Продавец возраста

Вова Осипов
            


        Я стоял, склонившись над поручнем, посередине маленького мостика через пруд городского парка, смотрел на воду, и всякие нехорошие мысли вертелись в моей голове. Особенно одна; обретая гудящие и мрачные очертания, она надвигалась на меня, словно туча с грохотом грома и выстрелами молний, пугала и лихорадила, пока, наконец, не подобралась совсем близко, обозначилась своими зловещими очертаниями и бахнула прямо по макушке: моей жизни пришёл конец!
Нет, не в том смысле, что я неизлечимо болен, или завтра меня расстреляют. Просто я вдруг отчётливо осознал: ничего стоящего, важного, главного в моей жизни больше никогда не случится! Никогда! Я уже никогда не влюблюсь, не заработаю больших денег, не построю дом, и даже не напишу стихов. Полный крах! Есть в армии такая тупиковая карьерная линия – пойти в прапорщики. Ты будешь сидеть где-нибудь при тёплом складе или уютной столовой, порозовеешь, поправишься, но пределом твоего служебного роста станет исключительно звание старшего прапорщика. И всё! Потому что ты выбрал неверный путь, пошёл по тупиковой ветке. Это из лейтенанта может получиться генерал, а из прапорщика – никогда! Вот так и я, выбрал не тот путь в жизни, путь, который поначалу казался верным и дарил многообещающие бонусы в виде шальных денег, нужных связей, красивых девок и пёстрой палитры алкогольных этикеток. Но дорога эта, круто и долго взмывавшая в поднебесье, на одном из поворотов вдруг резко оборвалась, закончилась, а мотор заглох. Оставалось лишь выйти из машины и пойти назад пешком. Или броситься вниз с обрыва.

           Я не знал, что выбрать и придавленный этими тяжёлыми мыслями  поплёлся к ближайшему пивному ларьку. Это промежуточное решение показалось мне не самым худшим. Правда денег хватило только на бокал пива и одного рака.
Я отошёл к дальнему высокому столику, смахнул тыльной стороной ладони остатки сухой рыбы и, поставив бокал с выползавшей пеной и блюдце с усатым алеющим монстром на мутную мраморную поверхность, грузно опёрся локтями. Выпученные чёрные глаза большого рака совсем не выражали смертельный страх последних секунд жизни в кипятке, - уважаю.

- Вы позволите? – седовласый худощавый старичок в сером поношенном пиджаке поставил рядом свою кружку и положил две половинки лимона. Этот яркий разрезанный лимон удивил меня больше всего, и я не стал прогонять непрошеного гостя, а поинтересовался странным выбором закуски.
- Я падалью не питаюсь, - отвечал старичок, выдавливая лимоны в пиво. – А вот с лимончиком, по-мексикански, рекомендую.
- Ты был в Мексике, отец? – без фамильярностей засомневался я.
- Я везде был…   

            Ещё несколько лет назад я работал электронщиком на частной СТО и прилично зарабатывал. Дорогущие мерсы и бэхи, которые не брались чинить специалисты фирменных станций, рекомендуя клиентам менять бортовой компьютер целиком, выстраивались в очередь ко мне. Я с помощью обычного осциллографа мог измерить параметры сгоревшей микросхемы и легко спаять аналогичную подделку из обычных радиодеталей, взяв за это каких-нибудь сто-двести долларов. Мне хватало на жизнь, и на хлеб с маслом. Но этого мне тогда показалось мало. Зачем отдавать половину выручки директору, если можно оставлять себе всё? И я открыл свою станцию. Перетащил всех своих клиентов. Набрал специалистов и уже сам стал собирать всю выручку, а сотрудникам платить обычную зарплату. Деньги посыпались, бизнес наладился, и я стал реже появляться на работе. В обед уже наливал себе первые триста и любовался через большое тонированное стекло кабинета ходом ремонтных работ. Иногда казалось, шестерёнки этого механизма крутятся отдельно от меня. И тогда я пристрастно допрашивал бухгалтера, пересчитывал «чёрную» кассу, но потом снова терял интерес к делам фирмы, названивал девочкам, друзьям, и, как правило, куда-нибудь сматывался. Наивный. Плохо читал библейские притчи, не ведал про судьбу хозяина виноградника, которому труженики отказались вернуть собранный урожай. Они посчитали урожай своим. Как и я когда-то. Только эти ещё привели людей в погонах и сдали все мои «чёрные» схемы. Для закрытия уголовного дела пришлось продать бизнес, машину, дачу, а, кроме того,  зависнуть в должниках у банка, кредитовавшего под моё поручительство строительство новых ремонтных боксов. Все специалисты и клиенты отвернулись от меня и дружно ушли на прежнюю станцию. И только меня никто никуда не звал. Отчаявшись, я разместил резюме в интернете, наивно полагая, что такого опытного труженика все ждут с нетерпением. Оказалось, что мужчин после сорока пяти вообще не ждут…       

