О богоспасаемой душе, эволюции и истории

Андрей Незванов
Здравствуй брат отец Кассиан!
Тебе должно быть известно, что в ученой антропологии существует разрыв между биологической эволюцией и историей: между видовым и историческим человеком. Между тем, нужно либо вовсе отвергнуть эволюцию, либо соединить историческое развитие и эволюцию видов. Не сумев соединить плотского человека и человека-логоса, мы поставим под сомнение плоть Христа Иисуса и саму возможность вочеловечения Бога.
В следующем эссе предлагаю свои размышления по поводу.


Аристотель полагал душу животных телесной, неотделимой от витальности плоти. Вслед за Аристотелем и христиане полагали, что у животных нет души. Отсюда, быть может, в некоторых  европейских языках животные – существа среднего рода.
Животные, разумеется, имеют душу, иначе они не были бы живы. Когда говорим: у животных нет души,  – речь идет о богоспасаемой душе.
 В то же время существует стойкая культурная традиция, включающая в себя метемпсихоз, согласно которой животные имеют человеческую душу, запертую в клетке животной плоти, и жаждущую вырваться на свободу, к человеческому общению: к логосу, которого она лишена.
Этому посвящены многие произведения и легенды древности. Достаточно вспомнить  Апулея с его «Золотым ослом». Откуда явилось стойкое убеждение в имении животными человеческой души?
Не будем ссылаться на анимизм, в котором все живое имеет душу, и все звери, и деревья, и камни, и рыбы – все суть человеки. Было бы слишком прямолинейно утверждать, будто в цивилизации сохранилась память древних племенных верований.
Ближе к нашему быту, и к правдоподобию стоит практика общения человека с одомашненными животными. У этих последних наблюдается сильная тяга к общению с человеком, и они действительно дают впечатление, что им не хватает речи. Опыты по обучению домашних животных языку показывают, что они с охотой усваивают язык и осмысленно пользуются им, если им предложить подходящую для их телесных возможностей форму и материю знаков. Более того, в общении с человеком животные обнаруживают нравственные  качества, как то: любовь, преданность, заботу, нежность, коварство, обман, злопамятство и даже шутку.

Именно домашние животные создают иллюзию человеческой души, запертой в нечеловеческом теле – как если бы все животные хотели стать человеками, но застряли где-то в становлении им. В то время как дикие животные кажутся самодостаточными, завершенными, и не нуждающимися в человеке, который им преимущественно враг.

Какой вывод можем сделать из этих фактов? Свидетельствуют ли они о том, что в животных спит потенция человеческой души, которая пробуждается, как только попадает в круги человеческого существования?
 Во всяком случае, ими опровергнуто представление Аристотеля об исключительной телесности животной души. Если бы так, то знаковые коммуникации человека с животными были бы невозможны. Между тем, большинство держателей домашних животных утверждают, что те понимают речь, в части, касающейся до них.
Поэтому следует признать телесную душу недостаточной для объяснения животной витальности. Следует учесть, что животные общаются друг с другом: участвуют в разнообразных коммуникациях. Соответственно этой страте жизни нужно признать наличие у животных второй души, живущей в общениях. Эта душа обнаруживается не жизнью тела, но – сигналами, посылаемыми другим особям, – не обязательно только внутри своего вида и популяции, но часто внутри биоценоза, в общении с представителями других видов.
Правдоподобно, что именно эта животная душа выросла в человеках в душу богоспасаемую. В отличие от животной души, которая растет в биологической эволюции, богоспасаемая душа вырастает в истории, то есть в эволюции общества (= форм общения).

Как только коммуникативная животная душа начала развиваться в истории: иными словами, когда человек начал развиваться не как тело, а как мир (община), тогда прекратилась биологическая эволюция человека. Его телесная душа завершилась в совершенном теле, а коммуникативная душа продолжила развитие в истории. Эта душа тесно связана с миром. Если телесная душа возрождается вместе с возрожденным телом, то богоспасаемая душа возрождается в мире и миром. Вне общества человек вырастает в «Маугли».
Существенность речевого общения для богоспасаемой души свидетельствуется откровением совершенного человека, чья душа в сокровенном своем бытует в общении с Отцом, а в явном – в общении с ближними.

Все сказанное позволяет нам возвести богоспасаемую душу человека к коммуникативной животной душе и этим соединить эволюцию и историю.