе говорю...
Подслушивающая нас Талька прыснула и заявила, что если Додика женят не на ней, то она не против, но сама замуж, а особенно в Москве не собирается. Боевой Додик заявил, что его ждут великие дела, а потому жениться вообще, а на Тальке в особенности он не согласен ни за какие коврижки. И вообще, какие тут бабы – война на носу, Отечество в опасности !
Исраэль резонно возразил, что не фиг отвергать красоту девушек - но надо стремиться, чтобы признание красоты возвращало Додика к её источнику — Б-гу. Если Додик овладеет этой мудростью, то его физическое наслаждение будет влечь за собой и его, Додика, духовный рост вовсех смыслах !
Талька стала предполагать вслух, на ком из знакомых барышень можно женить лейтенанта Грина. Исходя из критериев роста, веса, любви к жаре и работе лопатой в Эрец Исраэл список получился весьма коротким и состоял из одной Голды Меерсон. Талька считала, что при ее носе и характере даже Додик – находка. Я заметил, что Голда не так сильно провинилась – за что ее так ? Похоже, они с Талькой сильно повздорили..
Мы несли лошон хару еще с полчаса. Додик , сначала гордо молчавший, оттаял и показывал в лицах, как он сначала прыгал прямой ногой вперед, а потом – как сползал по стеночке. Исраэль молча пыхтел трубкой. Талька поцеловала Додика в щеку, признала, что он ее спаситель, но замуж за него она не пойдет. Ну не станет же ей дядя Юлик приказывать такое ! Лучше она сварит нам суп !
Я возразил, что лучше она вообще не будет варить нам суп – она уже пробовала, спасибо ! Варить будет Исраэль, а Додик с Талькой будут мыть посуду до конца путешествия. На том и порешили - возражений не поступило.
День, спору нет, удался, но в чем же мораль этой майсы ?
Глава шестая. Чуден Днепр !
Не в том беда, что ест еврей наш хлеб,
а в том, что проживая в нашем доме,
он так теперь бездушен и свиреп,
что стал сопротивляться при погроме.
Днепр, спору нет, чуден, равно как и города, на нем стоящие. Все в них близко и дорого сердцу каждого еврея. Вот Киев – мать, так сказать, городов русских, - первый еврейский погром зафиксировали в летописях уже в начале 12 века, причем, что характерно, для всех и всяческих погромов что в 12 веке, что в 21 – громили жидов не по приказу начальства, а по зову сердца, так сказать, ну да...
Но что мы все о Киеве . Возьмем, к примеру, Смоленск – и на Днепре, и город старинный, исконный, посконный и домотканный. Евреи жили в Смоленске уже в конце 13 в. В 1489 г. сбор таможенных пошлин в Смоленске был взят на откуп тремя евреями. Во время осады Смоленска русскими войсками (1654 г.) двумя участками обороны руководили евреи. После капитуляции Смоленска в сентябре 1654 г. новые власти приказали всем евреям города креститься; те, кто отказался это сделать, были убиты или уведены в плен. Ну, тут все ясно – русский народ, как известно, славится своей мягкостью и толерантностью, особенно религиозной. Да и традиция, так сказать . еще покойный папаша Ивана Васильевича Грозного, соответственно Василий Иванович(не Чапаев, а Рюрикович), поступил еще в 1514 году точно так же. Русский дух слабо меняется с течением времени, и запах его ни с чем не спутать. И слава Б-гу – по той же традиции жестокость и нелепость законов российских крепко смягчаются ленью и продажностью, отчего Русь, как я полагаю, и жива доселе. А пример тому – наш гостеприимный хозяин Павел Семенович Шафиров, еще год назад – Исаак бен Соломон Шапиро. Вот такая история – человек сменил веру, имя, отчество, фамилию, а как был соляным откупщиком и нашим резидентом в Смоленске – так и остался, попутно осведомляя «Приказ тайных дел» чем Б-г послал... Его сынок Пинхус, то есть Петр Павлович Шафиров служит переводчиком Посольского приказа. Петя – личный Семин агент, о нем(и его папаше) даже Беня не в курсе. О, Приказ тайных дел – это крутая контора, основанная боярином Борис свет Ивановичем Морозовым. Сидят там дяди серьезные и бдят неусыпно: « Вон, Лёвка Пусторослев пошёл к Чижову на именины, да не столько пил, сколько слушал, а когда надо, и поддакивал… Старик Чижов и брякни за столом: «Дай-де бог великому государю Алексею Михайловичу здравствовать, а то говорят, что ему и до разговенья не дожить, в Кремле-де прошлою ночью кура петухом кричала»… Пусторослев не будь дурак, вскочил и крикнул: «Слово и Дело!» — Всех гостей с именинником — цап-царап — в приказ Тайных дел. Пусторослев: «Так, мол, и так, сказаны Чижовым на государя поносные слова». Чижову руки вывернули и — на дыбу. И завертели дело про куру, что петухом кричала. Пусторослеву за верную службу — чижовскую усадьбу, а Чижова — в Сибирь навечно.»