- Так уж и везде? – спросил я странного деда, сделав несколько больших непрерывных глотков.
- Я вижу, ты созрел, - неожиданно произнёс мой загадочный визави.
- В каком смысле? – Оторванная клешня осталась в моих пальцах.
- В смысле переходного возраста.
- Это, когда старых ещё не хочется, а молодые уже не дают? – вспомнил я старую шутку и стал заниматься разламыванием клешни.
- Я бы так не острил на твоём месте. Ты у черты, парень, но шанс ещё есть.
- Слушай, дед, мне и так хреново, а тут ещё ты… Кто ты вообще такой?
- Я продаю возраст, - спокойно ответил мой собеседник.
- Будешь сейчас впаривать мне крем из минералов Мёртвого моря? – Старик меня начинал раздражать своим присутствием и, пытаясь извлечь хоть какую-то пользу от нашего общения, я взял половинку лимона и выдавил пару последних капель внутрь разломанной клешни. – Не возражаешь?

          Дед помотал головой и спросил:
- Тебе сколько сейчас?
- Сорок пять.
- По паспорту, - зачем-то уточнил старик. – Но биологический возраст редко у кого совпадает с паспортным. А старость надвигается именно по реальному возрасту. Некоторые люди на самом деле  старше своих метрических данных, а некоторые - наоборот, моложе.
      Я запивал рака пивом и рассеяно слушал собеседника, в конце концов, он отвлекал меня от грустных мыслей.
- В моей клинике делают остановку биологического старения, - продолжал дед. – Я знаю, звучит фантастично, но это так. Не стану утомлять тебя подробностями генной инженерии, но тысячи наших клиентов гуляют по планете, многие даже мелькают на экранах  телевизора.
- Какой-нибудь фокус за сотню баксов? – Я не скрывал иронии, глядя на «владельца» клиники.
- Вообще-то у нас закрытое заведение. Люди с улицы к нам не заходят.
- Так что ж ты выдаёшь за пивом секретную инфу первому встречному?
- Ты мне понравился. Я тебя ещё на мостике заприметил. – Дед широко улыбнулся и хитро прищурился. – Мне интересен твой случай, когда клиент совсем на грани. Вот думаю, смогу ли спасти?
- Денег не дам, - отрезал я.
- Я с тебя денег не возьму. К тому же, у тебя их просто нет.
- Чего ты так решил?
- Человек с деньгами не зайдёт в такую пивнушку и уж тем более не закажет одного рака.

