Родиону не довелось узнать, ни кому и каких забот стоило, чтобы его семиструнная Гитара появилась на свет, ни как прошёл её младенческий период. Он знал только, что она была изготовлена в Ленинграде, о чём говорила чёрная ромбовидная наклейка, которая хорошо просматривалась через круглое отверстие в деке. Он не знал её родословную, то есть, кто и из каких пород дерева изготовил гриф и корпус, впрочем, его такие подробности особенно не беспокоили.
Приобрёл он Гитару давно, ещё в 1961 году за семь рублей пятьдесят копеек. Если перевести на современные цены, то получится рублей семьсот пятьдесят. Весьма немного для гитары. Но и тогда семь рублей считались деньгами небольшими. Но разве дело в сумме?
Можно считать, ему повезло, Родион попал в магазин под завоз, как раз в тот момент, когда ещё был большой выбор гитар. Продавщица, конечно, проявляла неудовольствие, когда он один за другим отвергал инструменты, предложенные ею, но привередливость его, к удивлению, отражалась только на её лице, да ещё на том, что она с удовольствием отвлекалась на других покупателей. Приятели Родиона постарались и предварительно проинструктировали его, как нужно выбирать гитару, поэтому он чувствовал себя уверено.
Надо сказать, что к тому времени Родион уже освоил на гитаре целых три аккорда. Их хватало, чтобы аккомпанировать почти все любимые песни. Иногда, правда, приходилось делать некоторые паузы в аккомпанементе, там, где эти аккорды не совсем подходили. «Ты играешь в ре минор», говорил Родиону один его знакомый, который, собственно, и обучил его этим аккордам. Он же, то есть знакомый, показал Роде, как надо настраивать инструмент.
– Капитан, капитан, улыбнитесь… – напел он известную песенку из кинофильма «Дети капитана Гранта». – Так и настраивай струны. Первая – ка, вторая – пи, а третья – тан. Первая, четвёртая и седьмая – в унисон, только каждая октавой пониже. И соответственно, вторая – и пятая, третья – и шестая тоже в унисон с разницей в октаву.
– А с какой ноты надо начинать настраивать первую струну? – поинтересовался Родя. – Если я начну: ка, – тут он пискнул, – или: ка, – он пробасил, – получится разная настройка.
– Это неважно, – отмахнулся знакомый. – Если не сможешь петь, перестроишь чуток пониже или повыше. Аккорды и, соответственно, расположение пальцев на ладах, от этого не изменятся.
– Понятно, – заключил Родион.
Он уже был в курсе, что такое унисон. Он знал, что существуют ноты, октавы и разные тональности.
Ещё в детстве у него отмечали наличие музыкального слуха, поэтому Родя быстро освоил предложенный метод настройки. И в магазине, получив гитару от продавщицы и поставив её боком на прилавок (не продавщицу, конечно, а гитару), Родион сначала пытался взять знакомый аккорд. Но, естественно, сразу это не получалось, и тогда он принимался настраивать инструмент. Ка-пи-тан, ка-пи-тан. И подкручивал нужные колки, пока настройка не заканчивалась. После этого он пробовал перебирать струны и слушать.
– Настоящая гитара должна звучать красиво, – поучал его знакомый.
– А как я пойму, когда будет красиво? – интересовался Родя.
– Услышишь и сразу поймёшь, – успокоил его знакомый. – Самое главное – слушать.
Теперь Родион перебирал струны и слушал. Сначала ему показалось, что всё звучит нормально. Но, тем не менее, первую гитару он отложил, сам не понимая почему. И вторая мало чем отличалась от первой. Словом, выходило, что выбрать гитару – это очень трудное дело.
Вообще-то, любимым числом Родиона была семёрка. Нравилась она ему. Поэтому, не зная, как по-настоящему выбрать инструмент, он для себя решил, что обязательно должен перепробовать семь гитар. Не меньше. Это, конечно, если продавщица позволит.
