… 31-е августа уже давно превратилось для Степы Соловьевой в День Одиночества, Тоски и Грусти, и в этом году она традиционно отмечала «праздник» - унылым настроением и апатией: нежеланием куда-либо идти и что-либо делать… Она сильно волновалась.
Завтра Степа посетит школьную линейку в седьмой раз за короткую жизнь. Она пойдет в восьмой класс…
Пойдет в новую школу, где ее пока никто не знает. Это учебное заведение находится достаточно далеко от той школы, в которую Степа ходила раньше. Другую тринадцатилетнюю девочку это огорчало бы, но не Степу. Ее напротив, радовало, что ей больше не придется видеть своих бывших одноклассников. Эта мысль грела девочку. Возможно, в этот раз она сможет ходить в школу если не с радостью, то хотя бы без панического страха.
Ей надо как-то прожить еще четыре школьных года. Желательно, с наименьшими потерями.
Она считала удачей их переезд и ее перевод в другую школу. Было такое чувство, что кто-то там сверху (если он, конечно, существует) дал ей вторую попытку проявить себя. Себя настоящую.
Отцу представилась возможность устроиться на более прибыльную и перспективную работу, но место службы находилось далеко от них, в другом конце Киева. Вот поэтому-то они и переехали. Продали старую квартиру и купили новую. На взгляд Степки новая была хуже старой, но объективно говоря, она была лучше и больше. У Степы теперь даже появилась собственная комната...Ее радовало, что отныне не придется постоянно терпеть рядом младшего брата, но что-то все же не давало девочке покоя… Дело было в том, что она не любила перемены, боялась их, даже тех, что, казалось бы, к лучшему. Степе нравилась стабильность. Единственной переменой, которая ее полностью устраивала, была перемена школы. Но школа – совершенно другой, отдельный вопрос. Просто иногда эта самая стабильность бывает настолько невыносима, что даже перемены кажутся лучше.
Степину маму, Викторию, всегда удивляла нелюбовь девочки к переменам. « Так консервативна, будто пенсионерка, ей-богу…» - часто иронично замечала она. С мамой не было понимания. Они редко и мало общались. Гораздо больше внимания Виктория уделяла Алеше, младшему братику Степы. Он был младше Степашки на пять лет и сейчас шел в третий класс. Алеша был умным, спокойным, рассудительным мальчиком. У него было много друзей в классе, и поэтому он поначалу активно протестовал против переезда семьи. Однако после того, как ему показали квартиру и его будущую комнату, он достаточно быстро поменял свое мнение.
Мама считала Алешку талантливым ребенком и любила расхваливать его достижения перед гостями, заходившими иногда «на чай» в их уютный дом. Степу, в зависимости от настроения, это либо смешило, либо раздражало. Нет, Алешка в самом деле хорошо рисует. И отлично знает математику. Но сколько семилетних мальчиков рисуют не хуже его? И по решению задачек Степка в свое время ему не уступала, а мама ее так не хвалила.
О способностях сына Виктория рассказывала знакомым много и часто. Например, она с удовольствием хвасталась, как Леша научился читать в четыре годика, причем абсолютно самостоятельно. При этом она неизменно добавляла, что Степашка-то научилась читать аж в шесть лет, и с трудностями. «Ей-богу, я уже думала, что она никогда не научится… И что бы нам тогда следовало делать? Не отдавать же ее в школу для дефективных детей», - она вздыхала, и продолжала с видимым облегчением:
- Но, к счастью, научилась!