Вот как с умниками там поступают…
Но вообще-то, чем это заведение занимается понять сложно даже его сотрудникам. В Приказе тайных дел производились следствия по важнейшим государственным делам, например по выпуску фальшивой монеты, ведались гранатного дела мастера, гранатное дело и заводы. В ведении этого же приказа состояла любимая царская потеха — птицы, кречеты и ястребы с особым штатом для их ловли и обучения, а также голубятни, в которых было более 100 тысяч голубиных гнёзд для корма хищных птиц.
Но на данный момент наиважнейшим и наисекретнейшим делом была защита матушкой-Русью под мудрым руководством, соответственно, батюшки-царя православного русскоязычного населения Крыма и остальной Украины от жидовских угнетателей и убийц. По самым секретным каналам, то есть через вышеназванных Шапиро/Шафировых, представители этих самых угнетенных православных русскоязычных должны прибыть в Москву, чтобы припасть к царским стопам, облобызать их, и с Лобного места возопить к православному люду : «Спасите, мол – хулиганы(зачеркнуто), хохлы(зачеркнуто), жиды зрения лишают(зачеркнуто),отрезают все под корень(зачеркнуто),обрезают кого не попадя в синагогах(зачеркнуто), на майданах(зачеркнуто), где поймают».
До этого, впрочем, дойдет врядли. Представители этих самых угнетенных православных русскоязычных, то есть мы, должны во время припадания к к царским стопам и облобызания оных причинить царю нечто, несовместимое с жизнью, а там уж как выйдет. Поэтому Тальку надо оставить в Смоленске – пусть живет. Я ей вечером так и скажу.
Глава седьмая. Не спи на посту !
Думаю я, глядя на собрата, —
пьяницу, подонка, неудачника, —
как его отец кричал когда-то:
«Мальчика! Жена родила мальчика!»
Таки да – это у них так таки работает. А у нас – нет. То есть наш Моссад еще раз крупно облажался . После того, как старика Бершадского с позором выперли из Москвы со всем его посольством, Беня ввел в действие «План Б» - подрывные мероприятия через агентов влияния. Началось неплохо – люди Моисея Герцоговера подбросили в Приказ тайных дел неопровержимые доказательства, что глава Посольского Приказа Алмаз Иванов – на самом деле обрезанный жид Меер Вуллах-Литвинов. Большая тайна, можно подумать, все, кому надо и так знали. Но копии письма были разбросаны по всей Москве – не замнешь, а личный осмотр под руководством митрополита Кирила Куняева подтвердил – «обрезан» !
Я себе представил, как комиссия в состав которой, кроме митрополита, входили думный боярин князь Никита Иванович Одоевский, царский духовник Стефан Вонифатьев и дьяк Данило Полянский от Приказа тайных дел помолясь и благословившись снимали штаны с Алмаза, который Меер и осматривали его сомнительные мужские достоинства. То есть попробовал представить, но не смог.