Та Гитара, о которой идёт речь, оказалась пятой по счёту. Родион ещё не полностью настроил её, но уже знал, что больше ему выбирать не надо, что именно эту красавицу он купит. На тех гитарах, что он прослушал раньше, звучали струны. Эта же сама издавала роскошный звук. Он, наконец, нашёл то, что искал. Он просто чувствовал, что лучше этой уже ничего не могло быть. Перебирая её струны, Родя осознал, о чём говорил приятель, когда уверял его, что он сам поймёт. Самое лёгкое касание струн отзывалось приятным гулким рокотом внутри корпуса Гитары. Вибрация этого рокота передавалась Родиону, когда он прижимал кузов Гитары к своей груди, и делалось от этого так приятно, что инструмент не хотелось выпускать из рук.
Ах, как горд был Родион, когда нёс её по улице и в метро! Красивая была Гитара. Верхняя дека имела светло-жёлтый цвет, а бока и днище – тёмно-коричневый. Чёрный гриф с бронзовыми ладами крепился специальным винтом к корпусу. И некоторые лады были помечены круглыми перламутровыми пятнышками. Не Гитара, а просто загляденье. Радость, которую он испытывал от этого приобретения, трудно передать словами. Ему даже хотелось запеть, аккомпанируя себе, но он не набрался смелости. Да и не настолько хорошо он в то время владел инструментом, чтобы выступать перед публикой. Родион шёл домой, улыбаясь, и всю дорогу ловил любопытные заинтересованные взгляды встречных прохожих и их добрые улыбки.
Как раз в то время гитара в Советском Союзе стала самым модным инструментом. Страна постепенно наполнялась песнями Окуджавы, Визбора, Городницкого. Их пели ребята и девушки, направлявшиеся в туристические походы, на комсомольские стройки или просто собравшиеся вместе провести вечер. Всухомятку или, как говорят профессионалы, а капелла, петь не все умеют, да и скучно. Нужна музыка, в крайнем случае – аккомпанемент. Но брать с собой в лес рояль и даже аккордеон не хочется, лишнюю тяжесть тащить обременительно. Именно поэтому тогда трудно было даже представить такую электричку, летящую, например, по Рижской дороге из Москвы к станции Павшино или Опалиха, чтобы в одном или сразу в нескольких вагонах не сидели группы в десять, пятнадцать, а иногда и много больше человек и не пели бы под гитару.
Спрос на самодеятельные песни возрастал не по дням, а по часам. Достать случайно на вечер катушку с магнитной плёнкой, на которой знакомые и не очень голоса опять же под гитару, существенно реже подо что-нибудь другое, напевали свои или чужие песни, считалось счастьем. Срочно приглашался друг со своим магнитофоном и за вечер, а иногда и за ночь делалось, как минимум, две копии. А потом эти записи воспроизводились непрерывно, пока не заучивалось наизусть всё содержимое катушки.
Собственно и Родион приобретал музыкальный инструмент под влиянием моды. Многие студенты и, конечно, студентки из группы, в которой учился Родя, тоже стали ходить в походы по Подмосковью. А вечером при свете костра на лесной поляне должна была звучать «Бригантина» или «Люди идут по свету», к которым требовался гитарный аккомпанемент. Кто, если не я, – подумал Родион, и купил Гитару.
Именно с этого дня судьба Гитары и судьба Родиона складывались в тесной зависимости друг от друга. Они вместе отправлялись в гости или в поход. И там вместе исполняли различные песни. Гитара стала дорога ему, как первая любовь. Он, действительно не мог представить себя без неё.
В 1964 году они съездили на Байкал. Четверо суток тряслись в общем вагоне до Иркутска, развлекая себя и пассажиров. Из Иркутска доехали на электричке до Слюдянки, а здесь вдоль одноимённой речки поднялись на пик Черского, что на хребте Хамардабан. Здесь Гитара повстречалась с землячкой, которую принесли ребята из Ленинграда. Ах, как хорошо было, когда гитары звучали вместе! А потом большой, с толстенной трубой, железный пароход под названием «Комсомолец» провёз их вдоль Байкала от Лиственничного мимо острова Ольхон до посёлка Давша. Замечательное было путешествие!
На обратном пути в бухте Песчаная у них закончились продукты, и Гитара помогала Родиону заработать на пропитание, когда он и его друзья за обещанный ужин устроили трёхчасовой концерт для плановых туристов, то есть для тех, кто прибыл в бухту на турбазу по путёвке.