В Степе в такие моменты обычно закипал гнев. Она еще не знала причину этой злости, этого странного, темного чувства, текущего по венам, разъедающего изнутри, и ей в такие моменты хотелось закричать прямо перед гостями («позоря маму» - отмечала про себя злорадно) что, раз мама так носится со своим сыночком, то почему бы ей не прогнать дочь-неудачницу из дома, потому что она, Степа, больше не желает этого слышать. Не желает слышать, как ее собственная мать, которая, по идее, должна любить ее безусловной любовью, говорит об Алеше с гордостью, а о ней – как о позоре семьи. «Всегда была какая-то не такая, как все дети… Медлительная… Необщительная и скрытная…» И тон тоже особый. Какой-то сочувственно-жалостливо-презрительный, что ли…
Она никогда не сравнивала своих двух детей в пользу дочери.
Степа постепенно привыкала к этому. Ей казалось, что мама ее не любит, не принимает и не понимает, а только создает иллюзию заботы о ней. Потому, что так положено. Обществом признано, что плоха та мать, что не любит свое дитя. Вот Виктория и старается, как может.
С Алешей мамочка подолгу разговаривала на разнообразные темы: спрашивала, советовала, рассказывала... Степе же практически не уделялось времени, в лучшем случае, пеклись о том, чтобы она поела или надела шапку.
Так Степа потихоньку училась ненавидеть брата. Она понимала, что он ни в чем не виноват. Не его вина, что мама любит его больше. Не его вина, что ему хорошо в школе. Не его вина, что он общительный и у него много друзей. Не его вина, что многие дела у него получаются лучше, чем у старшей сестры. Не его вина, что к нему тянутся люди, а к ней - нет… Он ни в чем не виноват. И это - обиднее всего.
Почему, чем он лучше ее? За что к нему так благосклонна судьба, а к ней – нет? Она не находила ответа, это раздражало ее, и вся злость выливалась на Лешку.
Она осознавала, что это банальная зависть, и что надо избавляться от этого отвратительного чувства. Однако…
Придя со школы, она, как правило, выключала его любимые мультики, чтобы включить по телевизору то, что нравилось ей. Она часто грубила Алешке, кричала на него.
Мама старалась вмешаться, защитить мальчишку от сестры и от этого Степа злилась еще больше. Злилась и на себя… потому, что она, без сомнения, была плохим человеком, недостойным уважения. Только самый бездушный человек на свете способен обижать младшего братика… Но справиться со своими чувствами, силой воли заставить себя хорошо относиться к Алешке она не могла. Слишком сложная задача для тринадцатилетней.
Брат считал ее противной и старался избегать.
Она отчетливо помнила тот момент, когда мама с Алешей вернулись из роддома. Что она чувствовала тогда? Разве злость к малышу? Нет.
…Она крутилась под ногами у взрослых, пытаясь заглянуть-таки в тот самый маленький сверточек и увидеть братика. Когда же ей это, наконец, удалось, ее глаза широко раскрылись от умиления и интереса: крохотный, розовый, пухленький человечек мирно посапывал в своем гнездышке. И, хотя, он отнюдь не был похож на принца из сказки, она нашла его очень хорошеньким. У нее возникло желание заботиться о нем, помогать маме.
А что же случилось потом? Потом мама запретила Степашке заниматься братиком, потому что девочка была еще очень мала и глупа, могла сделать что-то не так, навредить малышу. Некоторое время Виктории приходилось запрещать, потом Степа перехотела сама. Не было уже энтузиазма…
И к тому же, начались все эти разговоры о развитии, сравнения, кто раньше пошел, заговорил и т.д…
***
…Папа Степы почти все время был на работе, и результаты его труда были налицо - семья не бедствовала. Но Степа считала, что лучше бы средств было вдвое меньше, да только бы отец бывал дома чаще и относился бы к делам семьи хоть с каким-то интересом. Но, увы, не в ее силах было это изменить. Если кто и мог, то разве что мама, но она-то не особо хотела…
Женились они по любви пятнадцать лет назад. Обоим тогда было по двадцать лет.
С годами любовь крепче не стала, - так казалось их дочери. И, хотя, они по прежнему относились к друг дружке очень тепло, и всячески демонстрировали любовь к друг другу в те редкие минуты, что были вместе, Степа думалось, что их удерживают вместе только общий быт и привычка. Ну, может быть, еще отголоски старой любви.
