Тонкая прозрачная трубка тянется к сгибу локтя, впиваясь в кожу тонким носиком иголки, а темно-синюю тишину нарушает лишь мерное: кап, кап, кап. Капли неторопливо просачиваются в кровь, привязывая к векам пудовый груз, не позволяя им подняться. И без того бледная кожа лица стала еще светлее, под глазами четче обозначились черно-синие тени, губы растрескались, на щеках трепещут длинные тени от ресниц. Белое вязаное одеяло скрывает тело до груди, руки целомудренно вытянуты вдоль тела, на лбу так и не разгладившаяся морщинка.
Девушка была бы прекрасна, если бы не уродливый отпечаток страдания, проглядывающий в каждой черте лица, в каждой изломанной линии тела.
Рядом с кроватью стоит кресло, предназначенное для человека, окруженного сверкающей аурой тревоги и любви. Однако на потертом вельвете подушек лежит только аккуратно сложенный белый халат, а воздух остается непотревоженным чужим присутствием.
По кровати медленно ползет луч лунного света, он гладит сначала скрытый одеялом живот, затем грудь под застегнутой на все пуговицы больничной пижамой, торопливо пробегает по щекам и замирает на тумбочке, растворившись в пузатом графине с водой и мимолетно задев небольшой тазик, в котором обычно посетители смачивают салфетку и протирают лоб пациента. В этом нет особой необходимости, поскольку жар сбивают лекарствами, но зато создает иллюзию необходимости присутствия рядом с тем, кто не может этого увидеть и оценить.
Кап. Кап. Кап.
- Ты не одна. Ты всегда можешь обратиться за помощью ко мне.
- К чему эти разговоры? Когда мне нужна была помощь, действительно нужна была, тебя рядом не было.
- Это ты так думаешь.
- Это я так пережила.
В моих венах вместо крови течет музыка, наверное, поэтому она глушит печаль, растворяет боль и позволяет делать очередной вдох. Иногда мне кажется, что я живу в каждой композиции, потому что как только включается плеер, мир отступает на задний план. Он теряет четкость, яркость, реалистичность. Внезапно у меня появляется ощущение его искусственности, как будто какой-то нерадивый художник нарисовал декорации быстрыми грубыми штрихами, даже не попытавшись проработать детали.
Вкус чужих голосов иначе расцвечивает мою жизнь, добавляя в нее остроты, силы, любви, боли. Наполняя пустой сосуд моего сердца живыми эмоциями.
В последнее время я все чаще думаю о том, что совершенно не умею видеть людей. Я так хочу вырваться из тесной клетки одиночества, что сама придумываю, каков человек внутренне. Жаль, что результат всегда один и тот же – прозрение и разочарование. Как бы поступил умный? Научился бы на своих ошибках. Как поступаю я? Продолжаю идти по лезвиям, надеясь, что в этот раз все будет иначе.
Вот только вельвет подушек так и остается холодным, а салфетка так и лежит на краю алюминиевого тазика.
- Пожалуйста, возьми трубку. Пожалуйста, ответь мне сейчас. Пожалуйста… - гудок обрывается, включается автоответчик, - Кто-нибудь… хоть кто-нибудь… найди меня. Спаси меня.
Раскаленный полдень, прогретая солнцем скамейка и ни единого клочка живительной тени. Чувствуешь, что плечи постепенно обгорают, а кровь в висках шумит все сильнее. Книга уже не доставляет прежнего удовольствия, но оторваться от нее нет сил, потому что в противном случае время будет тянуться еще медленнее.
Короткий взгляд на прозрачное голубое небо без облаков, и практически моментальное наказание в виде цветных кругов перед глазами. Ожидание уже сводит с ума, руки подрагивают от обезвоживания и голода, а в голове тихо стучит молоточек. Из глубины души приходит иррациональное желание закричать, заплакать, задать небесам бессмысленные вопросы. Но губы остаются плотно сжатыми, лишь крепнет ощущение надвигающейся Беды.