Из Иркутска Родион привёз Гитару в Красноярск. Здесь они посетили Столбы. Родион не взял её с собой, когда забирался на столб по имени «Дед». Гитаре, конечно, это было обидно, но зато потом они не расставались. Ни тогда, когда, пройдя по таёжной тропе, вышли к пикету на речке Мане, ни позже, когда на плоту спустились по Мане к Енисею. Отсюда на автобусе они поехали в Дивногорск, и забирались на самый верх в то время ещё недостроенной плотины. Ах, какое замечательное было зрелище!
Надо сказать, что Родион начал писать стихи, и за это время освоил уже куда больше трёх аккордов, теперь Гитара помогала ему подбирать подходящую мелодию, чтобы его слова звучали, как песня. Они вместе исполняли придуманное Родионом. Они стали выступать в институте на вечерах самодеятельной песни, участвовали в городских конкурсах, а 5 апреля 1966 года их пригласили в Политехнический музей, где должен был состояться концерт-беседа под названием «Так рождается песня». Концерт проводился как Приложение к устному журналу «Молодость».
На Новую площадь, где располагался Политехнический музей, Родион с Гитарой пришёл прямо с работы в семь часов вечера, то есть за полчаса до начала. Он уже окончил институт, и работал неподалёку, на площади Степана Разина. Возле подъезда Политехнического на специальной доске висело объявление о концерте. Родион, конечно, волновался, но ещё больше обострилось его волнение, когда первый раз в жизни он увидел свою фамилию на афише. На минуту задержавшись у входа, он прочёл фамилии и других участников концерта: В.Баганов, В.Берковский, В.Бучихин, В.Высоцкий, Л.Иванова, Д.Межевич, А.Осипов, Е.Клячкин, А.Городницкий и Ю.Кукин. Ведущим был объявлен заслуженный деятель искусств РСФСР Аркадий Островский.
Родион прошёл внутрь, непрерывно испытывая неприятные ощущения «под ложечкой». Ему было страшно. Кто-то подсказал, что участники должны собраться в боковой комнатке слева от сцены. Он туда и направился.
В узкой комнате медленно шевелилась и перетекала с места на место толпа незнакомых людей. Родион растерялся. Но распорядитель, спросив его фамилию и, сверившись со своим списком, подтолкнул к кучке разновозрастных мужчин с гитарами в руках.
– По моему сигналу вместе со всеми пойдёте на сцену, – предупредил распорядитель и, отвернувшись, тут же исчез.
Родион, оглядевшись, заметил журнальный столик, стоявший в стороне. На него он сбросил куртку, в которой пришёл. Достав из кармана блокнот, он быстро просмотрел слова песен, которые собирался исполнить, а затем проверил настройку Гитары. Теперь он был готов к выступлению.
В это время в комнату вошёл худой темноволосый молодой парень в чёрных брюках и в пёстром пиджаке.
– Слушай, – сразу обратился он к Родиону, – я тут прямо с репетиции, гитару не принёс. Дашь мне с твоей выступить?
– Хорошо, – согласился Родион, и уточнил, – ты на семиструнке играешь?
– Да, – кивнул парень.
В это время открылась боковая дверь, и распорядитель замахал рукой, привлекая общее внимание, и зашипел:
– Проходите, проходите. Друг за другом. А там садитесь на стулья.
Все дальнейшие события Родион припоминал смутно. Видимо, сказалось волнение, в котором он пребывал. Ведущий, композитор Островский, говорил какие-то вступительные слова, затем стали выступать участники концерта. А Родион всё время пытался вспомнить текст песен, которые собирался петь, и со страхом понимал, что в голове нет никаких слов.
– Владимир Высоцкий, – объявил ведущий.
Парень в пёстром пиджаке поднялся со своего места и подошёл к Родиону.
– Ну, ты обещал гитару.
Родион молча отдал ему инструмент. Высоцкий, перебрав струны и, на ходу подкручивая колки, вышел вперёд к микрофону. Слева и справа сверху падал яркий свет, там располагались мощные фонари. Свет падал так, что Родиону, сидевшему на сцене, виделось, что фигура певца обведена сияющим контуром. Высоцкий пел:
– В королевстве, где всё тихо и складно,
Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь,
Появился дикий зверь, агромадный,
То ли буйвол, то ли бык, то ли тур
Но Родион почти его не слышал. Это уже потом, когда всё завершилось, когда, несколько месяцев спустя, он крутил песни Высоцкого на магнитофоне, Родион вспомнил, что слышал именно это на концерте.