Если бы мама с папой развелись, она осталась бы с папой. Она так давно решила. Папа хотя бы любил их с братом одинаково, не делал разницы между ними. Ему было все равно. А вот мама …
Отец действительно считал, что они оба: и Степа и Алеша, нормальные дети. Только вот его старшая дочь не была стандартным ребенком, таким, какие растут у папиных сослуживцев. Она была…
… Она была, мягко выражаясь, странной девочкой. С самого раннего детства. И необычность эта проявлялась порой очень ярко, хоть и практически неуловимо.
Она боялась общения с другими людьми. В чем причина – в болезни неясной природы, в воспитании ли, в банальной застенчивости, - она не знала, но…
Дети на площадке спокойно подходили к друг другу, знакомились, весело играли вместе. Для Степы это было совершенно недоступно. Она стеснялась подойти и предложить какому-нибудь малышу играть вместе с ней. Она даже не могла сказать, чего она боится – просто боялась и все. Причины как будто бы не было, но она боялась… Если детей было двое или трое, Степа страшилась еще сильнее. Если какой-то ребенок сам подходил к ней, она волновалась, старалась не разочаровать его, показать себя с лучшей стороны, чтобы в следующий раз малыш также подошел к ней, однако… Из этого ничего не выходило. Ее тихая, сбивчивая, нервная речь со странными интонациями не привлекала ребят, заставляла их потихоньку избегать ее, и Степа снова оставалась одна… Одной было комфортно. И не страшно. Можно было расслабиться, не мучить себя, поиграть в свое удовольствие…
Из-за своих особенностей за все дошкольное детство и шесть школьных лет у Степы не было ни одного друга. Нет, дети ее не обижали, над ней не издевались, просто молча проходили мимо. Как будто бы этой девочки и вовсе не существовало… И никому из знакомых ребят и в голову не могло прийти, что она, эта странная, угрюмая, вечно молчащая чудачка, тоже, как и все остальные люди, хочет иметь друзей, любить и быть любимой… Просто слишком нерешительная, тревожная для того, чтобы пересилить свой страх, подойти и заговорить, разбивая кольцо одиночества и пустоты вокруг себя…
Она мечтала завести друзей помимо телевизора и компьютера, однако патологический страх мешал ей. Быть самой собой, быть естественной в обществе у нее не получалось. Коллектив напрягал, сковывал… А кто же захочет дружить с замкнутым, нервным, закомплексованным человеком?..
В конце концов, планомерно анализируя причину своего страха, она докопалась до того, что, возможно, панически боится быть отвергнутой, осмеянной и оскорбленной людьми, поэтому и страшится общения с ними. Да, наверное, так и было… И еще, из-за низкой самооценки ей не верилось, что дети могли выбрать ее и полюбить…
Но даже, если ты и знаешь причину, что из этого?.. Чем это может тебе помочь?.. Надо ведь знать не только ответ на извечный вопрос «кто виноват?», но также и на не менее важный - «что делать?». А на этот вопрос Степа ответа не знала. И сильно сомневалась, что вообще кто-то знает.
А жить с таким страхом и практически полной невозможностью общаться, очень тяжело. Очень. Большинство людей даже не подозревают о том, как им повезло. У них – друзья, парни, веселые вечеринки, публичные выступления, самореализация, карьера, а у Степы не было и не будет ничего. Остаться в одиночестве, убогой, несчастной, жалкой – ее судьба. И все же… надежда умирает последней.
Степа не сдавалась. Она пойдет в новую школу, и там, может быть… Она ведь уже выросла, повзрослела, наверное, и ее навыки коммуникации немного развились, и страх – слегка отступил… Надо постараться… Попытаться поверить в себя и людей. А если не получится… тогда какой смысл жить в одиноком, печальном, безнадежном мире, созданном ее болезнью?..