         Заморосил лёгкий дождик и мы, прихватив кружки с остатками пива, переместились под навес павильона, к барной стойке.
- Ну, выкладывай, - сказал я раздражённо.
- Мы проведём полное обследование твоего организма, вычислим твой реальный возраст и смоделируем причину и дату смерти, - стал увлечённо рассказывать старик, глаза его заблестели, и теперь он уже мне не казался простаком. – Допустим, это будет семьдесят лет.
- Так мало?
- Я говорю, допустим. Сейчас тебе сорок пять. Пусть по биологии, насколько я могу судить по твоей коже у век и по рукам, тебе пятьдесят пять. Хотя может после всех анализов и другая цифра нарисуется, поэтому я опять говорю, допустим. Делаем простое арифметическое вычитание и видим, что реальной жизни при таком раскладе тебе остаётся всего-то пятнадцать лет. При таком расхождении между метрическими и физическими данными тебя станут одолевать всякие болячки, и процесс этот будет прогрессировать. Природа будет стремиться сомкнуть оба срока, подвести их к общему финалу.
- К какому финалу? – Мне почему-то снова стало ужасно тоскливо и заныл затылок.
- К летальному. – Дед поставил бокал на стойку бара и шустро помахал ладонями, изображая из себя ангелочка. – Так вот, мы сделаем так, что ты проживёшь эти пятнадцать лет в сегодняшнем возрасте. Ты не будешь стареть в глазах окружающих. Тебе будет, как бы всё время сорок пять. Мы остановим старение твоих клеток ровно на пятнадцать лет.   
- А потом?
- А потом ты умрёшь. Будет музыка, похороны, всё по-настоящему.
- Бред! – Я допил остатки пива, ударил бокалом о стойку, и хотел было повторить заказ, но вспомнил, что денег в кармане осталось только на маршрутку.
- Я бы мог угостить, - сказал дед, заметив моё движение, - но боюсь, в нашем с тобой случае каждый грамм алкоголя на счету. Тебе никогда не казалось странным, когда внезапно умирают молодые успешные люди? И деньги есть, и слава, и здоровье. А вот, - бац! - и нет человека. Брайан Конноли, Майкл Джексон и Фредерик Бальсара были нашими клиентами.
- А кто такой Бальсара? – Мне жутко захотелось выпить. И не пива, а чего-нибудь покрепче.
- В миру его знали, как Фредди Меркюри.
- Так он же умер от СПИДа? – Я заметил, как полная буфетчица в смешной белой короне стала прислушиваться к нашей беседе.
- СПИДа нет, мой друг. Его специально придумали, чтобы скрыть все секретные разработки. Представь, что будет, если все о нас узнают и захотят быть вечно молодыми?
- Но этого не может быть! – почти закричал я. – Я просто не готов к беседе, и не могу грамотно возразить, но ты…
- Владислав, - представился старик.
- Очень приятно. Игорь. - Я пожал его жилистую руку. – Ты, Владислав, несёшь какой-то бред!

         Собеседник мой невозмутимо достал из наружного кармана пиджака визитку и протянул мне.
- Держи. Перевари вечерком мою информацию, остынь, а завтра, - милости просим, жду тебя к двенадцати. И помни, ты на самом краю, ещё чуть-чуть и даже я не смогу тебе помочь. – С этими словами старик развернулся и бодрой походкой пошёл прочь. Слепой дождик закончился так же внезапно, как и начался, и люди стали выходить из своих укрытий на едва мокрые аллеи парка.
     Я повертел в руках строгую визитку белого цвета. Материал, из которого она была изготовлена был волокнистым и приятным на ощупь. «Владислав Б. Консультант» - было курсивом выведено на одной из её сторон.

           Дома, открыв почту, я обнаружил приглашение на собеседование в сервисную компанию на завтра, к одиннадцати часам. Перечитал ещё раз своё резюме, а потом набрал в «Гугле» название компании. Сайта не обнаружил, но ссылок нашёл немало, самого разного содержания. Из головы у меня не выходили слова странного человека в поношенном пиджаке и мешали сосредоточиться. Я вышел на кухню. Жена лепила котлеты и попросила меня вымыть мясорубку. В другое бы время она ни за что этого не сделала! И знает же, что я больше всего ненавижу мыть жирное! Я уныло открыл кран.
- Дай мне денег на чекушку! В голове что-то нехорошо, груз какой-то, - сказал я, отвинчивая детали комбайна и брезгливо складывая их в раковину.
- У меня денег нет на водку, - холодно ответила жена. – К тому же от тебя запашок. Уже принял где-то?