Высоцкий спел ещё про конькобежца, и под аплодисменты раскланялся. А потом, вернув гитару Родиону, сел на своё место. Родион, получив Гитару, положил её на колени и обхватил гриф. В тот же миг его охватил ужас, он не в силах был пошевелиться. Он смотрел на струны, как загипнотизированный. Седьмая, басовая струна на Гитаре болталась, словно верёвка.
Как же быть? Родион растерялся. Как ему теперь настроить струну? Зачем я отдавал Гитару? – сожалел он. Но нужно было что-то делать. Хорошо, что ведущий не сразу вызвал его для выступления. Родион крутил колок и чуть слышно трогал струну. Ка-пи-тан, ка-пи-тан... Очередной выступающий у микрофона играл на своей гитаре, и громкие звуки очень мешали настройке.
Когда в устах ведущего прозвучала фамилия Родиона, он вздрогнул, но, тронув струны, вдруг понял, что ему всё-таки удалось подстроить Гитару. Родя встал и, улыбнувшись, вышел к микрофону. После первого аккорда сразу вспомнились слова, и он выступил вполне удачно, как выразились его приятели, присутствовавшие на концерте в качестве зрителей. Но сам Родион ничего из этого концерта не запомнил. Он только сделал один, самый главный, вывод, который потом старался соблюдать всю жизнь.
Любимую Гитару никогда нельзя доверять чужим людям!
Когда Родион отпраздновал свадьбу, Гитара почувствовала, что это событие на ней тоже отразилось. Теперь она не пылилась в углу, ожидая выхода на сцену. У неё появился холстяной чехол, сшитый молодой женой Родиона. Чехол предохранял Гитару от пыли, в этом чехле её было удобно ставить в шкаф, чтобы она лишний раз не попадала под ноги. Гитара стала реже бывать на концертах, а когда у Родиона родился сын, то число таких мероприятий вообще сократилось до минимума, и Гитара заскучала.
Впрочем, Родиону тоже некогда было веселиться. С утра до позднего вечера он пропадал на работе, стараясь заработать деньги на квартиру, чтобы можно было жить отдельно от родителей. Не до Гитары ему было в это время, не до песен. Шесть лет он провёл в бесконечной суете, но, в конце концов, добился, чего хотел. С женой и сыном Родион обрёл свою крышу над головой. Гитара тоже заняла в новой квартире выделенное ей место, пристроившись за шкафом в углу.
А потом судьба сложилась так, что Родиону пришлось надолго уехать из дома в командировку. Вернувшись, он не сразу понял, что, едва он собирался поиграть на Гитаре, как его тут же специально отвлекали. То – жене срочно требовалось, чтобы он вынес мусор или сходил в магазин, то – сын почти со слезами призывал на помощь, показывая сломанную игрушку. Впрочем, как верёвочке не виться, всё равно конец будет. В один прекрасный момент, точнее сказать, в один ужасный момент он всё-таки подошёл к Гитаре.
Самое первое прикосновение к грифу вызвало у Родиона чувство страха. Вместо привычной упругости под рукой сквозь мягкий чехол он ощутил необычную, можно даже сказать, запрещённую разобщённость грифа и корпуса Гитары. Этого по природе не должно было быть. Ещё ничего не увидев, он понял, что произошло непоправимое.
Положив Гитару на письменный стол, Родя расстегнул чехол и стал осторожно извлекать инструмент. Ткань соскользнула с корпуса, и у Родиона перехватило дыхание. Он увидел узкие тонкие щепки, вдавленные внутрь, это то, во что превратилась верхняя дека. Подставка для струн и сами струны, перекрученные кольцами, тоже лежали внутри корпуса.
Родион двумя пальцами приподнял несколько щепок и увидел, что в верхней части корпуса массивный кусок дерева, к которому винтом крепился гриф, тоже расколот. В таком виде Гитара просто не могла подавать признаки жизни. Надо было констатировать её гибель. Без преувеличения – Роде захотелось заплакать.
