Снова весна. И я снова вспоминаю тебя. Боюсь, в моей жизни так и не случилось ничего настоящего, ничего более стоящего, чем ты.
И этот запах сирени – запах твоих волос, и свежий невский ветер – твоё дыхание, и тёплые лучи солнца на моих руках – твои касания.
Я помню всё так хорошо и отчётливо, что, кажется, это было ещё вчера. Ты была со мной. Ты была всем, и я знал для чего живу. И даже больше – я совершенно не думал о такой чепухе, как смысл жизни.
Теперь я иду по весеннему парку, смотрю, как разбивается солнечный свет в зеленеющих ветвях деревьев, как прыгают тени от лёгких дуновений ветра. Слышу, как море запахов и воспоминаний окатывают меня. И целующиеся парочки на скамейках – ведь они это мы. Это мы когда-то.
Когда ты была здесь, когда ты была со мной. Я ничего не забыл, честное слово. Твои карие глаза, которые мне казались вечно смеющимися. И я спрашивал «Ну что? Что такое? Что смешного?». А ты улыбалась и говорила «Ничего, совсем ничего». И родинку под правым глазом. И губы. Я касался пальцами твоих губ и не понимал.. Чёрт, я до сих пор не понимаю.
Как мы сидели на скамейке в таком же вот парке и целовались на виду сотен людей. Они проходили и смотрели, я видел краем глаза. А я наслаждался земляничным вкусом твоих губ и думал, пусть смотрят, пусть завидуют. Или вовсе проваливался в сердце весны, в твоё сердце, в наше сердце.
И я помню песню Джорджа, гитарное пение «Isn't It A Pity», когда я впервые коснулся тебя. Мы ехали в машине. Музыка сливалась с гудящим из открытых окон ветром. Ты коротко вздохнула и застонала. Я помню твой голос. Я до сих пор помню твой голос. Как ты шептала мне на ухо всякие слова. И я не верил, что это мне.
Снова весна. И снова запах сирени напоминает мне запах твоих волос. А целующиеся на скамейках парочки – нас. Ведь это я и ты пять тысяч лет назад. Я высыхаю, как мумия. Я плавлюсь, как олово под паяльником памяти. Время пульсирует в висках. Сердце торопится и падает. Как же всё пусто в этом мире. Как пусто без тебя…
Конечно, мне не стоило убивать тебя. Совершенно не стоило. Это было слишком резко с моей стороны. Не стоило столько раз бить ножом твою грудь. А как ты кричала? Правда, в самом начале. Почти сразу твоё тело превратилось в мешок – в обычный мешок с потрохами. Я быстро попал в сердце. Оно остановилось. И ты больше не могла кричать, ты больше не могла говорить… Но знай, моё сердце тоже остановилось, стало камнем. Камнем, который мне приходиться таскать за собой все эти годы. Камнем, который хрустит на зубах, и ноет в каждой прожилке.
Я плакал, ты не поверишь. Я очень сильно плакал, когда понял, что тебя больше нет. И я плакал, когда резал твоё тело на части. И носил их в пакете «пятёрочка» на кладбище «девятого января», где закапывал по вечерам в разные ямки. Теперь мне больно смотреть на эти мешки в руках других людей. Мне больно ходить в магазин «пятёрочка». Я стал ходить только в «Седьмую семью». Пусть там продукты несвежие, и гопота на каждом шагу – мне не так больно. Память рвёт меня, милая. Ты не представляешь как. Особенно весной.
Но ты сама виновата, согласись. Ты сама всё это затеяла. Я ведь предупреждал (и не раз), что терпеть не могу, когда меня называют «Зайка». Я ненавижу эти «Зайки», ещё бы кликнула «Петушок». И я предупредил, что убью, если ещё раз услышу. Но ты специально решила подразнить, специально протянула это мерзкое «Зайка». И потому мне пришлось тебя убить. Если я сказал – я сделал. Я человек слова.