Почти не выдуманная истори

Александр Львович Джад Дейч
Это случилось на самой заре Советской власти, когда наши отцы и деды отстаивали своё право на жизнь. Когда наши матери и бабушки с замиранием сердца прислушивались к выстрелам за окном и с трепетом ждали возвращения своих сыновей, братьев,  отцов. Когда любить считалось делом постыдным, лишним, отвлекающим и даже мешающим революционной борьбе. Когда все силы и мысли направлялись в одну сторону — построение Советской Республики.
Они любили друг друга, как Ромео и Джульетта. Они стеснялись своей любви, скрывали её не только от окружающих, но даже и от самих себя.
Вскоре судьба-разлучница разогнала их в разные концы нашей страны. Они уже думали, что потеряли друг друга навсегда.
Двое мужчин шли по шумным улицам большого города. Они всматривались в лица прохожих, хотя знали наверняка: здесь у  них  нет знакомых. Как вдруг:
    — Аня! — вырвалось у одного из них.
Девушка в красном платке посмотрела недоуменно в их сторону и... замерла.
    — ... Валентин!
Ещё некоторое время они стояли, как вкопанные, но потом, как будто всё то, что копилось эти годы, разрушило невидимую преграду и вырвалось наружу.
     Когда прошёл первый, буйный всплеск радости, Валентин смущенно представил друга:
    — Аннушка, знакомься. Это Кочетков, мой друг.
Она протянула ему руку:
    — Аня.
     Они решили пожениться. Не долго думая, они зашли в первый же ЗАГС и расписались.
     Подходило к концу время командировки. Настала пора, пусть не надолго, но расставаться.
     — Аннушка, ты прощаешься, будто навек... — Он нежно обнимал её за плечи.
     — Ну и что ж, нужно прощаться так, будто уходишь навсегда. — Она ухом прижалась к его груди.
     — Мы же скоро увидимся, — вторил Валентин, целуя ей лицо.
     — Вот и прекрасно. Тогда будет встреча. — Она сильнее прижалась к нему.
     Она долго стояла на перроне, провожая глазами всё удаляющийся поезд.

     Томительно ожидание встречи, тем более, когда ждёшь  любимого человека. Медленно тянулись минуты, потом часы. Поезд, который вёз её, должен был давно прибыть, но его все не было.
     Вдруг на вокзале началась какая-то суетня. Никто ничего не мог понять.
     — Поезд-то... Крушение! Пути дождём  подмыло и он на бок а-ах. Тут не далёко. Говорят жертв очень много, — перекрестилась какая-то старушка, увешанная котомками.
     Когда Он задыхающийся подбежал к ней, Она была ещё жива.
     — Вот я и приехала, любимый! Я знала, что увижу тебя. — Она хотела обнять его за шею... но рука безвольно повисла. Он опустил голову ей на грудь и безмолвно заплакал.
     Вдруг страшный скрежет раздался с полотна дороги: это вагоны, ещё чудом державшиеся, начали падать. Краем глаза он увидел малыша, плачущего над телом женщины, еще мгновенье... и он отшвырнул малыша прочь. Но сам отскочить не успел... Стальная махина сдавила его, сломала, расплющила.
     Их похоронили вместе. На том самом месте, где их настигла судьба. Кочетков в память о них посадил два тополька, которые быстро принялись и начали набирать силу.
     Как-то, проезжая мимо тех мест, он заехал на Их могилу и увидел, что оба тополя срубили. Из земли торчали только два голых обрубка, да мелкая поросль ютилась вокруг.
     — Кому понадобилось. Это? Кто этот жестокий, чёрствый  человек?
     И на бумагу легли строки:

«Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, —
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастёт на сердце рана,
Прольёмся чистыми слезами,
Не зарастёт на сердце рана, —
Прольёмся пламенной смолой...»

Он писал быстро, почти на одном дыхании. Строчки ложились одна к одной:

«... С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них -
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!..»

     Поставив подпись и дату: Кочетков, 1932 год, он поднял голову от листа — навстречу шли мальчик и девочка. В руках они держали два саженца тополя.

     — Деревца эти ветром сломило, вот наш батя и  срубил  их.  А взамен велел новые посадить. Вот мы и пришли.
     На глазах навернулись слёзы. Он потрепал мальчишку по щеке.
     — А ты знаешь, кто, они были?
     — Да говорят, любили друг друга. Да видно не судьба!
     — Да, брат! Видно не судьба... На-ка вот, это о  них,  —  он протянул только что исписанный листок.
     Ветер бесновался в густой шевелюре мальчика. Голову девочки прикрывала тонкая красная косынка... Что-то до боли жгуче-знакомое было в них.
     — Тебя как зовут?
     — Аня.
Он вздрогнул, не в силах больше продолжать разговор. Повернулся и пошёл, зная, что никто и никогда не посмеет надругаться над могилой его друзей.