Уже около месяца стояли сильные, редкие для этих мест морозы. Глинобитные стены нового чистенького домика давно промерзли насквозь и на них, как в холодильнике, по углам висел иней. Топить печь приходилось мало - дрова и уголь кончались, а конца морозам не было видно. Экономя топливо, молодые хозяева перебрались жить в маленькую комнатку с единственным окошечком. Даже в этой маленькой комнатушке, тепло держалось плохо, и было холодно.
Двадцатипятилетний хозяин Петр Мажуга только что вернулся с работы и отдыхал на кровати. Его жена Мария хлопотала около плиты. Эта высокая и здоровая женщина никого и ничего не боялась - у неё был крутой слишком суровый характер, срывающийся до бешенства. Был такой случай. Однажды Пётр в чём- то не соглашался с Марией, и она запустила в него тяжелую дубовую палку. Благо Пётр успел увернуться... Мария была старше мужа на два года.
Дочь Марии - Людочка, / ей только что исполнилось, пять лет /, играла на подоконнике.
Уже свечерело, и поджимал самый - самый мороз. И тут случилась беда. Девочка по неосторожности разбила стекло в окне. В комнатку тот час хлынул морозный воздух, сглатывая последнее тепло. К дочурке, и без того страшно напуганной, подскочила обезумевшая мать.
- Ты что сотворила! Зараза! - дико заорала Мария, и, выволочив Людочку на середину комнатки, стала безжалостно бить кулаком в спину. - Да я тебя, сучка, сейчас решу за это! — колотя своего ребёнка, орала мать.
Многое пережил Петр за эти три года прожитые с Марией, но такого её безумства он стерпеть не смог. Мгновенно он подскочил к Марии, отнял у неё Людочку, и своим тяжелым кулаком так стукнул взбесившуюся жену, что она распахнула дверь и вылетела в сенцы. А, опомнившись от полученного удара, и задыхаясь от злобы, ворвалось в дом, сжимая в руках вилы. И замерла, пораженная. Она увидела глаза мужа, полные укора и слез и державшего на руках дочурку. А Людочка, сжавшись в комочек, крепко уцепилась ручонками за шею отца; Она не кричала от побоев матери, не стонала, а лишь сильно вздрагивала при каждом глубоком вдохе и из её детских глазенок, скатывались слезинки.
И поняла вдруг Мария, дрогнуло материнское сердце. Швырнув вилы протянула виноватые, дрожащие руки и позвала дочь. И, удивительное дело, Людочка потянулась к матери. О, дети умеют прощать родителей.
Пётр отдал ребёнка матери и сурово произнёс:
Так ребёнка и убить можно, Мария! А нервы свои надо покрепче держать. Дура! - и
взяв с кровати подушку, заткнул в окне холодную дыру. Одев шапку и полушубок, пошел за дровами. А Мария, придя в себя, заголосила:
- Ну конечно я дура: дура, да ещё какая! Он отчим, а жалеет её больше, чем я!! Она одна у меня, доченька- одна как в лобе глаз. Мне жалеть её надо, а я что делаю... И с небывалой до сих пор у неё жалостью прижала к себе доченьку и страстно целуя, причитала: - дура я, ДУ-У-Р-А-А!
КОНЕЦ.
Ноябрь 1966г.