И даже сочувствие жены и её виноватые рассказы о том, как всё это произошло, не могли его успокоить. Да – во время его отсутствия приезжала любимая двоюродная сестра, да – достала она Гитару, чтобы немного побренчать, да – оставила её на диване, а потом случайно села на неё… Родион вздрогнул, испытав почти физическую боль и явно услышав хруст верхней деки.
На этой Гитаре играл Высоцкий! Бедная Гитара!
Пришлось Роде сделать ещё один вывод, который он всегда соблюдал в дальнейшем.
Любимую Гитару никогда нельзя доверять даже близким людям!!
Не смогло утешить Родиона и обещание жены. Видя его состояние, а кроме того, видимо, и ощущая какую-то долю вины за то, что разрешила сестре взять Гитару мужа, она сказала, что из ближайшей зарплаты выделит ему нужную сумму на приобретение новой гитары.
Когда внезапно исчезает предмет любви, боль от потери не могут снять никакие уверения в том, что время лечит, или в том, что появится новая любовь. Наоборот, такие слова только расцарапывают рану. А Родион чувствовал, что потерял свою первую, ни с чем не сравнимую, любовь.
Осторожно натянув чехол на остатки Гитары, он повернул её вертикально, вздрогнув в тот момент, когда внутри что-то перекатилось с неприятными звуками. Родя поморщился, представляя, как спутанные струны переползают по остаткам деки. Вздохнув, он поставил Гитару неподалёку, в угол за шкаф. И потом, едва ли не каждый день, натыкаясь взглядом на чехол, всегда мрачнел. Несколько позже, при очередной генеральной уборке, Гитару, вернее, её останки перенесли в кладовку.
Немного позже у Родиона случился день рождения, в качестве подарка от жены и друзей ему преподнесли новую гитару. Корпус её блестел светло-коричневым полированным деревом, таким же светлым был гриф. Инструмент внешне выглядел очень дорогим, но, как ни выспрашивал Родион, жена так и не созналась, сколько стоила гитара. Правда, месяца два спустя он увидел подобную гитару в магазине за двадцать семь рублей. Для гитары это были большие деньги.
Подарку Родион порадовался, потому что успел уже несколько раз ощутить отсутствие Гитары. Теперь друзья снова могли петь песни, а он им – аккомпанировать. Инструмент был хорош, струны звучали слаженно. Но чего-то не хватало. Он не мог забыть, что голос той, его первой любви, был чище, мощнее, она звучала лучше. Специалисты, возможно, сказали бы, что у неё был более приятный тембр, богатый обертонами. Родион не задумывался об этом, он знал, что прежняя Гитара пела с ним вместе. А эта, новая, хотя и звучала неплохо, но звучала она как-то сама по себе, скучно. Никто из слушающих и поющих этого, вроде, не замечал, а Родион это чувствовал. Нет, он об этом не сказал ни друзьям, ни жене, зачем огорчать друзей и близких? Просто для себя он отметил:
Новый инструмент никогда не сможет заменить старый!!!
И наступило другое время. Родион с головой ушёл в работу. Больше не было самодеятельных песен, больше не было концертов. Командировки и ненормированный рабочий день заменяли всё на свете. Оборона Родины была превыше личного. Он стал реже встречаться с друзьями. Даже сына воспитывать удавалось лишь изредка. Теперь только три раза в год, накануне майских, ноябрьских и новогодних праздников, если не оказывался в этот момент в командировке, он брал в руки гитару, когда на работе устраивалось общее застолье, и сотрудники требовали песен. В этом случае был нужен инструмент. Любой. Алкоголь нивелировал все нюансы.
В остальное время Родиону было не до гитары. Теперь совсем уж редко он попадал в кладовку, где на верхней полке в чехле по-прежнему хранились останки его первой любви. Каждая такая встреча вызывала в душе какое-то смятение, вдруг рождалась неясная надежда на что-то, что сможет воскресить Гитару. Нахмурившись, он вздыхал и недовольно покидал кладовку, понимая, что ничего уже не вернуть, и это его терзают воспоминания. Иногда у него даже стала приходить мысль, что, возможно, уже пора выбросить щепки. Но решимости выполнить это у него не хватало. Он откладывал всё на следующий раз.