         Пересиливая себя, я всё же домучил мясорубку и гордо вышел на балкон. Как же это унизительно быть зависимым от женского кошелька! Неужели и жена моя чувствовала что-то подобное, когда я содержал её?
За двадцать три года совместной жизни всё сильно изменилась. Я женился на совсем другом человеке, на кроткой и милой хохотушке, а теперь вынужден жить с чёрствой тёткой, у которой, к тому же, выросли две ужасные тёмные волосинки из родинки на щеке. Она их не состригает, боится, что ещё больше вырастут, а на мои доводы, что я каждый день бреюсь, всякий раз отвечает кислой гримасой. А ведь я когда-то влюбился именно в эту родинку! Правда тогда вместе с хозяйкой она весила всего пятьдесят килограмм. А теперь спит отдельно, в дочкиной комнате. Храп ей мой мешает! Хотя, в последнее время я даже радуюсь, что мы спим отдельно. Слава богу, добрые люди подключили бесплатный «Hustler TV»! Вообще, я понял теперь отчётливо, что наш брак многие годы цементировала только дочь. Стоило ей выйти замуж и переехать к мужу, тут же наш дом опустел, затих, а мы с женой стали ходить по комнатам параллельными курсами, как квартиранты.
- Вынеси мусор! – донеслось из кухни.

          Коротко подстриженный молодой человек, разговаривая со мной, тыкал пальцами в кнопки телефона, то ли набирая сообщение, то ли гуляя в интернете.
- На какую зарплату вы рассчитываете?
- Долларов на семьсот, для начала, - я не узнал своего голоса. Семьсот долларов!? Да я за один вечер мог просадить в казино больше!
- Для начала?
- Вы оцените мой уровень, и по итогу, если я принесу прибыль фирме…
- Почему же тогда развалился ваш бизнес?

          Почему развалился мой бизнес?! Да я этот вопрос задавал себе тысячи раз! Сколько ночей, не смыкая глаз, я смотрел в потолок и искал ответ на этот вопрос! Сколько водки выпил и матерных слов выпалил в пустоту! Сколько раз хватал за грудки своих подельников! Сколько раз хотел плюнуть в рожи ментовским стервятникам!  Почему развалился мой бизнес… Хороший вопрос.

- Уменьшилась рентабельность ремонтных работ, выросла конкуренция. – Кто это прохрипел? Я или кто-то другой?
- Понятно. – Руководитель компании впервые поднял на меня глаза. – На испытательный срок мы платим только триста долларов. А по истечении решаем, сколько добавить.
- А сколько длится испыта…
- Три месяца. 

         На улице я, словно Ихтиандр, которому покалечили жабры, хватал жаркий воздух и бесцельно метался на перекрёстке. Когда же из этого состояния меня вывел пронзительный сигнал клаксона притормозившей машины, я отшатнулся в сторону, опёрся о дерево на тротуаре и вспомнил про визитку вчерашнего чудака. Вот, двенадцать часов! Я ещё успеваю! Я им всем покажу! Кому, всем, я пока не решил, но направился твёрдой походкой по указанному адресу.

- Мне назначено Владиславом, - доложил я охраннику перед высокой стеклянной дверью без вывески и уверенно предъявил белую карточку.
- Проходите.
    Интерьер в стиле «Hi-Tech» больше походил на офис крупной фирмы, чем на медицинское заведение. Меня пригласили в один из кабинетов, и там уже ждал мой вчерашний знакомый, сильно переменившийся в этих стенах и бирюзовом врачебном костюме.
- Я знал, что ты примешь разумное решение, - Владислав дружески улыбался, протягивая руку. – Сейчас тебя обследуют. Ничего особенного, что-то вроде медосмотра, а позже мы глянем с тобой на результаты и побеседуем. Отдаю тебя в руки Леночки. Доверься ей и будь послушным!

