Подходил к концу период становления личности, мировоззрения, привычек, восприятия самого себя и всего окружающего. По крайней мере, так мне казалось. Уже почти развеялись все подростковые мифы, и поэтому было немного обидно. Например, оттого, что не вернуть прошлое. А еще иногда подступала тоска. Но надо гнать от себя эту тоску, ибо она — тяжкий грех, да и жить с такой тоской очень уж тошно.
Каждый сам выбирает образ своей жизни. В детстве и юности нам представляется, что все еще впереди, и еще успеешь пожить и нагуляться, а потом (как только почувствуешь, что нагулялся) раз — и изменишь в себе все плохие стороны. Но проходит время, а ты не меняешься. Все остается по-прежнему и даже хуже. Во всяком случае, если хоть самая малость позитивных сдвигов и происходит, то слишком уж мизерными они кажутся на фоне твоего эгоцентризма.
Нет, я подозревал, что реальность сурова. Но во мне всегда теплился эдакий огонек максимализма, разжигавший веру в то, что «у меня-то все будет иначе». Эта мысль бодрила по утрам, придавала сил в разгар полуденной деятельности, убаюкивала перед сном. Но с тем же успехом она исподтишка подкармливала неосторожность, искусственную самоуверенность, и, как следствие, привычку «откладывать на потом». А время меж тем шло, бежало, летело, стремительно неслось, и в этой его стремительности проявлялось некоторое коварство. Но после драки кулаками не машут. Необходимо было — именно необходимо, то есть без путей обхода, без вариантов — «собирать в кулак» последние остатки силы воли, явно ослабевшей за пять студенческих лет.
— Ваш билет, молодой человек, — женщина-контролер тронула меня за плечо, чем совершенно беспардонно прервала мои раздумья.
Я с трудом разлепил глаза и молча огляделся. Поезд подъезжал к моей станции. «Как, уже?» — промелькнула ленивая мысль. Я нехотя отделил от мягкого сиденья сонное и мокрое от пота тело и не спеша направился к выходу, не обращая никакого внимания на ни на женщину, ни ее слова, хотя, надо отдать ей должное, она было очень даже ничего. Уж что-что, а это я заметил.
Стояла невыносимая жара. В электричках, особенно новых, с этими дурацкими окнами, открывающимися наполовину, было неприятно находиться и уж тем более куда-либо ехать. Но делать нечего, они — эти самые электрички — пока самый эффективный и самый доступный большинству студентов вид транспорта. Как уже успел догадаться многоуважаемый читатель, водительских прав у меня еще не было.
Завибрировал телефон. Пришлось лезть в сумку.
— Алло! Ты уже дома? — звонила Жанна.
— Нет еще, вот только иду с вокзала. А ты?
— А я уже дома, — похвасталась она.
— Хорошо. Как доехала? Без происшествий?
— А что со мной может случиться? — обычно вопросом на вопрос отвечал я.
— Ну мало ли: водитель пристанет, например.
— Опять ты со своей ревностью! — попыталась возмутиться Жанна.
— Умолкаю, умолкаю, — не стоило начинать эту тему.
— Ладно, я пошла ужинать. Родителям привет передавай.
— Ага. И ты своим передавай. Приятного аппетита.
— Спасибо, милый. До вечера, целую, позвони мне перед сном.
— И я тебя целую, солнышко. До вечера.
Вот так один звонок любимой девушки рассеивает депрессивное настроение.
Телефон завибрировал снова. На дисплее высветилось: «Аркадий».
— Алло, здорово.
— Привет, Женек. Чем занят?
— Да вот иду домой.
— А-а, с Жанной встречался?
— А то!
— Ясно. Ну молодец. Думаю, через полчаса можно прогуляться. Ты как?
— Я только «за», вот только поужинаю.
— Давай не задерживайся. Ребята к девяти на пару часиков подъедут.
— Договорились, — я «повесил трубку».
Ну вот. День удался. В храм помолиться сходил, с любимой встретился, осталось только поделиться впечатлениями за неделю с друзьями.
Единственное, чего я пока не понимал (а может, не хотел понять), это — где реальность, а где иллюзии относительно положения вещей? Действительно ли в будущем у меня и моих друзей все сложиться так, как каждый про себя задумал? Или это всего лишь постсоветские псевдокапиталистические сказки?