(стенография проповеди)
В моей любимой песне Цоя поется: «На дворе мороз, что ни тронь – все в лед, но за той стеной стоит апрель… Он придет и принесет за собой весну и развеет серых туч войска». Про кого эта песня, по большому счету? Про апрель? «И когда мы все посмотрим в глаза Ему, а в глазах у Него солнца свет». Про Господа, Спасшего нас на кресте, по большему счету поется.
В книге Чисел (21: 8, 9) Господь повелел Моисею змея медного сделать и водрузить его на знамя, на крест, чтобы каждый ужаленный, каждый пораженный, каждый, в кого вошло жало и яд греха, мог посмотреть на змея и получить исцеление. Это то, что Господь делает.
Я недавно просматривал на Интернете статьи о последствиях Рождественского цунами, аналогов которому в истории человечества еще не было. Погибло, по официальным данным, 380 тысяч людей, и эта цифра не была последней – она все возрастает. Это страшная трагедия, но я уверен, что, прежде чем эта волна накрыла людей, другая волна, волна благодати Божией, Его спасения, накрыла собою многих из этих людей, спасая их. И я наткнулся на одну интересную заметку. Люди самыми разными способами спасались. Одна мать со своей девочкой, когда на них обрушилась огромная волна, и вокруг оказалось водное пространство, и некуда было плыть, вдруг увидела проплывающего мимо удава. И мама крикнула дочке: «Хватайся за этого удава!» Кто-то из вас когда-нибудь хватался за удава? Мне однажды клали удава на шею – это было на юге, где фотографы ходят с обезьянами, удавами и попугаями. Эта мать и девочка, они обе ухватились за удава. И, как они потом рассказывали, удав повернул голову, посмотрел на них и поплыл дальше. Если бы у удава были плечи, то он, наверное, пожал бы плечами. Но плечей у удава нет, и он просто поплыл. Он отбуксировал их к самому берега. Так они и спаслись, потому что удав знал, куда плыть, а они – нет. Да и сил плыть у них не было.
Вот так и нас Господь спасает, когда мы за Него цепляемся. Потому что мы не знаем, куда нам плыть; мы смотрим вокруг себя – и везде одно и тоже. Если не водная гладь, то снежная гладь, если не тоска – то горе. Когда мы цепляемся за Господа, мы, даже если и не знаем, куда плыть, все таки плывем куда надо. Прочитаем отрывок из Евангелия от Матфея из 27 главы. О спасении на кресте. Евангелие от Матфея 27:22-54:
«Пилат говорит им: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? Говорят ему все: да будет распят! Правитель сказал: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее кричали: да будет распят! Пилат, видя. Что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки пред народом, и сказал: не виновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И отвечая весь народ, сказал: кровь Его на нас и на детях наших. Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса бив, предал на распятие. Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздевши Его, надели на Него багряницу; и, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся, Царь Иудейский! И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове. И когда насмехались над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие. Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его. И пришедши на место, называемое Голгофа, что значит «лобное место», дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить. Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий; и, сидя стерегли Его там. И поставили над головою Его надпись, означающую вину Его: Сей есть Иисус, Царь Иудейский. Тогда распяты с Ним два разбойника: один по правую сторону, а другой по левую. Проходящие же злословили Его, кивая головами своими и говоря: Разрушающий храм и в три дня Созидающий! Спаси Себя Самого; если Ты сын Божий, сойди с креста. Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: других спасал, а Себя Самого не можешь спасти! Если Он царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога: пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын. Так же и разбойники, распятые с Ним, поносили Его. От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого. А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! Лама савахфани? То есть: Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он. И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить. А другие говорили: постой; посмотрим, придет ли Илия спасти Его. Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот, завеса в храме разверзлась надвое, сверху до низу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тел усопших святых воскресли, и, вышедши из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим. Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий».
То, что Иисус сделал на кресте – это то, чего никакой медный змей не может сделать. Он по-настоящему спас всех людей. У одного из самых христианнейших авторов, писателей, у которого и имя даже христианнейшее – Ганс Христиан Андерсен, есть произведение, к которому хотелось бы сейчас обратиться. Вот послушайте, что пишет Андерсон, с чего, в частности, начинает:
«Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь. Жил был тролль, злющий презлющий, то был сам дьявол. Один раз он был в особенном расположении духа, он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось до нельзя. Все негодное и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей – уродами, или, казалось, что они стоят вверх ногами, а животов у них вовсе нет. Лица их искажались до того, что нельзя было и узнать их. Случись у кого на лице веснушка или родинка, она расплывалась во все лицо. Дьявола все это ужасно потешало.