        Ко мне подошла миловидная девушка в таком же бирюзовом костюмчике, который чем-то неуловимо мягким отличался от одежды Владислава, то ли покроем, то ли вытачками под худенькую талию и высокую грудь. Я внимательно посмотрел в большие карие глаза сестрички, когда же она прошевелила своими маленькими губками: «раздевайтесь», я уже полностью был готов стать «послушным».

         Часа два меня укладывали в какие-то космические кресла, приклеивали датчики с проводами к голове, шее и запястьям, брали кровь и просвечивали рентгеном, а напоследок заставили бегать и прыгать для измерения давления и ещё там чего-то. Больше всего мне понравилась процедура с фонендоскопом, когда Леночка тонкими пальчиками нежно касалась моей волосатой груди, пытаясь уловить биение сердца. А когда холодный кружочек металла лёг так, что мизинчик девушки опустился прямо на мой левый сосок, я вздрогнул и немедленно захотел более тщательного исследования своего тела, вплоть до проверки качества семени. 

- Ну что ж, Игорёк, - задумчиво произнёс Владислав, разглядывая бумаги с результатами моих анализов, рентгеновские снимки  и графики осциллограмм. – Дела твои хуже, чем я думал, но рискнуть можно.
- И насколько хуже? – поинтересовался я, нервно сражаясь с пуговицей на рукаве рубашки.
- Прогнозируемый финиш – шестьдесят три. Реальный биологический возраст – пятьдесят семь. Поджелудочная, почки, в общем, весь твой ливерный набор в ужасном состоянии. Высока вероятность развития диабета, опухолей и вообще, ты живёшь в лёгком предынфарктном состоянии. Что скажешь?

        Во рту у меня пересохло, и я попросил воды.
- Вот видишь! Стрессоустойчивость нулевая, - продолжал добивать меня доктор. - Губы побелели, на лбу испарина. На, вот, вытрись салфеткой! А всего-то, узнал правду о своём здоровье.
- Что можно сделать?
- Ну, смотри. Шестьдесят три минус пятьдесят семь, получается шесть. Примерно через шесть лет ты, скорее всего, умрёшь. И то, если случайный кирпич не упадёт на голову раньше. Причём, года через три ты состаришься внешне, как ещё лет на десять. Я могу приостановить эти внешние проявления. Да ещё добавить к этим шести годиков пятнадцать. А? Каково?! Мы с тобой сделаем одну процедурку…
- Под наркозом? – зачем-то спросил я.
- Нет, зачем? Хотя, если тебе так хочется… но я бы не рекомендовал. Твой изношенный организм это сильно ранит. Так вот, мы проведём генетическое вмешательство, и ты все эти шесть годочков будешь казаться таким же бравым парнем, как и сейчас.   
- А шесть годочков, плюс эти бонусные пятнадцать... это уже приговор, или можно как-то подлечиться?
- Здоровый образ жизни ты начнёшь прямо сегодня, но это только залог того, что цифра не изменится в сторону уменьшения.
- Можно ещё водички?
- Конечно, пей. Да, и ещё. Маленькая формальность. Ты должен написать заявление, что добровольно отдаёшь в наш донорский фонд один день своей прошлой жизни. Любой день. Самый не важный для тебя.
- Как это?
- Такая операция, дружок, вообще стоит двести семьдесят пять тысяч евро. У тебя есть такие деньги? А я договорился с коллегами, что в счёт оплаты ты нам отдашь один день, всего лишь один день твоей никчемной жизни. На такие дополнительные деньки большой спрос у наших вип-клиентов. Для тебя – чепуха, а кому-то жизнь подарить может. Чудак, не дрейфь! Ты кровь когда-нибудь сдавал? Но вот! Это почти то же самое! Ты сдаёшь, а кому-то вливают!

