Никому не говори...
(Рассказ)
Эдуард Сергеевич Рыбкин
Людмилу и Петра познакомила её дочь Лариса приехавшая в отпуск из Кемерова. Видя, что мать уже много лет после авто аварии мужа и её отца, живёт одна скучно и одиноко. Сказала матери: "Мам! Давай напишем в службу знакомств? Может найдётся какой-нибудь мужичок. Чего ты одна живёшь?".
"Ты же тоже теперь одна" - парировала мать, зная историю не столь давнего развода дочери с "непутёвым" зятем.
"Я ещё молодая. У меня мужиков ещё будет, сколько захочу, а тебе уже скоро полста".
"Да привыкла я уже одна" - посопротивлялась для виду Людмила, хотя давно уже мечтала привести в дом мужика и тем скрасить своё одиночество.
Дочь, зная про это - написала в газету. Когда Пётр по объявлению пришёл к ним - его встретили радушно. Людмила смущённо, Лариса весело, с блеском в глазах.
Пётр понял, что обеим женщинам понравился. Стал приходить к ним.
Людмила всё никак не решалась. Говорила, что очень любила мужа и такого теперь ей не найти. Лариса пыталась их соединить.
И вот ей, наконец, удалось. Пётр после очередного посещения и угощения Ларисой и выпивки с Людмилой, остался у них ночевать.
Людмила постелила было ему отдельно в спальне, но дочь её пристыдила: "Ты мама прям, как девочка ломаешься! Что уж, раз решили сойтись, так ложитесь вместе". И они легли.
Дочь вскоре уехала. Пётр перешёл к Людмиле в дом. А в квартиру свою пустил квартирантов.
Вскоре к ним приехал от умершей лет пять назад его жены - сын Владимир. На своём шоколадного цвета "Пикапе". Жил целую неделю. Водил друзей. По долгу и надобности своего бизнеса часто разговаривал по домашнему телефону.
Ночью Людмила пожаловалась Петру: "Петь, твой сын наговорил по телефону столько, что мне теперь не расплатиться. Пусть деньги даёт на это".
Пётр промолчал, а утром сказал сыну: "Володь, ты бы поменьше болтал по домашнему телефону, а то тётя Люда ругается, что не может расплатиться...".
В этот же день к Владимиру пришли ещё два приятеля. Людмила испекла блинов, угостила их со сметаной. А ночью вновь потребовала: "Пусть твой сын даёт и на питание, а то водит каждый день друзей".
Но где-то вскоре вновь неожиданно приехала (едва уехал Владимир) Лариса. Людмила при сыне экономила на всём, повела себя совсем по иному. Хотя дочь не так уж была и давно у них. Закатила, чуть ли ни банкет, притом не ограничивая ни её, ни себя в тратах. Лариса созвала вновь всех своих подруг.
Всё это Пётр отметил для себя.
Девицы пили вино и водку. Но позвонила из соседней деревни сестра Людмилы, что заболела и просила сестру приехать. Людмила тотчас засобиралась. Девчонки толпой пошли провожать её на автобус. Вернувшись, до полночи пели и пили. Угостили, чуть ли не насильственно Петра. Выпив, он ушёл в спальню и вскоре уснул.
Проснулся Пётр от того, что жена, почему-то вернувшись, полезла к нему в темноте в постель, холодная, как ледышка, засовывая руки к нему под бельё.
"Ты, что не поехала к сестре?" - спросил Пётр. Но жена накрыла его губы страстным поцелуем, как было у них ещё в первый раз, и со стоном потянула его на себя. Пётр подчинился.
Через пять минут после полового акта, оглянулся на жену и обомлел - рядом с ним лежала румяная от удовольствия Лариса.
Заматерился: "Мать твою...! Ты чего дура устроила? Как же теперь?".
"Не ругайся дядя Петя. У меня давно мужчины не было. А тут выпила, увидела тебя в постели раздетым, не удержалась. Не говори только никому". Встала и ушла.
Пётр весь следующий день был как на иголках. Вот-вот заявится жена, а он теперь не знал, как вести себя при ней. Сказать, не сказать про случившееся у них с Ларисой. Никак не мог он решить для самого себя. Ларису, похоже, это вовсе не волновало. Она весь день напевала песенки, а к приезду матери затеяла пельмени.
"Ну как вы тут?" - едва приехав и войдя в дом, спросила Людмила.
"Да нормально!" - выглянув с кухни в фартуке, ответила Лариса. Людмила, оставив в прихожей сумку, прошла к ней.
