- Машка, видела когда-нибудь полосы на темном небе? Будто… Знаешь, вот как соль с перцем если смешать, высыпать на стекло и пальцами водить… Водить и чихать! Перец же… Обязательно какая-нибудь чешуйка поднимется с кухонной остальной разблюденью и затянется свистелками! Ляжет в этой самой свистелке между мозгами, будет свербить, свербить, слезы травить… А потом кааак… Чих! Какая прелесть! Со всех трещин песок выбьет! А еще под ногтями горечи этой на восемь супов останется… Пошла, Фаина, глазки потерла… Дура… Хоть на сцену читать некрологи! Ах, да! О чем это я? Я ж про небо! Смотрю в окно, а небо темное и полосы такого песочного цвета… Ветерок поднялся, стучит кастрюлями на штакетинах… Эти медведы с медведками не боятся, что шкеты местные утащат их железки? В мою молодость давно бы утащили! Так вот! Низкое небо, стрижи носятся, бабы белье на руки мотают… Короче, вот-вот дождь пойдет… Машка, ты слушаешь? Я почему запомнила: когда магазин с мужем (чтоб у него пупок во лбу вырос) открывали, была такая же погода! Будто Боженька распугал всех людей, чтоб не дай иблис, не зашел никто, пока мы тугодумим, товар поправляем и, по неопытности, лбами и жопами за прилавком сталкиваемся, если больше одного покупателя одновременно… Люблю я, Машка, такую погоду! Ставни закрыты, ни одного дачника с кривыми руками в округе… Мусор с мостовых сдувает, ивы качает ветром так, что ветками до окна достает и вскакиваешь каждый раз, будто от мужнего пьяного стука… В детстве в такую погоду бежишь к окну… Страшно, не разрешают, а интересно! Смотришь на все вокруг, а оно будто чужое! Вдруг полоса за речкой как сверкнет… Стоишь, ждешь грома… Сама боишься аж до уссачки… Ладошки сожмешь… И: БАБАААХ! Да еще не простой бабах, а словно перетряхивающий землю с самих бугров на Егорьевке до старой школы, где голуби живут в круглой норе под крышей.
Вот во время одного такого бабаха, как раз дверь в магазин стукнула, висюльки мои из восточной лавки, палками-вонючками пропахшие, зазвенели, а я не услышала. Роюсь я красотою своею кверху в сумках под прилавком, сама себя матерю… Появляется надо мной это чудо! «Здравствуйте!»: басит… Я чуть в страуса с паркетом не сыграла! В общем, мужчина молодой, дерганый какой-то… Будто клещ ему в помидоры вцепился…
- Хочу, - говорит, - туалетную воду.
А у меня, Машка, как раз завоз был… Как твоя тетка говорит: «Давеча». Вот давеча притарабанила я сумищи с порта. Между частоколов моих взмылилось и задымилось от жары, но теперь довольная сижу, мате самоварами дую. До сих пор товар на полочки не разложила, но в тот день, вытащила коробочку красивую такую: то ли хренцузскую, то ли тульянскую… Еще по дороге зубы на нее натачивала: похожую мне муж, козлобородник, дарил перед свадьбой. Машка… Я нюхала всю дорогу… Думала весь флакончик до дна вынюхаю… Там и земляника в запахе, и дуб, и трава тертая в ладонях, и что-то настолько вкусное… С детства запах этого вкусного знаком, а вспомнить бы… Вот хоть за задние ноги бери и головою к тараканам в гнездо суй… Или что у них там?
Не знаю, какой из бармалеев может спустится в нашу деревню за туалетной водой! За такой прелестью нужно в город пиндячить! Но в тот день паренек угадал… Будто дьявол его за удилище схватил и привел ко мне! Ни в одном городе… Ни за каким больше бугром ни тогда, ни сейчас такого сокровища больше не понюхаешь! Фаина первый и последний флакончик урвала…
Я тебе, Маша, сейчас расскажу, ты не разродись там только у телефона! После войны в лесу, который в те годы поляцким был, жил… В общем чудик один… Избушку сколотил сам… Говорят, она и сейчас там стоит: и до сих пор даже медведи ее стороной обходят. Звали этого полублаженного Вук, что в переводе с сербского значит «волк». Война его будто не касалась… Сидел себе на мху, вырезал фигурки из кости… Косточек много в лесу разных: оленей, найденных убитых фашистов… По ночам ходил, мины вытаскивал, оружие и снаряды домой тащил, по хозяйству примостить чтоб… У нас, например, телков поили из фашистской каски, а у Вукашина этого снарядами дырки заткнуты были в избушке. Это мне сын егеря рассказывал, он в порту прянства всякие восточные с места на место перетаскивает в складе… Такой, знаешь, будто на всю жизнь ими нанюхался: лепечет что-то постоянно о просветлении и аСРАЛЬНЫХ выходах. Я в свое время его жене при родах ребеночка спасла, вот он и отблагодарил – флакончик подарил… Вообще, Машунь, история про чудика лесного ***те сколько лет из уха в ухо летала в лесных краях. Так вот, Машка, по этой самой легенде, пришел однажды к этому самому чудаку (без буквы «М») сам преподобный Илья Муромец! Не дура, проповедь воскресную чай не забыла? Покровитель пограничников это наших! Вот, как говорят, заходит Илья Муромец в избушку к Вуку, будто старый друг, без прелюдий и лишних поклонов, садится на топчан и наливает чай себе из каски, котелком которая примостыренная была… Отпивает так, со вкусом глоток, и говорит: «Все в тебе любо, Вукашин! Дела радужные руками ваяешь, а самому все равно!»… Туда-сюда, говорит, мол посовещались там со святыми другими… Говори свое желание, исполненному ему быть… А сам хитро так смотрит, бороду на палец накручивает… Знает, что Вукашину этому не надо ничего! А Вук сидит курит самокрутку листовую, в окно смотрит, жмурится, да вдруг как выдаст: «Хочу кое-что! Надоело мне в лесу сидеть! Мир хочу посмотреть! В города к людям заглянуть! Только сделай так, чтобы я всегда оставался собой! Чтобы я сам мог исполнять свои желания!»