        Так приятно было только что сдавать анализы, ходить по стерильным лабораториям и чувствовать на себе нежные женские пальчики, и как невообразимо жестоко было сейчас внимать этим бездушным, как приговор судьи, словам продавца возраста.
- Я согласен, - просипел я упавшим голосом.
- Вот и чудненько! – Доктор оживился и подсунул мне чистый лист бумаги. – Какой денёк выберем?
- Мне всё равно, - ответил я безразлично.
- Нет, так нельзя. Допустим, если мы удалим день твоей свадьбы, то, придя домой, ты не застанешь жены…
- А можно? – я слегка оживился, но тут же вспомнил, что у меня нет работы и борщ такой, какой варит она, я в жизни не приготовлю.
- Я бы посоветовал какой-нибудь не столь судьбоносный денёк. Что-нибудь из несмышлёного детства. Из раннего. Допустим, тебе лет семь, началась школа, ну так, скажем, десятое октября. Подойдёт?
- Подойдёт, - кивнул я обречённо и подумал, что на первое сентября точно бы не согласился.
- Ну и чудненько! Пиши!

          Сама процедура прошла безболезненно и быстро. Всё выглядело как забавная игра, всё нравилось и умиляло: провода, датчики, мигающие лампочки, заботливые руки медсестёр, лёгкое покалывание электрических импульсов, запах озона и особенно это удобное космическое кресло.
- Ну вот и всё! - улыбнулся Владислав по окончании фокуса. - Возраст твой зафиксирован, продолжительность жизни увеличена, а взамен - чепуха, какой-то один денёк озорного детства.

          На улице мне вдруг стало как-то тесно, все прохожие стали меня раздражать, бесить. Чего они снуют взад-вперёд, как потерпевшие? Завтра что, конец света? Зачем же так ломиться, так бежать? И главное, куда? Все там будем!
          Я прошёлся некоторое время пешком, потом прицепился к заднему бамперу трамвая и проехался пару остановок, изумляя стоявших на задней площадке пассажиров. Зачем же платить за проезд, если можно и так проехаться?

           Войдя домой, я, пока не было жены, громко включил музыку, старых добрых «Sweet». Ритмичный и разнузданный глэм-рок заполнил всю квартиру напористой энергией, барабанными перестуками, рваными риффами и я через время уже притоптывал в такт мелодии: «No you don’t!». Всё-таки «Funny Adams» их самый сильный концерт! Пронзительный вокал Брайана Конноли напомнил мне рассказ Владислава в пивной. Я кинулся к полке с дисками и разыскал видеозапись концерта группы в конце семидесятых. Вот он на сцене, такой же худощавый, харизматичный, с завитыми кончиками длинных белых  волос, совсем, как тот Брайан, в самом начале карьеры. Стоп! Не такой. Кадр выхватил вокалиста крупным планом, и я всё понял. Тень близкой смерти уже лежала едва заметной вуалью на его одухотворённом лице, во взгляде читалась мольба и грусть, а под глазами повисли тёмные круги. И эти сжатые кулаки, взметнувшиеся вверх во время припева моей любимой «Love is like oxygen», казалось, хотели ухватиться за любовь, как последний шанс выжить.            

- Сделай тише!! Оглохнуть же можно! – Внезапный окрик жены пробился сквозь инструментальный  проигрыш.
- О! Это ты? Я и не заметил, как ты вошла, – сказал я и нехотя прикрутил громкость.
- Ну что, взяли на работу?
- Да ну их! Пусть сами за такие копейки трудятся!
- Понятно. Почистишь картошку, а то я что-то устала? А я потом пожарю.
- Я? Может мне ещё её самому и пожарить?
- Игорь!
- Валя! Что значит, это «Игорь»? Я и так знаю, как меня зовут. Не успела войти, а уже скандалишь!