Вот Вы бы могли себе представить рюриковича Одоевского, со знанием дела дискутирующего с перспективным митрополитом о том, на мусульманский или иудейский манер обрезали в годы оны московского министра дел иностранных ? Как они ему ничего не оторвали по ходу дела – сам удивляюсь, крепок оказался наш Алмаз ! И комиссия, настроенная к нему, честно говоря, снисходительно, приняла воистину, Соломоново решение : да, обрезан на иудейский манер – но – в раннем младенчестве, без его собственного злого умысла. То есть считал себя Алмаз выкрестившимся татарином, каких на Москве пруд пруди, а тут вот такая загогулина... Алмаз клялся и божился, что так оно и было – даже икону Иверской Б-жьей Матери целовал.
Госудать к нему снизошел – хоть из думных дьяков выбил и большую часть пожитков отобрал на свое имя, но домишко на Плющихе оставил и велел из Посольского Приказа его сугубо не гнать, а оставить младшим толмачом на половинном жаловании. Некому переводить с языков западных, а уж с жидовского и вовсе некому. А Алмаз – тот могет, ну так пусть живет. Пока живет...
А ведь зря не послушал государь митрополита Кирила Куняева, тот ведь верно рек о неотмывании добела черного кобеля. Обозлился Алмаз, причем именно на царя. А умен он был и в самом деле, умен и деловит. А потому, даже на самое житейское дно упав, всех связей, знаний, да и денег не растерял. И голову не потерял : ни на плахе, ни от страху. В беде своей винил многих, но отомстить хотел по-крупному. Время у него было, особенно по ночам, Алмаз-Меер все и раскрутил потихоньку – и откуда письма подметные взялись, и кто их писал. А там и вычислил самого Моисея Герцоговера. Казалось бы, донеси на него, и... ? А что «и...» ? А ничего «и...». Ну вот донес он на этого самого Моисея Герцоговера. Того- на дыбу, про сообщников вызнавать. Так гад Герцоговер его же первого и назовет. Тут уж дыба верная. А даже если и не назовет, так умрет – что Алмазу с того ? Его что, из жидов выпишут и опять в русские впишут ? То-то и оно, что не впишут.
Почесал Алмаз в затылке, и стал дальше думать. К примеру, почему не подбросили ему запретных жидовских вещей, тот же Талмуд, к примеру ? Могли и без труда, а – не захотели, смерти его конечной не захотели. А почему ? Тут ответ и вовсе простой. Значит, им не смерть твоя нужна, а ты сам – живой и не в колодках. А дальше подумав, понял Алмаз Иванов, что на этого самого Моисея Герцоговера он не случайно вышел, не по недосмотру. Герцоговер ему специально ниточку дал, тоненькую – никто другой и не увидит, кроме Алмаза. То есть этот самый Моисей его «за умного» посчитал, а это – как елей на израненную душу бывшего думного дьяка. Его считают профессионалом, уважают, а раз потратили столько сил, чтобы свалить – то крепко уважают. А кто его еще уважает на Москве, кому он нужен ? Ни жены, ни детей, все бывшие друзья и прихлебатели многократно вытерли об него свои грязные сапоги. И как то расхотелось ему доносить на Моисея Герцоговера.
Вместо этого взял Алмаз Иванов – на самом деле обрезанный жид Меер Вуллах-Литвинов- бутыль припасенного красного виноградного вина, засунул под полу потертого армяка и в пятницу, как стемнело, огородами отправился на Ордынку.
Глава восьмая. И мстя моя страшна...
Какая из меня опора власти?
Обрезан, образован и брезглив.
Отчасти я поэтому и счастлив,
но именно поэтому – пуглив.
