Записки психонавта
Мир течет
Обнаруживаю себя на кушетке, в караулке. На четвертом посту. Пять утра. На улице еще темень.
Ботинки у меня без шнурков. Странно, куда делись шнурки. Кутерьма что ли пошутил? Ладно, разберемся. А сейчас обойти пост, растопить буржуйку, заварить чай. Кутерьма пусть пока спит. До сдачи смены еще три часа.
На улице легкий морозец, ясные утренние звезды. Хочется допрыгнуть до звезд, минуя все световые годы, пронизывая косное трехмерное пространство…
Что там вчера было?
Пришел Андрей, принес семена Датуры. Так, кажется, она называется. А попросту – дурман, трава дьявола. Я принял одну чайную ложку. Андрей вокруг этих семян чуть ли ни целый ритуал устроил.
Кастанеда, блин…
Долгое время ничего не было. Пока не онемел язык, и не стали заплетаться ноги. Я даже поначалу испугался. Зрачок стал во весь глаз. Потом опьянение немного спало. Язык заговорил. Но страшно захотелось пить. Никогда ничего подобного не переживал. Ощущение будто в теле нет воды вообще.
А потом началось. Первой явилась огромная жаба. Я обнаружил её на куче с углем. Минут пять мы смотрели друг на друга. Взгляд жабы был отрешенно-холодным и одновременно внимательно меня изучающим.
Я молча смотрел на жабу. Что удивительно – ни отвращения, ни страха. Хотя не скажу, что испытываю симпатию к жабам. Тем не менее. Как что-то сместилось в сознании. Наконец, жаба моргнула. И я тут же вспомнил, зачем я здесь.
Наполнил два ведра углем (делая при этом вид, что никакой жабы нет). Понес всё это в караулку. Но напоследок все же обернулся. Жаба была все на том же месте, она смотрела мне вслед. Я ужу почти дошел до угла, когда жаба внезапно прыгнула, слилась с ночной темнотой и исчезла.
Только в теплом помещение караулки до меня дошло, что произошло.
Середина февраля! На улице минус! Какие жабы?!
Я кинулся было к Кутерьме, что бы ему все рассказать. Но Кутерьма сидел на кушетке с таким видом, словно он мне эту жабу и подкинул. А дальше я опять с ужасом обнаружил, что язык опять мне не повинуется. Язык присох к раскаленному нёбу. Ужасно хотелось пить.
Помню, пил воду прямо с ведра. Вода стекала по подбородку, капала на свитер. А я пил, пил и все никак не мог напиться. И Кутерьма что-то мне говорил. А потом отнял у меня ведро с водой.
Я сел на соседнюю кушетку и ощутил покой и умиротворение. Кутерьма поставил ведро с водой на стул, в нескольких метрах от меня. И сказал мне, что бы я не пил, а только смачивал рот. И смотрел на воду.
Язык мой заговорил, хоть и не совсем четко. Спросил Кутерьму, что он думает по поводу неправдоподобно большой жабы в феврале.
Кутерьма начал молоть свои кастанедовские заморочки, мол, чувак, у тебя сместилась точка сборки. А при смещенной точки сборки, начинаешь воспринимать другие миры, или измерения. Миров огромное количество, они наслаиваются друг на друга, как в луковице.
Я его перебил, сказал, что знаю это давно, из Розы Мира. Андрей мне возразил – я это читал в Розе Мира. А читать и видеть – не одно и тоже.
Я ответил, что все это фигня. Видеть, значит, видеть иное. Иные миры. А не жабу на куче с углем.
– Жаба на куче с углем в феврале, тоже представитель иного мира, только мира низшего, инстинктивного, – заверил меня Кутерьма.
Мне стало очень грустно. Почему жаба? – размышлял я. – Почему не явился более благородный посланник. Какая ни будь птица. Не знаю, кошка на худой конец. Не ужели я действительно настолько грешен. Не ужели мой ум – теософское болото, как сказал Николай.
Как только я подумал о Николае, он тут же появился, как бы справа, на периферии моего зрения. Николай подвигал своей перекошенной челюстью, а потом сказал в пустоту, поверх меня: «Вадим, ты теософской болото». И исчез.
Странно, но явления Николая меня развеселило. Я рассмеялся. Я знал точно, что Николай не был видением, или посланником – это был типичный глюк моего ума. Образ из болезненной памяти.
Я испытал неведомое мне прежде ощущение отделения от собственного ума. Я мог наблюдать свой ум со стороны! Это открытие принесло мне детскую радость. Какое-то время я парил в невесомости, наблюдая, как думает мой ум.