- Как часто ты принимаешь этот свой допинг?
- Дважды в день, наверное. Иногда чаще. Но тогда меня тошнит.
- Как часто ты ешь?
- В последние несколько дней я почти не ем, преимущественно пью молоко.
- Боль вернулась? Давай сходим к врачу.
- Боль вернулась. Она возвращается ко мне каждое утро, когда я выхожу на пробежку. Каждый раз, когда я ощущаю, что мое горло протыкают десятки ножей, мне становится невыносимо страшно.
- Тогда почему ты не остановишься?
- Потому что это будет означать, что я проиграла. Что я… я… черт, что я сдалась! – последнее слово больше похоже на плевок.
- Ты же просто человек.
- Да. Это так. Если я порежусь, потечет красная кровь. Но знаешь, я сама себя создала. Сломала полностью свою личность, не оставив даже фундамента, и отстроила все с самого начала. Я не могу предать себя.
- Тебе больно.
Жесткая улыбка, изуродовавшая мягкий изгиб губ, и хриплый смешок:
- Да. Мне слишком больно.
Сейчас, лежа на кровати и наблюдая за размеренным бегом капель по прозрачной трубке от пластикового мешка к вене, я думаю о том, что скоро все закончится. Откуда-то пришло ощущение, что лоскутное одеяло вот-вот обретет свою законченную форму.
Совсем недавно я думала о маяке, которого мне так не хватает, без которого так сложно ориентироваться в бушующем океане жизни. И знаете, я, наконец, нашла тот свет, который никогда не померкнет, который будет со мной даже в самой глубокой темнице. Я, почему-то, никогда не думала об этом, никогда не искала маяк в этом месте, хотя ответ изначально был на поверхности.
Мой маяк - я сама.
Очевидно, не так ли?
Из густого мрака угла выскользнула тень, разрослась и подошла к кровати. Медленно провела пальцем по моей щеке, взяла с кресла халат, встряхнула и накинула на плечи. Ночной посетитель бесшумно передвинул кресло так, чтобы было легко дотянуться до тазика на тумбочке. Звук отжимаемой воды оповестил о намерении гостя еще до того, как влажная ткань коснулась моего лица.
- Привет, - я едва смогла разлепить спекшиеся губы.
- Привет.
- Я не думала, что ты придешь.
- Как я мог не придти? – спокойно спросил он, продолжая обтирать мое лицо.
- Я всегда думала, что ты ненавидишь меня.
- Я? Тебя? Не говори глупостей.
Я не могла увидеть этого, но услышала в его голосе усмешку. Он бережно взял меня за руку и слегка сжал в своих ладонях, словно стараясь утешить и передать немного своей решимости, своей неисчерпаемой силы.
- Я думала, что ты ненавидишь меня, - повторила я, чувствуя, как в глазах закипают слезы. – Мне так страшно. Я боюсь, что не справлюсь.
- Ты справишься, девочка. У тебя внутри чертов стальной стержень, который не позволит тебе перестать бороться.
Долгое молчание, прерывающееся лишь тихим: «Кап. Кап. Кап.». Я не слышала его дыхания, но чувствовала прохладу влажной салфетки на моем лице и тепло его рук на моей руке. Паника начала отступать, мне захотелось спать.
- Ты не уйдешь?
- Нет.
Я моментально провалилась в сон, но это короткое слово продолжало согревать меня гораздо лучше, чем толстое одеяло.
Бледное лицо на подушке, тонике руки, вытянутые вдоль тела, темные круги под глазами и спекшиеся губы. Рядом с кроватью стоит кресло, предназначенное для посетителей, но так и оставшееся холодным. Белый халат аккуратно свернут, а на тумбочке стоит таз с салфеткой, должный внедрить в сознание родственника иллюзию помощи.
Ничего не изменилось в этой маленькой палате, наполненной тишиной. Только морщинка на лбу женщины разгладилась, а углы сухих губ приподнялись в едва уловимой улыбке.
Кап. Кап. Кап.