Но однажды в хозяйственном магазине Родион приобрёл небольшой тюбик под многообещающим названием «суперцемент». Этот «суперцемент», как говорилось в инструкции, должен был склеивать всё: стекло, фаянс, керамику, картон, дерево и даже металл. Из всего перечня внимание Родиона привлекло только дерево. Едва он прочёл это, как тут же вспомнил свою Гитару, вернее, перед ним в воздухе возникли узкие щепочки, на которые раскололась верхняя дека. Рассматривая тюбик с клеем, он почему-то сразу и окончательно поверил в возможность воскрешения инструмента.
Останки Гитары были немедленно извлечены из чехла и на долгое время поселились на письменном столе Родиона. Сначала все щепочки были разложены на поверхности стола и отсортированы. Затем, словно из деталей мозаики, была сложена верхняя дека. Оставшиеся осколки Родя разобрал и понял, что они представляют разрушенные элементы крепления деки. После наведения порядка можно было приступать к склейке соответствующих деталей.
– Что ты делаешь, – спросила жена, заглядывая к нему в комнату.
Родион промолчал. Склеивая расщепленную поперечную балочку, он аккуратно обмотал её тонкой шёлковой нитью и обмазал «суперцементом».
– Зачем ты глупостями занимаешься? – усмехнулась жена. – Неужели ты думаешь, что это можно собрать?
– Попробуем, – лаконично отозвался Родя.
– Когда начнёшь натягивать струны, всё опять сломается, – предупредила жена.
– Не пророчь.
– У тебя же уже есть гитара.
– На этой играл Высоцкий.
– Я просто не хочу, чтобы ты нервничал.
– Если ты не хочешь, чтобы я нервничал, то зачем заставляешь меня дважды нервничать.
– Почему дважды?
– Конечно. Один раз – сейчас, а второй раз – когда буду струны натягивать.
– Ой, Родя, тебя не поймёшь, когда ты шутишь, а когда – серьёзен.
– Сейчас я серьёзен.
– Ну, ладно. Как хочешь. Если тебе некуда время девать, лучше бы с ребёнком поиграл.
Жена ушла, а Родион, склеив торцы двух щепок верхней деки и закрепив их с помощью спичек и ниток, осторожно уложил склеенные детали. Только после этого он отправился к сыну. Воскрешение Гитары он продолжил поздно вечером, когда и сын, и жена уже заснули.
Процесс склеивания продлился недели две. Слишком тонкую работу приходилось выполнять. Толщина склеиваемых встык щепочек составляла чуть более миллиметра. Но с каждым днём, по мере приближения деки к истинной форме, вера в удачу у Родиона возрастала. Уже детали крепления были восстановлены, уже две половинки деки лежали на столе, уже был склеен массивный деревянный узел корпуса, к которому крепился гриф. Любимая Гитара возрождалась. Вот – полностью склеена дека, вот – она приклеивается к корпусу и сверху на неё в качестве груза водружены четыре стопки книг, вот, наконец – приклеена подставка для струн…
Гитара ожила! По крайней мере, внешне. Даже следов склейки практически не было видно. Может быть, не натягивать струны, не рисковать? Ведь усилие натянутых струн достаточно велико.
Родион любовался Гитарой. Неужели она зазвучит, как прежде? Наверное, клей и нитки, использованные им, исказят её тембр, и звук её станет тусклым?
Устав от своих сомнений, Родя принялся натягивать струны. Затаив дыхание, он подкручивал колки, слегка касаясь струн. Каждый миг он ожидал, что раздастся треск, и начнёт отрываться или подставка для струн, или сама дека. Но по мере натяжения струн сначала слышался немузыкальный шелест и дребезг. Потом возникли низкие звуки, которые постепенно стали повышаться. И вот: ка-пи-тан, ка-пи-тан.
Родион взял один аккорд, затем – другой, третий, пятый… Гитара звучала, как прежде. Он ощущал её мощный рокот и приятную вибрацию корпуса. Хорошо-то как! Родя обнял Гитару, как женщину, и прижался щекой к грифу.