А потом я увидел как бы сияние, как бы мерцающую рябь. Несколько секунд я фокусировал зрение. Пока не обнаружил, что это мерцает вода в колодце. Вода была чистейшей, словно наполненной светом. И колодец был необычный, как будто из блестящего металла.
Я смотрел на воду и думал о том, что в основании мира лежит текучесть. Мир течет. Рядом с нашим миром текут другие миры, сообщаются друг с другом, сияют, как вода в колодце.
В какой-то момент я понял, что колодец – это проход в другие измерения. Надо только нырнуть в него. Прежде чем нырять я опустил в чистые воды колодца свои руки. А потом нырнул в колодец и поплыл.
Внезапно меня озадачила мысль: я в воде, а сухой. Как такое возможно?!
И в миг все исчезло, как в сказке. Очнулся в дымной, нечистой караулке. Держусь обеими руками за ведро с водой. У меня страшно кружится голова, меня шатает. В животе холодная мерзкая тяжесть. Я чувствую – меня вот-вот стошнит.
Едва успел выбежать на улицу. Выпитые литры воды потоком хлынули из меня. Ещё минут десять тело содрогали мучительные конвульсии.
Из караулки выбежал Андрей, помог мне подняться и дойти до кушетки.
Опустившись на мягкие подушки, тут же закрываю глаза.
Я страшно устал, смертельно устал. Но я знаю точно: мир, действительно течет.
Да, потом я пытался рассказать Кутерьме о своем видении колодца. И опять язык меня не слушался. Собрав последние остатки сил, я только смог с трудом произнести:
– Я лягу. Ты пока не спи. Если что, буди.
– Нет проблем, – ответил мне Кутерьма.
Я развязал шнурки. Две небольшие пестрые змейки ползли по моим рукам. Я быстро скинул их, куда-то в сторону печки. И завалился спать. Последнее, что помню, истошный смех Кутерьмы.
Да, больше ничего не помню.
Витамин на кране с водой
От вчерашней слабости и следа не осталось. Наоборот, во всем теле этакая звенящая бодрость – необычное состояние. Ты вроде как еще пьян, еще под действием; и в то же время, кажется, что так трезво и ясно, так прозрачно на мир никогда не смотрел.
И пить почти не хочется. Коварная штука, эта трава дьявола. Кстати, почему ее ещё и так называют, надо Андрея спросить.
Бодро обхожу охраняемую мной территорию. «В Багдаде все спокойно». Возвращаюсь в караулку, растапливаю печь, умываюсь – да, зрачок глаза еще сильно расширен, надо спросить Андрея, как долго все это будет?
Бужу Кутерьму.
Сидим, пьем чай. Спрашиваю про шнурки. Кутерьма хихикает. Оказывается, я свои же собственные шнурки вчера в печь отправил, принял за змей. Вот дела.
Подозрительно разглядываю кружку с чаем.
Ни на что положиться теперь нельзя. Любая вещь может превратиться во что угодно. Весь этот так называемый здравый смысл, такая вздорная штука.
Предметы (и не только предметы) – текут и меняется. А в обычном ведре может уместиться целый колодец! Проход в иное. Пожалуй, вот единственный смысл, который я вчера уяснил…
Что?! Кутерьма утверждает, будто я вчера со стенкой разговаривал. Врет, наверное. А вдруг не врет? Но почему я тогда этого не помню. Совсем не помню!
Нет, не врет. Он записал слово, которое я постоянно повторял во время своего «общения» со стенкой.
Олирна.
Олирна – название одного из прекрасных миров из «Розы Мира». Вряд ли это слово знает Кутерьма.
Это не все! Я разулся и стал рваться на улицу. Ходить босиком по снегу. Андрей меня, конечно же, пускать не хотел. Я злился. Обзывал Андрея сатанистом, доказывал, что должен обязательно пройти босиком по снегу, дабы войти в воды Олирны. И что меня ждут на улице невидимые друзья сердца, которые не оставляют следов на снегу.
Кончилось тем, что меня пришлось запереть. Под конец я обозвал Андрея дьяволопоклонником и завалился спать.
Вот, блин, как не удобно. Неужели все это правда?
– Андрей, ты уже меня извини.
– Чувак, – Кутерьма весело хлопает меня по плечу, – не бери в голову, и не такое бывает, при первом приеме. Лично я по сильнее тебя гнал. Домой без обуви, денег, рубашки пришел. Два квартала всю ночь шел. Точнее, пол ночи шел, а пол ночи бегал от трехметрового Шивы с горящим третьим глазом и реальных ментов.