Тогда преподобный Илья надевает кольчугу, берет булаву и кааааак штампанет своей этой ялдоподобиной по земле… Восточная гора тогда взяла и разломилась ровно надвое! Между двух этих половинок теперь Солнце встает. Астрономы даже что-то там считают… Время высчитывают. Весь лес тогда трястись начал, листья лишние с корой сбрасывать, соцветиями бросаться… Ветра пришли в горные земли со всех степей, через море, собрали весь этот сор и, будто бы случайно, загнали его в разлом между Восточными горами, где лава уже кипела из самой преисподней. Георазлом на границе материковых плит, Машка! А то подумаешь, что у Файки совсем мозги к воронке стекли… Напугаешься еще! Так вот, по легенде ветер такой налетел, что из всех обломков леса сок выжал, будто воду из белья! Смерч этот загонял все, что слабо держалось в разлом между горами. Потом самое интересное, Маш! К горам разломленным пришли еще святые! Павел, Петр, Николай Чудотворец… Не вспомню всех… Они встали на краю той огненной бездны и начали… Как бы тебе помягче сказать… Семя извергать… Дрочить по-простому… И Илья дрочил… Прям в лаву кипящую… Чего только не придумают полуполяки эти!
После того, как все закончилось, а святые исчезли, Илья из самого центра огненного разлома руками вытащил раскаленный камень. На луну похожий чуть (тогда, кстати, полнолуние было). Он мечом вырезал из гамая этого крест и положил в ведро, которое стояло под дубом. К утру в ведре вместо лунного камня-креста плавала ароматная жидкость. Преподобный Илья вытащил трофейный пузырек для святой воды (из Сицилии привезли ему князья славянские), вылил оттуда мед или медовуху… В общем теперь у Вукашина были самые модные и дорогие духи в мире, понюхав которые любой человек вспомнит самое дорогое и приятное… Каждый чуял запах этот по-разному… И для каждого было в нем что-то такое… С детства дико знакомое… Вот чтобы во всех ситуёвинах, Машка, оставаться собой и достичь великого счастья и рая на земле, нужно было просто нюхать этот запах самого дорогого в жизни… А вот ежели узнать ту самую нотку в аромате… Неуловимую, знакомую с детства… Когда чуешь, понимаешь, а рассказать не можешь… Улыбаешься по-лошажьи только… Тогда, Маш, незачем больше будет жить на грешной Земле этой…
Дальше, Маш, не интересно. Вук этот мир посмотрел, много где был, о нем много кто вспомнить может сейчас… Какая-то бабень у него этот пузырек то ли украла, то ли выцыганила, то ли он сам по пьяни его потерял…
Такая вот история, Марусь! Молодой человек, который ко мне в магазин в грозу пришел туалетную воду просить, вдруг выложил мне на стол тыковку сухую, выскобленную изнутри… А в ней… Марусь, меня до сих пор трясет… Крыжовник и тмин… Тот самый запах и вкус, который я вспоминала, нюхая духи эти… И землянику помню, и дуб, и траву, тертую в ладонях… А этот не могла вспомнить… Я будто в детство вернулась, мать… В самый-самый счастливый день, когда я была именно собой, а не этой ритатушкой, которой сейчас стала… В руках и ногах такая сила появилась… Аж скучно стало, Маш! Такими смешными вдруг проблемы все стали… Казалось (и кажется сейчас), что вот щелкну пальцами и перекручу все время и пространство в шерстяные пряди… Просто по желанию, Машунь, понимаешь? После этого ж я закрыла лавочку свою и потарабанила туда, куда с детства мечтала… В Новую Зеландию… А отсюда уже куда душе угодно будет… Хотя уже тоже скучно…
Тому молодому человеку, что в грозу в магазин зашел, я как дурочка последняя без слов отдала флакончик этих волшебных духов… Себя бы тоже отдала, да на черта нужна ему, старая прощалыга… Он улыбнулся и вышел. Единственное, что помню о нем, так это то, что вместо пуговиц у него были стрелянные автоматные гильзы… Подумала еще тогда: «Вот чудик так чудик!»
Маш? Маша? Телефон что ли выключился? Вот ты ж ****ство пластмассовое… Или я с самого начала копытом своим не ту кнопку нажала? В пустоту все это кукарекала? Ну не срань ли всесельская?