Немного погодя к ним в дом, запыхавшись, вбежал сын Петя, Владимир и ещё с порога крикнул: "Пап, дай какой-нибудь мешок!".
Пётр снял с забора возле крыльца недавно выстиранный Ларисой мешок, подал сыну. Тот, круто развернувшись, ушёл.
Людмила, едва он вышел, проворчала на Петра: "Ты бы хоть для приличия спросил, можно ли взять мешок? Ты его вешал на забор?".
Пётр вначале смутился, потом возмутился, поражаясь жадности супруги: "Даже мешок ей жалко!". И тотчас вспомнил, как она буквально два дня назад упрекнула его в том, что он до ночи смотрит телевизор, и до полночи читая, не выключает свет. Вспомнил невольно, накапливая против неё негатив.
Дня через два Лариса внезапно, как и появилась, уехала. Пётр вздохнул с облегчением. Он уже побаивался этой особы. Не мог переносить её словно в заговоре с ней хитровато поблескивающий взгляд, который всё чаще останавливался на нём и в нём играли лукавые бесенята. Лариса, похоже, даже не раскаивалась в содеянном.
Придя вечером с работы Пётр, как положено, отдал Людмиле полученную зарплату.
"А где деньги за квартиру?" - строгим тоном спросила Людмила и добавила. "В конце концов, ты же живёшь теперь в моём доме. Раз берёшь деньги за квартиру, отдавай их мне".
"Я хотел на них купить себе пару рубах и брюки!" - смущённо полез во внутренний карман Пётр. И вдруг рассердился!
"Я, что же не имею права оставлять часть денег у себя? И должен ходить без штанов и рубах?".
"Имеешь" - ответила Людмила. "Но тогда живи у себя и командуй своими деньгами!".
"Ах, так!" - сразу завёлся Пётр. "Если я ни на что не имею права. Тогда я ухожу!".
"Скатертью дорожка!" - истерично крикнула Людмила и предупредила. "Но имей в виду, если сейчас уйдёшь, потом я тебя назад никогда не приму!".
"Хорошо, я учту!" - пообещал Пётр. И собрав в свою наплечную с ремнём сумку свои вещи, уехал в свою квартиру жить вместе с квартирантом.
Прошла осень. Потом зима. Людмила даже ни разу не позвонила. Потом началась весна. Пётр уже начал привыкать, что он опять один.
Квартирант редко бывал дома, всё время был на работе. Приезжал уже раза два сын. В отцовой квартире он вёл себя куда раскованней и свободней. и откровенно радовался тому. Не боясь позвонить по отцовскому домашнему телефону и по работе, и друзьям. Пётр безропотно платил за переговоры, но и сын не скупился на деньги и на подарки. Даже пытался уговорить Петра купить ему в квартиру кое-какую мебель. Отец отказался.
В середине мая, когда в садах и огородах начались посадки, вдруг позвонила Людмила! "Петь прости меня! Я была не права! Переходи обратно ко мне. Мне одной в саду тяжело...".
"Ты зовёшь меня только из-за сада?" - спросил сердито Пётр.
"Нет, Петенька! Я люблю тебя! И не могу без тебя!" - захныкала в трубку Людмила.
"Хочешь я перед тобой на колени встану и буду молить прощения!".
"Ты же говорила, что не примешь меня к себе в дом больше никогда?" - хмуро спросил Пётр.
"Дура была... Вот и говорила, что попало!" - со слезами в голосе прорыдала Людмила.
Пётр долго молчал, потом, наконец, тихо произнёс: "Ладно. Переходить пока не буду, а в саду помогу", - пообещал Пётр. И на следующий день пришёл к ней в сад.
В саду в его отсутствии уже отвалилась, лишившись навесов, калитка. Людмила её подпёрла колом. Половина участка была ещё не вскопана. За зиму оказался разрушенным парник, а виноград лежал на земле без шпалер. Стояли, ещё не раскрыты, на зиму заколоченные окна.
Пётр взялся за дело со рвением и знанием дела. Людмила, вдруг подойдя к Петру, первым делом попросила: "Петь, ты пожалуйста никому не говори, что я первая тебя позвала к себе. Что просила у тебя прощения! Пусть это останется между нами!".
"Вон что тебя заботит?" - расхохотался Пётр! "Не уж Людмила! Сейчас, пойду и объявлю по радио - Людмила у моих ног валялась, просила вернуться. А может по телеку передать?" - шутя, закончил он. Людмила расхохоталась.