– Так что ты себя еще прилично вел…. Ты вот что, ты лучше расскажи, что ты там вчера видел.
Рассказываю все, что видел. Начиная от жабы и кончая колодцем.
– Все забудь, – подводит итог Кутерьма. – Жаба, шнурки-змеи, сигареты магические, хе-хе: фигня, вещи второстепенные. Декорации. Главное… главное, чувак, переживание воды. Вода. Да, вот твой знак. Ты кто там, Водолей по гороскопу, хотя, это было бы слишком примитивное объяснение.
Кутерьма хохочет. Меня охватывает раздражение, непонятно из-за чего.
Тоже мне нашелся Дон Хуан. Достали со своим Кастанедой: точка сборки, знаки, остановка мира, нет добра, нет зла… Впрочем, последнее он не говорил.
Смотрю на часы. Полчаса до окончания моей смены. Пора прощаться. Надо еще в караулке убрать.
Кутерьма, словно мои мысли прочитал.
– Ладно, пойду сдаваться маме. Спасибо за ночлег… А ты, – Андрей пристально смотрит мне в глаза, – смотри, сегодня осторожно. Еще может быть действие. Так что никуда не ходи. И главное, не пей водку.
– А завтра?
– Завтра уже все будет нормально. Но к водке, вообще спиртному, лучше несколько дней не прикасаться… А так, чувак, все лучше, чем я думал. Датура тебя приняла. Растение капризное и далеко не со всеми оно так. Некоторых просто тупо и некрасиво глючит, а у некоторых вообще ничего, только куча болезненных ощущений.
– Датура, – повторяю я, – красивое название. Латынь, что ли? А почему не дурман?
– Дурман, – скривился Кутерьма, – оскорбительно звучит, не хочу обижать растение.
– Хорошо, а почему его, или её, еще травой дьявола называют?
– Ну, чувак, людям свойственно все то, что они бояться и не понимают, причислять к дьявольскому… Ладно, – Кутерьма поднимается и достает из кармана сложенный листок бумаги, - я пошел. Советую тебе найти свое растение. Я тут зарисовал, как оно выглядит.
– Ну, щас же зима?
– Да, поздновато. Но оно неплохо сохраняется. Как сухостой. Еще год может простоять. А зерна годами хранятся. Так что ищи. Смотри на пустырях. Здесь, в порту, очень может быть. Давай…
***
Витамин сидит прямо на кране с водой, болтает ножками.
– Привет, – говорю я ему, – что ты там уселся, давай, слезай.
Витамин молча смотрит на меня и продолжает, словно идиот, болтать ножками.
– Ладно, не хочешь, не надо. А я тебе вот что скажу, – провожу рукой по теплой голубоватой воде, – ты знаешь, что такое Датура?
Витамин понимающе молчит.
– Нечего сказать, – снисходительно заключаю я, – правильно, такое на твоих биоэнергетических курсах не преподают.
Блаженно растворяюсь в теплых голубоватых водах. Продолжаю беседу с Витамином:
– Датура, это такое растение, в народе его еще называют… а, впрочем, неважно. Главное, дружище, я вчера очень важный момент понял, метафизический момент.
Делаю многозначительную паузу, с головой ухожу под воду. Выныриваю. Витамин уже не болтает ножками, но сидит все там же – как он умещается. Да и не удобно это, на кранах.
– Мир течет, вот, что я тебе скажу. Вода, самый многозначительный, самый сакральный символ. Читал в Библии, Книга Бытия?
– В начале Творения, когда земля еще была безвидна и пуста и тьма над бездной; Дух Божий уже носился над водой, понимаешь, над водой! Ничего не было, все безвидно и пусто, а воды уже были.
– Вода, дружище, вода – символ, знак Матери-материи! А какое главное свойство воды – текучесть, текучесть! Так и мир течет… То есть, если мы постигнем текучесть этого мира, мы увидим, как сквозь воду, миры иные. Миров много, Витамин, как много разных вод.
Витамин упорно молчит.
– Не вмещает рацио, – торжественно заключаю я. – Ты думаешь я нажрался дури и теперь несут бред. Увы, так думают все материалисты и экстрасенсы. Да, Витамин, маги тоже материалисты, только тонкие.
– Но ты не безнадежен. Кстати, советую, семена Датуры. Очень способствует освобождению от оков рассудка.