           Весь вечер я копался в старых компьютерных играх. Перебирая диски, обнаружил в серванте бутылочку медицинского спирта для уколов и незаметно размешал с остатками воды для полива цветов. Капнул в эту смесь для вкуса настойку боярышника и, жмурясь, выпил. О! Теперь можно было и телек посмотреть! Я нажал кнопки на пульте и бесшумно прокрался на кухню, организм требовал засыпать чем-нибудь этот пылающий внутри пожар. Схватив несколько ломтиков сыроватого картофеля прямо со шкварчащей сковородки, я быстро выбежал обратно, не успев получить в спину какую-нибудь оскорбительную пошлость от жены, уселся в кресло и приготовился выслушать мировые новости.

           В мире было неспокойно. Финансовый кризис поглощал целые страны и континенты, при этом богачи по-прежнему богатели, а бедняки, как всегда,  беднели. Разъярённые, но бесстрашные демонстранты отчаянно носились по площадям и скверам с плакатами «Захвати Уолл-Стрит!» Такие же разъярённые и бесстрашные, но скрывающие это под бронированными масками, полицейские, лупили демонстрантов по чём попало. И те, и другие ненавидели правительства, богачей и хроническое безденежье. Но выражали этот протест по-разному. Наивные! Они думают, что это кризис сожрал все их деньги! Деньги, как погода! Если где-то сильная засуха, то в какой-нибудь другой точке земного шара идут нескончаемые ливни. Воды не становится меньше на планете. Она просто выливается в другом месте! Так же и с финансами. Их не становится меньше на планете. А если их стало меньше у тебя, то в это же самое время у кого-то их обязательно станет больше!   

            Ночью я метался по кровати, всё никак не мог заснуть, бегал в туалет, открывал холодильник и ел лёд, а потом включил свой любимый «Hustler TV» и как-то затих, угомонился, пока под мой хрупкий тонкий панцирь не ворвалась жена:
- Вздохи эти хоть можно приглушить, животное!

            Утром я проснулся от звука льющейся воды, открыл один глаз и увидел фиолетовый халат жены, поливавшей комнатные цветы.
- Чем это воняет из кувшина? – произнесла она, морщась, вместо «доброе утро».
- Подкормкой для фикуса, - без запинки соврал я. А про себя вдруг подумал: «Я уже сам стал, как фикус, который изредка поливает жена. Вот пойду сейчас, сяду на горшок, и кто скажет, что я не растение?» 

        Когда жена ушла на работу, я съёл яичницу с молоком и задумался. Неужели есть какой-то злой смысл в том дне, сданном мною в банк жизни клиники? Я чувствовал, что меняюсь, причём явно в худшую сторону. У меня появилась апатия, беспричинная смена настроения и почти постоянная хандра. Но как может рядовой день из далёкого детства повлиять на мою сегодняшнюю жизнь? Я набрал телефон мамы.
- Привет, мам! Как здоровье? Слушай, ты не помнишь, ничего такого особенного со мной не происходило осенью, когда я пошёл в первый класс?
- Особенного? Вроде, нет… Учился, старался, дрался. Всё, как обычно. А чего ты спрашиваешь?
- Понятно. Про десятое октября ты уж тем более не вспомнишь.
- Почему же? Десятое октября, как раз, я как сейчас помню.

       Я вздрогнул. Вот оно! Так, значит, было! Было что-то особенное в тот день!
- Расскажи, мам!
- Ты принёс свою первую пятёрку. Сиял весь, как солнышко! Тетрадку раскрыл, а там красными чернилами рядом с крупной цифрой «пять» было выведено «молодец». Я сохранила ту тетрадку и иногда, хоть ты давно вырос, заглядываю в неё. Вот только вчера почему-то её снова достала, чтобы повспоминать. Ты ещё в тот день взялся мне по кухне помогать, тарелки стал протирать. Уж мы тогда с отцом не могли тобой нарадоваться! Такое счастье для нас было! 
- Спасибо, мам. – У меня по коже «побежали мурашки». 