Наверное, в этом есть нечто сакральное : два немолодых одиноких еврея, сидяших в шаббат за бутылкой вина. Нет, в этом есть нечто вечное, даже архитипическое : евреи/шаббат, немолодые/вечер, разговор/вино. Представляется берег Крыма, скажем – Масандра, теплый сентябрьский вечер, легкий морской ветерок, брынза , зелень. И два старых аида, сто лет знакомых, перетерших между собой обо всем на свете – просто сидят себе вместе, даже и не разговаривают . «О чем ?» - все слова давно уже сказаны. Просто приятно на старости лет просто посидеть в старом саду с старым другом. Старый друг - это как брат, а порой и больше, людей за 30 лет знакомства такое связывает – многое ни жене, ни сыну не расскажешь – страшно, горько, стыдно – да и зачем, а вот старому другу – можно и нужно. Да даже и не расскажешь, а просто помолчишь – а он тебя и так поймет, знает ведь как облупленного, поймет по сопению и молчанию.
Абрам даже и не удивился приходу Алмаза, который Хаим, и вину не удивился. Но пить не стал – убрал в сторону, достал бутылку хорошего ренского, а к нему - кислых моченых яблок прошлогоднего урожая. Я не Гоголь, он описал бы это так :
«А между тем в народе стали попадаться и степенные, уваженные по заслугам всею Сечью, седые, старые чубы, бывавшие не раз старшинами. Тарас скоро встретил множество знакомых лиц. Остап и Андрий слышали только приветствия: «А, это ты, Печерица! Здравствуй, Козолуп!» – «Откуда Бог несет тебя, Тарас?» – «Ты как сюда зашел, Долото?» – «Здорово, Кирдяга! Здорово, Густый! Думал ли я видеть тебя, Ремень?» И витязи, собравшиеся со всего разгульного мира восточной России, целовались взаимно; и тут понеслись вопросы: «А что Касьян? Что Бородавка? Что Колопер? Что Пидсышок?»
И слышал только в ответ Тарас Бульба, что Бородавка повешен в Толопане, что с Колопера содрали кожу под Кизикирмоном, что Пидсышкова голова посолена в бочке и отправлена в самый Царьград. Понурил голову старый Бульба и раздумчиво говорил: «Добрые были козаки!»»
Да, хоть и не казаки – а добрые люди были: и старик князь Бершадский, и Филарет Романов, и Иван Грамотин, и князь Иван Андреевич
Хворостинин. И именно его слова :
«А незаконного царя посланники, радуясь исполнению своих надежд и властвуя над всеми, получили указание от преступника погубить прежнего Федора царя и мать его и размышляли, как это сделать. И тут один злой советник явился — как он сам рассказывал мне об этом — и дал посланникам совет злой, чтобы они послали туда воинов с веревками и удавили их»
прочел, размеренно раскачиваясь гость, и не отверг его слов хозяин. Так молча и решили – Меир/Алмаз будет толмачить царю и его новым украинским холопам. В день приема всех обыщут на входе в Кремль– и гостей и толмача, но вот за день до этого он спрячет ножи в узком переходе Теремного Дворца, которым непременно ведут на прием к царю. Идти можно только по одному в ряд - переход узкий и изогнутый - стрельцы спереди и сзади, гости в серединке. Идут чинно, неспешно вслед за дородными боярами, а на повороте, в одном из тысяч открываемых раз в сто лет сундуков, и будут лежать кривые крымские кинжалы и метательные ножи - сколько надо, столько и будет лежать. Слово сказанное – твердо, как алмаз, нет, как Алмаз, как его обида. И черный-черный кот смотрел с печной лежанки бесовскими зелеными глазами и не мяукнул за все время ни разу – молча зыркал.
Отступление об отступниках.
«— Последнее напутствие!
Фон Кенигсвальд позвал доктора Вокс Гумана. Доктор Гу-
мана вынул наркотизированную курицу из картонки и приго-
товился дать больному последнее напутствие по христианс-
кому обычаю, как он его понимал.
«Папа» открыл один глаз.
— Н е ты! — оскалился он на доктора. — Убирайся!
— Сэр? — переспросил доктор Гумана.
— Я исповедую боконистскую веру! — просипел «Папа
». — Убирайся, вонючий церковник.»
«Колыбель для кошки» Курт Воннегут
Статный протопоп снова сунул крест в губы осужденному. Целуй !!!