– Держится? – полюбопытствовала жена, входя в комнату.
– Как новая! – вздохнул Родион.
– Теперь у тебя две гитары.
– Когда сестра приедет, в две гитары играть будем, – пообещал он.
– Ставить только некуда, – проворчала жена.
– Одну в кладовку спрячем, – отозвался Родион.
И действительно, новую гитару убрали в кладовку, а старую, обряженную в свой родной чехол, Родион пристроил в комнате возле письменного стола…
И потянулась та жизнь, в которой каждое мгновение было повторением одного из предыдущих. Жизнь спокойная, как привычка…
Когда Гитаре исполнилось двадцать семь лет, Родион вновь засобирался в поход. Старые друзья вдруг решили повторить давнюю поездку на Байкал. Хотели, чтоб повторение произошло через двадцать пять лет. Это выглядело бы красиво. Но не утерпели, и собрались на год раньше.
Конечно, эта поездка выглядела немного иначе. Ехали они уже по путёвкам в качестве плановых туристов. Они не пели, как прежде, четыре дня в общем вагоне пассажирского поезда, пока добирались до Иркутска. В этот раз полетели на самолёте. В Лиственничном они увидели пароход, на котором когда-то плыли до Давши. Но теперь однотрубный «Комсомолец» был уже навсегда причален к берегу, давно некрашеный, он попросту ржавел, и смотреть на это было грустно.
Да и сам поход происходил не так, как прежде. С территории турбазы на берегу Ангары они отправились пешком вдоль берега Байкала. Через посёлок Большие Коты, и далее через Большое Голоустное, мимо Бакланьего камня в бухту Песчаная. Это больше ста километров с подъёмами и спусками. Один Кедровый перевал чего стоит… Он метров на семьсот поднимается над бухтой Песчаной. А шли с рюкзаками за спиной, в которых, кроме палаток и спальников, несли запас продуктов на две недели. И, хотя количество продуктов постепенно уменьшалось, поход был не из лёгких.
Что было неизменно, так это солнце над головой. И в первом походе, и двадцать четыре года спустя за месяц похода ни разу над головой не собрались тучи. Лишь лёгкие кучевые облачка иногда закрывали солнце, но не надолго. Было тепло, и не только днём, но и ночью.
Ах, как славно звучала Гитара у костра, разведённого на пологом берегу возле Голоустного! Голоса поющих сливались со звуком аккордов, извлекаемых Родионом, и летели далеко над водой вдоль серебристой лунной дорожки. Известно, что звук далеко летит над водой. Может быть, чересчур впечатлительным поющим даже казалось, что их песни долетают до противоположного берега? Но, надо думать, скептики им возражали: «редкая песня долетит до середины» Байкала. Ведь только у Лиственничного противоположный берег был виден. А возле Голоустного, да ещё ночью…
А потом была днёвка, и Родион и ещё несколько человек ушли бродить по склону в поисках грибов, потому что кто-то нашёл подосиновик прямо возле своей палатки. А в это время кто-то из друзей, убираясь в палатке, выставил Гитару, прислонив её к мощному, в обхват, кедру. Грибники вскоре вернулись, они сдали свои трофеи поварам, обещавшим сотворить грибной суп, а потом отправились на небольшую вытоптанную площадку поиграть в волейбол.
Только после обеда Родион подошёл к палатке. Не обнаружив внутри Гитары, он спросил:
– Кто брал мою гитару?
– Она под кедром, – отозвался один из друзей.
Родион огляделся, под кедром, действительно, стояла Гитара. Он только шаг сделал по направлению к ней, и в тот же миг ощутил в горле ком. Гитара стояла, хорошо освещённая солнцем. Было ясно видно, что струны скрутились верёвками, а подставка для струн висит наискосок над круглым отверстием в верхней деке.
Опустившись на колени перед Гитарой, Родион готов был расплакаться.
И уже не имело никакого значения, кто в этом виноват, тот ли товарищ, который выставил Гитару на солнце, и теперь умолял Родиона простить его, или солнце, раскалившее Гитару до такого состояния, что клей, удерживавший подставку, не смог противостоять натяжению струн, или прогретый клей, неожиданно потерявший свою прочность, или сам Родион, неправильно выбравший клей, не уследивший, что Гитара перегревается на солнце и, вообще, оставивший Гитару без присмотра.