Глядя на неё, как она смеётся, у Петра сорвалось с языка: "У вас, что это семейное? Это, "никому не говори"" - имея в виду, что и Лариса просила его о том же, когда переспала с ним.
Людмила ничего не поняла, но смеяться перестала. "И дочери не говори, что я первой покланялась тебе", - попросила она вновь.
"Ладно, не скажу", - пообещал Пётр.
"Скажу, что влюблена в меня твоя мать, как кошка!" - шутливо пообещал он.
"Ну, это можешь говорить сколько хочешь, я правда люблю тебя!" - с облегчением вздохнув, проговорила Людмила.
В конце посадок, как всегда, неожиданно у них в саду появилась, приехав из Кемерова с попуткой Лариса. И, едва дождавшись, как Людмила на колонку пошла за питьевой водой, подошла к Петру и заплакав, сообщила: "Дядя Петь, я беременна от тебя!".
"Врёшь!" - вырвалось у него.
"Дядя Петь! Я после того больше ни с кем не спала! Тошнит меня постоянно и рвёт!".
"И опять никому ничего не говорить?" - сердито съязвил Пётр.
"Само собой! Особенно маме", - подтвердила Лариса.
"Вот попал!" - схватился за голову Пётр и сходу предложил. "Давай я тебе денег дам на аборт?!".
"Давай!" - вздохнула Лариса: "Я за тем и приехала!". И тут же зашлась в плаче.
"Этого мне ещё не хватало!" - возмутился Пётр. И рассердившись, пообещал: "Нет я всё таки расскажу Людмиле. Я не могу её больше обманывать".
Увлечённые разговором они оба не заметили, как она вернулась и стоя с ведром воды у калитки хмуро проговорила: "Я всё знаю. Тогда я к сестре не уехала, автобус сломался, и видела вас вместе в постели. Поэтому и устроила скандал и выгнала тебя Петя, вроде из-за денег. Осень целую и зиму переживала. И решила, прощу вас. Вы же не специально". И вновь, как и в прошлые разы повторила: "Только никому ни слова. Договорились! Нечего нам сор из нашей избы выносить на люди".
"Договорились мамочка!" - обрадовано кинулась к ней дочь. Та её сурово отстранила. Лариса повисла на шее Петра пообещав, матери: "Всё мамочка! Это в последний раз. Больше я к дяде Пети не подойду!".
Но вечером, едва Людмила дома пошла зачем-то к соседям. Лариса, тотчас оказалась рядом с Петром: "Дядя Петь. Раз уж всё равно делать аборт и мы уже спали с тобой. Давай ещё хоть раз переспим, пока мамы нет!".
"Ну, нет! Хватит!" - рассердился Пётр.
Быстро собрал вещи - оставил на столе деньги на аборт, шагнул за порог.
Когда Людмила пришла - увидев деньги на столе и ревущую Ларису - всё поняла. Подойдя к ней лежащей вниз лицом на диване, горестно положила ей на голову руку: "Чудо ты моё неразумное! Надо же, почти на отца покусилась! Тебе, что ровесников твоих не хватило?".
Пётр вновь уехал к себе. Но и Людмила не звонила ему. организовала дочери аборт. И та вскоре уехала в Кемерово. По слухам сошлась с мужем.
Пётр, как и обещал, никогда никому ничего не рассказывал. Но и в дом Людмилы больше не приходил. Но когда она иногда звонила ему и просила помочь в саду, не отказывал.
А меня Пётр предупредил по-соседски, когда я решил жениться, чтобы я не дай Бог не связался со "службой знакомств". И хмуро пояснил: "С ней можно, так влипнуть, что потом будешь всю жизнь алименты платить и бесплатно работать".
"И это", - помолчав, добавил он: "Расплата за ошибку, которой, по сути дела, не совершал".
Я тогда из его сумбурных слов ничего не понял. Всё объяснила мне сама Лариса, когда приехала к матери на юбилей. Она рассказала без утайки, как писателю, пишущему о любви, что по пьяни в тот вечер, когда мать уехала к сестре и по спору с подружкой.
Та сказала: "А слабо тебе соблазнить материного хахаля! Или давай я". Я решила для смеха подпоить его и влезть в его постель. А когда он поддастся искушению, встать, рассмеяться и уйти. Но не рассчитала своих сил, увлеклась и овладела им".
Закончив свою покаянную исповедь, Лариса горестно вздохнула: "Хотела матери устроить жизнь, а получилось наоборот". О чём сказала она, очень сожалеет.