- Иди нахер, я еврей! — просипел разбитыми губами через выбитые зубы Меер Вуллах-Литвинов — Пошел нахер со своим крестом, вонючий поп !
Эта сцена не вошла в роман за ненадобностью. Будем считать, что она просто приснилась Алмазу Иванову после обильной выпивки.
Глава девятая. Москаляку - на гиляку
Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот говно.
Парадигма ухода от корней, яростного их отрицания, катарсиса, возвращения к корням, яростного их отстаивания стара, как мир. Дорогу проложили качественно египтизированный Моисей, качественно романизированный Иосиф Флавий и неплохо огреченный Савел, более известный под именем Павла. Все уже было – и Меер Вуллах-Литвинов, вышибленный царем Иосифом и жаловавшийся на него втихую американцам, и замученный Лозовский...Изучение этого феномена меня в тот момент необычайно занимало, но что грубой действительности до наших желаний ? Впрочем, в списке моих самых жгучих желаний данный психоисторический казус отнюдь не значится. Есть дела и поважнее, даже если отбросить глобальные и исторически важные.
Мое первое желание : чтобы в Смоленске осталась Талька.
Ответ: фигвам, даже и не думай. В Смоленске остается боевой Додик, раненный и влюбленный.
Да-да, именно так: раненный и влюбленный.
Я, как и полагается отцу-командиру, с ударением, черт бы его побрал, на «отцу», узнал обо всем этом последним.
Ночная улица, фонарь, фонарь, аптека... То есть палисадник перед домом Шафировых. И три девицы род окном. Три шафировские дочки: Соня, Аня и Фая. А во дворе перед ними – наш Додик во всей красе. То есть он решил в очередной раз продемонстрировать барышням свои таланты и умения, да. И продемонстрировал, не подкачал. На тридцать третьем прыжке он поскользнулся и сломал себе ногу. Как ему это удалось – не знаю, я при этом не был. Но факт остается фактом – Додик сумел, причем прямо под вышеупомянутым фонарем. Ну и аптека, да. Причем тут аптека – а при том, что Соня потеряла сознание, ее приводили в себя, применяя называемый здесь нюхательной солью нашатырь. Она пришла в себя, причем быстренько и кинулась оплакивать Додика, спасать Додика, перевязывать Додика, потом переносить Додика в дом, потом сидеть к постели сиертельно больного Додика...
Вы наверное уже догадались, чем это все закончилось : Додик и Соня идут под венец, то есть под хупу. То есть для вида под венец, а потом под хупу. И что интересно, проводит и то, и другое мероприятие отец Александр Мень, в девичестве реб Хаим Мендельсон. Как же все сложно в этом Смоленске. Да, а я изображаю отца жениха, наградил меня Б-г сыночком. Я еще вдобавок как командир вынужден был разрешить ему жениться, есть такая статья в нашем « Уставе внутренней службы». То есть в нашем случае, скажи я нет – и остался бы Давид Грин навеки неженатым бобылем, так ему и надо !!!! А, ладно, пусть радуется и живет до ста двадцати, как говориться, а , как говориться, кобыла с воза... Но это не с нашим счастьем. Лошадка женского рода, то есть упрямая ослица Талька, по прежнему на возу. Обычно в этих случаях говорят: «С упорством, достойным лучшего, я бы сказал – много лучшего применения».
В финал вышли я, Талька ну и наш самодельный БЕШТ. Получается так :
Нес ведут к царю.
Исраэль-БЕШТ рассказывает длинные и нудные майсы об угнетении православия сами знаете кем и вообще о нашей тяжелой доле.
Талька исполняет для царя песни и танцы народностей Украины, а потом, по моему сигналу, зажигает принесенную с собой как принадлежность для восточных танцев, ароматическую свечу с секретом.Секрет в том, что через 30 секунд свечка взрывается с шумом и морем дыма – последнее изобретение нашего Зюни Менделева.
В этом дыму я достаю принесенный Алмазом/Меером Ивановым/Вуллах-Литвиновым кинжал и наношу царю несовместимые с жизнью отверстия в теле – не менее трех.