Доброе, благочестивое человеческая мысль, отражаясь в зеркале невообразимой гримасой так, что тролль не мог ни хохотать, радуясь своей выдумке. И ученики тролля, у него была своя школа, рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде. Теперь только, говорили они, можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете. И вот они бегали с зеркалом повсюду, скоро не осталось не одной страны, ни одного человека, которые не появились в нем в искаженном свете. Напоследок захотелось им добраться и до неба, чтобы посмеяться и над ангелами и самим Творцом. Чем выше поднимались они, тем сильнее кривилось и корчилось зеркало от гримас. Они еле-еле удерживали его в руках, но вот они поднялись еще, и вдруг зеркало так перекосилось, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги. Миллионы, биллионы его осколков наделали, однако, еще больше бед, чем само зеркало. Некоторые из них были не больше песчинки, разлетелись по белу свету, попадали, случалось, людям в глаза и так там и оставались. Человек же с таким осколком в глазу начинал видеть все на выворот или замечать в каждой вещи одни лишь дурные стороны, ведь каждый осколок сохранял свое свойство, в котором отличалось само зеркало.
Некоторым людям эти осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего, сердце превращалось в кусок льда. Были между этими осколками и большие, и такие, что их можно было ставить в оконные рамы, но уж в эти окна не стоило смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли и на очки. Беда была, если люди надевали их с целью смотреть на вещи и судить о них вернее. Злой тролль хохотал до колик. Так приятно щекотал его успех этой выдумки, но по свету летало еще много осколков зеркала, послушаем же про них».
Вот так начинается это произведение. Вы не замечали, не попадал ли такой осколок в ваше сердце? Или в глаз? Если попадал, то мы смотрим друг на друга через такие вот стекла, судим друг о друге таким вот сердцем. Вы не замечали, что о вещах достойных и красивых, вещах благородных, мы судим с яхидцей, высмеиваем их. Зато мы равнодушны к тому, к чему нельзя быть равнодушным. Вы не замечали, как белое у нас становится черным, а черное становится белым? Вы не замечали, какими злыми и вредными мы иногда бываем? Вы не замечали в себе эти осколки, когда хотели кому-то сказать недобрые слова, навредить кому-то хотели?
Но, слава Богу, что кроме этих осколков по миру разлетелось еще кое-что: по миру разлетелись капельки горячей крови Иисуса Христа со креста. Когда Ему пробивали руки, эта кровь по всему миру разлетелась. Вся кровь Иисуса Христа, вся сила Его, все богатства Его несметные на Голгофе были даны тем, кто сказал: я с Тобой, я ополчаюсь против зла, я знаю, в чем зло, я знаю, где оно и я хочу гнать это зло. И Господь говорит: берите. Ни капля из этой крови врагу не досталась, ни копейка из сокровищ небесных. Теперь подумайте, поймите, какие вы на самом деле богатые.
Прочитаем дальше из истории «Снежной королевы». Вы помните, что кусочек этого кривого зеркала попал в друга Герды – в Кая, и то, что ему до этого казалось добрым, стало казаться злым. Он стал раздраженным, насмешливым, стал над всем издеваться и потешаться. Но Герда пошла за ним, искала его по всему миру и нашла его среди глубоких снегов. Что он там делал? Кай складывал разные затейливые фигуры из льдин, и это называлось «ледяной игрой разума».
«В его глазах эти фигуры были чудом искусства, а складывание их, занятием первой важности. Это происходило оттого, что в глазу у него сидел осколок волшебного зеркала. Он складывал из льдин и целые слова, но никак не мог сложить того, что ему особенно хотелось, слово ВЕЧНОСТЬ. Вот вам, пожалуйста, вечная мерзлота, а вечности не получается. Снежная королева сказала ему: «Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару новых коньков». Но он никак не мог его сложить. В это время в огромные ворота входила Герда. Она прочла вечернюю молитву, и ветры улеглись, заснули. Он свободно вошла в огромную ледяную и пустынную залу и увидела Кая. Девочка сейчас же узнала его, бросилась к нему на шею, крепко обняла его и воскликнула: Кай, милый мой Кай, наконец-то я нашла тебя, но он сидел все такой же неподвижный и холодный. Тогда Герда заплакала, горячие слезы ее упали к нему на грудь, проникли в сердце, растопили его ледяную кору и расплавили осколок. Кай взглянул на Герду и она запела: розы цветут, красота, красота, скоро узрим мы младенца Христа. Кай вдруг залился слезами и плакал так долго и так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами, тогда он узнал Герду и очень обрадовался: Герда, милая моя Герда, где же ты была так долго, где был я сам? И он оглянулся вокруг, как здесь холодно, пустынно и он крепко прижался к Герде. Они смеялись и плакали от радости. Да, радость была такая, что даже льдины пустились в пляс, а когда устали, улеглись и составили то самое слово, которое задала сложить Каю Снежная королева. Сложив его, он мог сделаться сам себе господином, да еще получить в дар от нее весь свет и пару новых коньков».