       Конечно же, тот день повлиял на мой характер! Не мог не повлиять! Как и сотни других! Не может быть в жизни человека ни одного дня, ни одной минуты, которые не аукнутся в будущем! А я взял и добровольно отдал тот день этому жулику. Да ещё, какой день! Эта простая мысль настолько встревожила меня, настолько возбудила, что всё тело стало лихорадить. Я спешно оделся и выбежал из дому.
Навстречу попадались разные люди, каждый со своим настроением, со своими заботами и радостями, - каждый со своей жизнью. И только я неприкаянно брёл, чувствуя себя потеряхой среди толпы живых людей, решившим к тому же одурачить собственную судьбу…
    Я торопился в клинику. Пусть в моей жизни будут успехи и потери, болезни и радости, взлёты и падения! Пусть будет всё! Ведь это моя жизнь, и ничья другая! И я больше никогда и никому не отдам ни одного дня, ни одной секунды свей жизни! Я проживу её сам и разделю с другими! Проживу, какой бы непростой и горькой она ни была! Проживу, а не просуществую овощем в ожидании смерти!

- Владислав, я хочу немедленно расторгнуть наш договор и забрать своё заявление! – накинулся я на удивлённого моим неожиданным визитом доктора. – Это была ошибка! Я поддался минутной слабости! Я хочу забрать назад тот день, десятого октября! Он для меня очень важен! Как и любой другой! Верни мне его, пожалуйста! Я прошу тебя, умоляю!
- И будешь продолжать вянуть? Продолжать превращаться в жалкого старикашку на глазах у всех? – Владислав скорчил разочарованную гримасу.
- Продолжать жить! – выпалил я. – Продолжать жить той жизнью, которая мне начертана, какой бы она не была!
- Даже такой короткой и страшной?
- Любой, но своей!
- Посмотри на себя! Тебя через год не то, что на работу, тебя на собеседование не пустят!
- Я сам приду!
- Ну, что ж, как знаешь. Это твой выбор. Второго шанса я тебе не дам.
- А я и не попрошу!

       После процедуры раскодирования моих генетических данных и некоторых бумажных формальностей, я уже стоял возле выхода и с надеждой смотрел на улицу сквозь большую тонированную дверь. Ко мне подошёл Владислав, положил руку на плечо и, улыбаясь, сказал.
- Рад за тебя! Неспроста ты мне сразу понравился. Помнишь, в парке, на мостике?
- Всю жизнь буду помнить! Спасибо тебе за всё! – И я обнял необычного доктора, обнял и удивился: как же давно я так по-дружески никого не прижимал!

          Руководителя сервисной компании я нашёл быстро, и, сразу после короткого приветствия, заявил:
- Я согласен на испытательный срок!
- Вот и хорошо, - слегка удивился молодой человек. – Начнёте прямо сейчас. Там на складе фура с запчастями приехала, нужно помочь ребятам её разгрузить. За работу грузчика оплата отдельная, в тот же день. Не забудьте потом трудовую занести и заявление. Завтра покажу рабочее место и введу в курс дела.
- Хорошо, я готов!

           Поздним вечером я подходил к своему дому, уставший и голодный. Руки, отвыкшие за долгие годы от физической нагрузки, гудели, и слегка пульсировало правое плечо. Но меня это совсем не расстраивало, было даже приятно вновь почувствовать себя полезным и вымотанным. Небольших денег, которые мне заплатили за разгрузку, едва хватило на бутылку шампанского и букетик красных тюльпанов. Но сейчас они мне казались намного ценней тех тысяч, которые легко сыпались в карманы за изготовление поддельной электроники.
- Откуда? – удивилась Валя, открывая мне двери в простом ситцевом халатике.
- Первая зарплата, - тихо произнёс я и протянул цветы. – А это тебе!

        Мне показалось глаза жены стали влажными, уголки губ надломились, то ли в улыбке, то ли в растерянности, и лицо как-то просияло, напомнив мне ту мою Валюшку, которой пел я давным-давно под гитару у костра, а в ночном небе нам сияли яркие звёзды. И кто знает, может они засияют снова?   




Вова Осипов
20-05-2011

        Альтернативная версия рассказа http://www.proza.ru/2012/05/23/567