Опять для себя он делал запоздалый вывод.
Любимую Гитару недопустимо надолго оставлять без присмотра!!!!
Загруженная в чехол, Гитара была доставлена в бухту Песчаную, а потом вместе с Родионом на самолёте прилетела в Москву. Радость возвращения была омрачена ещё одним неприятным событием. В троллейбусе Родион стоял с рюкзаком на задней площадке. Уже на следующей остановке ему предстояло выходить, наверное, поэтому он на мгновение потерял бдительность, собираясь подойти ближе к выходу. Именно в этот момент троллейбус тронулся и рывком набрал скорость. Стоявшая рядом с Родионом молодая девушка не успела схватиться рукой за поручень и, потеряв равновесие, навалилась на Родиона, а вернее, на чехол с гитарой. И тут он услышал ужасный хруст, ломающегося дерева. Девушка, оттолкнувшись, выпрямилась и с удивлением взглянула на соседа. На лице Родиона она увидела гримасу боли.
– Что с вами? – воскликнула она. – Извините, пожалуйста, я вас толкнула?
Родион не мог говорить. Он осторожно пальцами сквозь чехол трогал Гитару, пытаясь не то что бы определить масштабы бедствия, а чисто инстинктивно прикрывал руками больное место.
Он вышел на своей остановке, надел рюкзак и взял в руки чехол. Даже от осторожного движения в чехле глухо загремели от соударения детали его любимой Гитары. Уже дома, когда лёгкие восторги встречавшей семьи немного поутихли, он занялся осмотром пострадавшего инструмента. Опять была повреждена верхняя дека. Но самое грустное было то, что некоторая часть осколков отсутствовала. Видимо, он потерял их по дороге. Родион даже вышел из дома и проследовал до троллейбусной остановки, внимательно глядя под ноги, но, увы, поход ничего не дал. Полностью восстановить деку уже не представлялось возможным.
Тем не менее, он очень долго хранил эти детали Гитары. Если считать со дня приобретения её, то получится, что сорок пять с лишним лет они прожили рядом. Даже теперь, когда играть на Гитаре было уже невозможно, Родиону не хотелось с ней расставаться. Он всё ещё надеялся, что когда-нибудь соберётся с духом, и опять займётся её ремонтом. Он из чего-нибудь сделает недостающие кусочки и опять склеит из оставшихся щепочек верхнюю деку.
Гитара в чехле опять была положена в кладовку, а оттуда извлечена другая – давний подарок жены и друзей. Родион всё реже вспоминал о первой любви. Да и вообще, он теперь редко брал в руки гитару, только в случае прихода гостей.
Однажды, занимаясь уборкой в кладовке, он наткнулся на Гитару, вернее, на её остатки.
Грустно оттого, что часто поступки человека определяются не разумом, и даже не чувствами, а – эмоциями, порывом. Как говорится, попала шлея под хвост, и совершает человек нечто, о чём потом всю жизнь жалеет. Вот и Родион, возбуждённый препирательствами с женой по поводу того, что в кладовке хранится ненужный хлам, обнаружив чехол с пропылёнными обломками Гитары, неожиданно даже для себя решил, что уже не соберётся с силами для нового ремонта, а потому всё щепки нужно выбросить на помойку. Сгоряча он так и сделал…
Родион уже не увидел, как пришла мусороуборочная машина. Из кабины вышел мужчина в оранжевом жилете. Он подобрал остатки Гитары и бросил их в зев мусороприёмника. Транспортёр поднял их внутрь машины, сверху на остатки гитарного кузова посыпались пластиковые бутылки, коробки и другие отходы. Они полностью расщепили и сплющили деревянные остатки корпуса.
Потом, уже на свалке, по ним несколько раз прокатился бульдозер, раздирая и разваливая то, что некогда было Гитарой. Дольше всего держался гриф, который когда-то, выступая в Политехническом музее, держал в руках Высоцкий.
Но вот, и на чёрный гитарный гриф наехала гусеница бульдозера и раздавила его в мелкие щепки…
Как жаль, что мы сами уничтожаем историю...
2009 г.