– Вот еще о воде, послушай: и создал Бог твердь и отделил воду, которую под твердью, от воды, которая над твердью. Я раньше читал и не задумывался; как это, вода над твердью, под твердью. А это миры, миры, Витамин! Вселенная многослойна, многомерна…
Витамин ехидно хихикает. В руках у него появляется мятая бумажка. Витамин торжественно читает:
– Я насосом накачал свою душу до небес,
Голова моя висит и шумит она, как лес
Я дышу, как ураган и волную океан –
– Все, теперь я не подлец,
Я великий молодец!
– Это все, что ты можешь! – почти кричу я. – Витамин, не смеши ты меня своими глупыми стишатами. Никакой ты не молодец, пока колдовством своим богопротивным занимаешься, а самый натуральный подлец. Да, подлец! Вся твоя магия: корыстна, утилитарна, бездушна. Да! Что ты на это скажешь?
Вместо ответа Витамин складывает губы в трубочку и начинает издавать мелодичные трели. Звуки кажутся мне смутно знакомыми.
До меня доходит, это же звенит мой телефон. Я у себя дома, в ванной. Никакого Витамина нет. Никого нет! Просто, опять началось, как Кутерьма и предупреждал.
Что поделаешь, мир течет. Может быть, мой путь к просветлению небезопасен, зато я не завишу ни от кого.
Медитация
Как по заказу! Уже на следующей смене нашел Датуру. Возле недостроенного, брошенного цеха. Охрана туда почти не ходит (я не исключение). Дальше узкая необитаемая полоска косы и лиман.
Впрочем, сомневаюсь – нашел я, или нашли меня. Я даже и предположить не мог, что в таком месте встретимся. У задней стенки, возле древней кучи с углем – что там может расти, кроме репея и колючек!
И полез я туда, как по наитию. Увидел растение сразу. Выглядит немного зловеще, честно сказать. Но ведь это давно сухостой – голый лысый стебель, ровно три ответвления и на каждом бутончик с семенами. То, что надо.
Поговорил с растением. Извинился. И дело здесь не в Кастанеде и не в советах Кутерьмы. Я сам, интуитивно, почувствовал, что именно так надо сделать. Когда я подошел к растению я знал точно – Оно живое, мертвое только с виду – видит меня, слышит меня.
Датура растение обидчивое. Варварское отношение к себе не прощает.
Два бутончика полностью просыпались. А один оказался целым. Зернышки только не темно-коричневые, почти черные, как у Кутерьмы, а наоборот, светлых, коричневых тонов.
Поблагодарив Датуру, аккуратно высыпал зерна в спичечный коробок.
Отлично! Теперь у меня есть свои семена. Остается только вопрос где и как их принять. И вот этот простой, с виду, вопрос разрешился не сразу.
Во-первых, исчез опять Кутерьма. А кроме как ему, я ни кому не хочу доверять свой психоделический опыт. Андрей далеко мне не друг, но он единственный, кто врубается.
А вот мой друг Иван, как раз эту тему не поддерживает. Мол, глупость все это, малолетство, глюки, дурь и т.п. Уж лучше, если так приперло поэкспериментировать, колес наглотаться. А еще лучше дней десять поголодать, тогда уже ничего не надо будет.
В который раз Иван убивает меня своим беспробудным житейским прагматизмом. И это при всей мистической одаренности. Иван рассуждает о Датуре примерно так же, как и гопота. Но Иван же не гопник!
Про остальных: Витаминов, Цеппелинов, Сатанов, Морбитов и т.д. умолчу. Приглашать эту тусовочную публику домой, или на работу; значит, заранее ставить на своем опыте жирную точку.
Можно, конечно, самому, аккуратно, дома. Предельно уменьшить порцию. Но почему-то от приема Датуры дома, как что-то отворачивает.
Помыкавшись с неделю, отнес коробку с зернами на работу. Спрятал в своем шкафу и забыл, временно, о ее существовании.
У меня пошла медитация! Видимо, что-то там пробилось, в высших центрах.
Ивану удалось приобщить меня к этому процессу. Но удалось потому, что что-то во мне самом сдвинулось, после приема Датуры.
К Николаю я идти наотрез отказался. Но выяснилось, что группа людей, из его общины, проводит дополнительные медитации дома у Наташи. Той самой, что когда-то поставила мне подножку.
Медитировали втроём – я, Иван и Наташа. Я возблагодарил Творца, что больше никого из общины ни оказалось. Наташа, на удивление, вопросов лишних мне не задавала, и о «великом мудреце» Николае, слава Богу, не говорила. Видимо, Иван подготовил почву.