И кончается эта история такими словами:
«Холодное, пустынное великолепие чертогов Снежной королевы было забыто ими как тяжелый сон. Бабушка сидела на солнышке и громко читала Евангелие: «Если не будите как дети, не войдете в Царство Небесное». Кай и Герда взглянули друг на друга и тут только поняли смысл старого псалма: «Розы цветут, красота, красота, скоро узрим мы младенца Христа». Так сидели они рядышком оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло теплое благодатное лето».
Так кончается эта история.
Христос пришел для того, чтобы каждого из нас спасти, каждого из нас обогреть, чтобы этот осколочек выплавился из нашего сердца, потому что кровь Христа горяча, и когда мы стоим в тени креста, и на нас попадает хоть одна капелька, то она расплавляет наше сердце. И когда мы начинаем плакать, она расплавляет ту льдинку, которая в наших глазах. И тогда мы начинаем искать других людей, когда мы начинаем искать тех, кто смотрит на мир через глаза снежной королевы; тогда мы начинаем искать тех, кто колючим взглядом смотрит на мир, кто всегда всем недоволен, кто всегда мучается от чего-то и мучает других; тогда мы согреваем их, тогда мы приводим их под тень креста, когда на них падает капелька крови, в них тоже происходит это чудо – растаивает сердце. Меня согрели, в свое время, и согревают, потому что эти осколки – они как снежинки тают, но они потом снова падают, потому что на дворе такой мороз, что ни тронь – все в лед. Пока Господь не придет, эти осколочки так и будут попадать в наше сердце, так и будут они в наши глаза попадать, и так мы и будем нуждаться в том, чтобы кто-то согрел нас, чтобы кто-то растопил в нас лед.
Но вот в этом году я вновь встретился со своими друзьями из Флориды, и они мне напомнили о том, о чем я успел, было, забыть, чему не придал значение. Оказывается, для них это было чем-то важным, они об этом не раз думали, многим людям рассказывали. В прошлом году, когда они приезжали, мы ездили в Ревякино, в Желыбинский детский дом. Когда мы возвращались назад, было уже темно. Стоял мороз. Мне вдруг показалось, что на обочине что лежит что-то серо-непонятное. Я проехал чуть дальше, но что-то заставило меня остановиться, развернуться и подъехать посмотреть: что же там такое. А этим «чем-то» оказался человек: лежит себе, уже на половину засыпанный снегом. Мы выбежали к нему. Обычная картина: пьяный, лежит, снегом его запорошило. А американцы, муж и жена, они оба врачи, стали прощупывать его пульс. Но пульс не прощупывался, руки и ноги были холодными, лицо синим. Мы его занесли в машину, включили на всю печку, отогрели, растерли кое-как. Потом целый час искали, где же он живет.
Доехали до поселка (это где-то километров восемь по лесу), целый час по всему этому поселку возили и водили этого человека, который абсолютно ничего не мог сказать. Даже когда он сообразил, что его куда-то ведут, он ничего не мог сказать. Мы его просто водили на опознание, и все ближе и ближе приближались к тому дому, в котором он жил. Когда у него началось хоть немножко проветриваться в голове, он услышал, что говорят на каких-то незнакомых языках. Он, наверное, сначала подумал, что оказался уже в раю. Бедняга начал плакать и говорить: «спасибо, брат, спасибо, брат». Больше ничего не мог сказать. Но, видя, что ничего чудодейственного при этих словах не происходит, что места вроде как знакомые, хотя ангелы его продолжают тащить с двух сторон, и говорят они совершенно на непонятных языках, он понял, что еще по этой земле ходит, и выложил свой словарный запас иностранных языков. Много раз он повторял: данке шон. Мы, в конце концов, нашли тот дом, в котором он жил, довели его до квартиры. Жена его совершенно спокойно отреагировала и сказала: «А чего вы его тащили? Может, дошел бы, а может – нет». Больше всего нас в этой истории поразило это спокойствие, это равнодушие.
Американцев тогда так задела эта история. На моем веку это был не первый такой пьяный, поэтому я как-то даже не помнил о нем. Но вот они помнили, и в этом году приехали с детьми. И я думал: вот так, мелочь, вроде, а людям важно. Так и Господь нас подбирает по жизни, затаскивает в тепло, и потом мы можем только делиться тем теплом, которое Он нам дал – иначе нам самим станет холодно. Одному – как согреться? Никак одному нельзя согреться. Пусть дороги скользкие, пусть все плохо в этом мире, пусть скользок каждый шаг наш, но у Бога тепло, у Бога надежно и безопасно. Вот такой наш Господь, вот, что Он сделал для нас на кресте. И все богатство, которое было у Него, он отдал нам. Ни одной каплей крови не укрепил врага нашего, но каждой каплей крови согрел, укрепил нас, дав нам неведомую силу.