Вроде все ?
Ах, чуть не забыл – в дыму и панике мы, крича громче всех всех «Князь Трубецкой Царя зарезал!!!!!» выбираемся из дворца, потом бежим к мосту у Боровицкой башни, где нас ждет с лошадьми младший Шафиров. Впрочем, не факт, что дождется, но все же...
Талька машет с возка опирающемуся на палку Додику « Пока, Додик !» Пока-пока...
Глава десятая. По Смоленской дороге - метель в лицо, в лицо.
Когда уходит жить охота
и в горло пища не идет,
какое счастье знать, что кто-то
тебя на этом свете ждет.
- Кто ждет меня дома ?
Черт его знает, сразу и не ответишь. Нет, я попробую, Талька, это хороший вопрос. Если на него и сейчас не рискнуть ответить...
Родители мои – нет, не ждут, а жалко. Да и нет их давно , умерли. Честно сказать, не были мы близки, а вот почему – не знаю. Вроде и не ссорились особо, а вот чего-то не было, черт его знает чего, я не то, что слов не подберу – я и в самом деле не знаю, почему. Я так думаю, причина в том, что я – самовлюбленный толстокожий дурак.
Я даже сиротство свое вроде почуствовал, но именно, что вроде – вроде плакал, вроде горевал, но так, не очень и убивался – в меру, как положено. Я ведь могу сравнить. Вот когда бабушка Рива умерла – я плакал взахлеб, а когда мама – нет ? Вот почему так, скажи мне ? Ну почему не обрушился мой мир, когда умерла еше совсем молодой моя мама ? Талька, ты подумай, я сейчас на два года старше, чем моя мама при смерти. Ну почему я тогда не бился головой об стенку, не проклинал Б-га и всех его ангелов, а так себе, прилично горевал ? Ну почему я такая сволочь, скажи мне ? Ну почему моя душа не умерла вместе с моей мамой ? К примеру, когда умерла Маня – моя жизнь закончилась, а душа моя умерла. Даже когда дочек не стало – еще жила. Плохонько, чуть-чуть но жила Вот даже тут не померла, вот такой я сын и отец. А как Маня не проснулась – так и моя душа вместе с ней. И что тут по меня скажешь ?
Нет, мейделе, я на себя не наговариваю, да и зачем ? Так оно и было на самом деле, не смотри на меня «такими» глазам - я и в самом деле умер вместе с Маней. Что тут такого – «вместе в счастье и в несчастье, в богатстве и бедности, в здравии и болезни».. И в смерти, Талька, и в смерти. Бывает так, что проще умереть, чем жить. Почему проще ? Да потому, что смысл смерти в том, что «там» я буду с ней. А в чем был смысл моей жизни после Маниной шивы ? Есть, пить, спать ? А зачем мне есть, пить, спать ? Есть чтобы есть, пить чтобы пить, спать чтобы спать ? Эт скучно...
А что сейчас со смыслом ? Он уже, тьфу-тьфу, есть, даже два. Первый прост, как ненатертая редька – остановить войну. Это мне не хочется жить, а не тысячам парней вроде Додика. Ну так пусть и живут, Талька. А второй – это ты. Вот очень я хочу, чтобы ты вернулась домой живой и здоровой, вышла замуж, родила Бене внуков. У меня своих не будет – все три мои дочки, их будующие матери утонули на « Золотом Аароне», шедшем из Одессы в Исаакополь. И еще почти четыреста человек. А меньше, чем через месяц Маня просто не проснулась, и я ее понимаю. Нет, ты извини, Талька, тебе это только кажется – ты, слава Б-гу, этого понять не можешь, и надеюсь, никогда не сможешь, слышишь меня ! Не надо тебе такого понимать, и никому не надо
Талька, ты назовешь своего первого сына Юликом в мою честь ? Спасибо тебе, ты на самом деле чудо. Только лучше пообещай мне, что вернешься домой живой и здоровой . Мейделе, если это не получится, то не родится у тебя ни мальчиков, но девочек....