Все произошло довольно быстро. Мы сели друг напротив друга. Погрузились в медитацию. Минут через десять я почувствовал, как со мной происходит нечто.
Моё тело начало ритмично раскачиваться. Движения, поначалу, напоминали круговые, затем тело начало ритмично покачиваться вперед и назад.
Меня захлестнула волна блаженства. Блаженство стало едва переносимым, я ощутил, что вылетаю из своего собственного тела, через затылок.
В какой-то момент я увидел себя со стороны. Длилось это мгновение, я испугался, и меня тут же втянуло обратно в тело.
Я стал часто дышать. Тут уже испугались мои напарники. Наташа быстро схватила меня за руки. Необычное состояние прошло.
Когда мы с Иваном вышли на улицу, я ощутил едва уловимый запах фимиама, разлитый в воздухе. Счастью моему не было придела. Я чувствовал себя заново рожденным существом, духовным человеком.
С этого дня я стал заниматься медитацией регулярно. Я полностью завязал с алкоголем и даже почти бросил курить! Да, таких экстатичных медитаций, как у Наташи, у меня больше не повторялось. Но зато я научился останавливать «внутренний диалог».
Я перестал быть одно целое со своим умом. Я научился наблюдать его со стороны.
Почти каждая медитация приносила успокоение и эмоциональный восторг. Один раз видел яркий фиолетовый свет. И несколько раз ощущал чувство безмолвного парения.
Так продолжалось почти три месяца. А потом, как оборвало. Сколько я ни старался, медитация перестала приносить плоды. Все хуже было с остановкой «внутреннего диалога». Мой коварный ум меня перехитрил. Он научился вести диалог на тему остановки диалога. Или ни о чем.
Ватное бессилие овладело всем моим существом. Вместо спокойствия, тишины, «психической невесомости» я стал ощущать тупую сонливость и боль в шее.
На дворе стоял май, сказочная пора, а у меня на душе были осенние сумерки. Я снова стал выпивать. Как евангельский пес, вернулся к собственной блевотине.
Вот тогда-то я и вспомнил о коробочке с «зернами силы».
Радость полета
Решил употребить зерна прямо сегодня, на работе. Риск, конечно. Но, кто не рискует, тот не пьет духовное вино в райских обителях.
Да, на посту я сегодня один. Только пост мой не считается удаленным, напротив, он по соседству с главной проходной. А на главной проходной наш главный охранник – сухопарый, зловредный мужичонка по кличке Геббельс.
Увы. Предыдущего начальника смены, добродушного, сонного еврейчика Давыдыча, уволило портовское начальство. Отчасти благодаря доносам Геббельса.
Классика жанра: Геббельс репрессировал еврея Ключевского. И всем стало не до смеха. Так что я сильно рискую.
К ночи Геббельс наверняка пропустит грамм сто пятьдесят, двести. Будет, как угорелый носиться с проверкой по постам, размахивая пустой кобурой от пистолета… Ладно, все сделаем осторожно, Геббельс ни поймет ничего.
С трудом дождался вечера. Дозу принял минимальную, всего сорок зернышек силы. Сорок – хорошее число.
Жду действия, а его все нет. Час, два.
Не ужели доза недостаточна? А может это совсем и не Датура, я что-то перепутал?
Нет, ничего я не перепутал.
Через пятнадцать минут пришло знакомое опьянение и сухость. Резко расширились зрачки. И больше ничего. Только неудержимо клонит в сон.
Нет, все же сорок зерен мало… С этой мыслью я задремал.
Сны необычайно четкие, цветные. Никогда не было такой ясности в сновидениях. Снов много, сны сменяют друг друга, с кинематографической быстротой. А иногда даже наслаиваются друг на друга. И тогда я вижу как бы два сновидения одновременно. Или вижу сновидение в сновидение.
Трудно подобрать слова. Нарушены все законы логики и хронологии. Сплошной цветной поток. Но вот из потока мой сновидческий ум выделяет одно сновидения. Его я переживаю с особой яркостью.
Комната. Небольшая, как бы потаенная комнатка. И в ней невообразимая, в обыденной жизни, компания. Компания большая. Но каким-то непонятным образом все свободно умещаются.
Мы сидим возле празднично накрытого стола. Во главе стола лидер «Евангельской общины Роза Мира» Николай. Рядом с ним его люди – Наташа, Константин, Анатолий (почти вся община). Тут же мои старые приятели по рокерским делам – Морбит, Ганс, Цеппелин, Содом… еще кто-то. На заднем плане Иван.
Вот я уже не сижу за столом, а стою возле входа в комнатку. Со мною Содом и Ганс. Мы курим. Николай страшно двигает челюстью.
– Курить, бесам кадить – говорит Николай, – но он меня не будет судить – (почему-то одного меня, будто со мной нет Содома и Ганса) – он меня прощает, потому как я теософское болото.
Передо мной возникает Константин. Молчаливый тихоня-очкарик начинает грубо толкать меня в грудь, выталкивать из комнаты.
– Иди домой, ты не наш, – приговаривает, словно зомби, Константин и продолжает толкать.
Пытаюсь перевести все в шутку. Ведь никаких конфликтов у меня с ним не было. Но меня почему-то не слушается мой собственный рот.
Мычу нечто нечленораздельное. В этот момент Константин выталкивает меня из комнаты вон. Сон обрывается. Дальше начинается реальность. (Лучше бы она не начиналась.)
Обнаруживаю себя на другом конце порта, где-то в полукилометре от того места, где мне положено быть. Я возле той самой проходной, на которой в первый раз употреблял Датуру.
Я растерян, если не сказать больше. Самым непонятным образом покинул свое рабочее место. Зачем? Как? Неужели я страдаю лунатизмом. Но как можно пройти пол километра в состоянии лунатика?
Боже, что теперь будет?! В любой момент может нагрянуть с проверкой Геббельс. И что я ему скажу. А если он при этом в мои «птичьи» глаза, с огромными зрачками заглянет. Поймет, что я под воздействием, невменяем. Тут уже и не отделаешься объяснительной. Пожалуй, уволят.
Решаю зайти на проходную, позвонить Геббельсу, сказать, где я сейчас, ну, и что-нибудь придумать.
Нет, это не выход, что я ему скажу. Сказать нечего. Да и охранник на проходной так же может меня заподозрить и сдать Геббельсу.
Прикидываю, сколько мне понадобится времени, что бы добраться до своего поста. В этот момент ко мне приходит решение. Его мне как будто подсказали – надо попытаться лететь! Попробовать лететь!
Для этого достаточно разбежаться, хорошо оттолкнуться и прыгнуть в сторону мощного прожектора, метрах в пятидесяти от проходной. Как раз по направлению на мой пост.
Терять нечего. Разбегаюсь. Из последних сил прыгаю вверх. И не падаю! Где-то подо мной, проносится столб с прожектором. Я лечу. Лечу в нелепой позе; ногами вперед и вверх. Но лечу.
Ощущение непостижимое. Весь полет продолжается от силы секунд десять.
Повернув голову набок, я вижу, как подо мной на бешеной скорости проносится пирс со стоящими кораблями, портовые краны, темная громада ремонтного цеха, весовая, портовской сквер, магазин.
Никакого сопротивления ветра я не ощущаю, только приятная ночная прохлада.
Вот и моя проходная. Мой полет замедлился. Я стремительно опускаюсь вниз, прямо сквозь крышу, которую не ощущаю никак.
Я в комнате. Отчетливо вижу самого себя, лежащего на топчане. Еще мгновение и я вхожу в самого себя, через затылок. Ощущение, будто с большой высоты прыгаю в упругую воду.
Еще через мгновение чувствую, что лежу на топчане, на левом боку, глаза мои открыты. В голове раз за разом прокручивается картинка стремительно-замедляющегося полета, я вхожу в свое тело, как в упругую воду.
Ясно! Теперь все ясно! Вот это да! У меня был настоящий выход из тела. То есть, в то время как физическое тело по-прежнему дрыхло здесь, душа, или эфирное тело обнаружило себя на другом конце порта. А произошло это после того, как некая сила, в образе Константина, вытолкала меня из сновидения.
М-да. Это серьезно. Это не жаба на куче с углем. Да, Кутерьма прав, нужно свое растение, нужно с ним поговорить. А кое-кто смеется надо мной: глюки, глюки все это. Малолетство.
Ничего себе глюки!
Вскакиваю с топчана. Меня переполняют эмоции, фонтаном хлещут мысли.
Где Иван со своим глобальным пессимизмом. Глюки, кайф для малолеток. Эх, Иван, Иван, не ты ли пел, - прищелкивая пальцами, отбиваю ритм:
- Радость полета, счастье мое
Хоть и в пропасть, но это оно
Лучше не жить, я знаю стойко,
Но все начинается только-только…