Единорог. Часть 3. гл. 3

Ирина Гирфанова
начало: http://www.proza.ru/2012/05/15/1167


Проси, не проси, но времени жесть
Над миром изогнута надвое.
Кому хочется пить, кому хочется есть,
На левое встать иль на правое.
Но если ты знаешь по имени свет,
Из которого травы да радуга,
Твой янтарный рассвет стоит впереди
Словно пагода!




Я пришёл в себя в душном жарком помещении. Я лежал на колючей  циновке прямо на земляном полу. Справа, рядом со мной, в полумраке трепетно перемигивались угли гаснущего костра. Тусклый свет факела, будто висящего в тёмной пустоте над головой, не мог пробить густую завесу клубящегося вокруг меня дыма. Слева раздавалось невнятное бормотание.

Я медленно повернул голову и вздрогнул от ужаса. На меня смотрело жуткое неподвижное лицо с огромной чёрной пропастью беззубого рта и узкими щёлками непроницаемо-бездонных глаз. Вокруг раскрашенного красно-чёрно-белыми  полосами лица топорщились седые длинные волосы. В дыму проступал силуэт косматой, с торчащими во все стороны клочками длинной шерсти, фигуры. Аромат незнакомых растений щекотал ноздри. Постепенно в пустом колоколе головы начинали позванивать слабые отголоски воспоминаний. Поймав мой взгляд, лицо отстранилось и бормотание смолкло. Страх улетучился вместе со звуками. Первозданная тишина оглушила меня, заставив засомневаться в реальности происходящего.  Уж не снится ли мне всё это? Я с силой сжал кулаки и вновь расправил пальцы. Нет, я не спал.

Странно, но теперь меня встревожила не необычная обстановка вокруг, а непривычная лёгкость во всём теле, как будто я находился в невесомости. Потом я начал медленно погружаться в состояние небытия. За свои недолгие предыдущие жизни я испытал много чего, но такое со мной было впервые. Не было ничего. Пустота. И я, как частица этой пустоты. Часть ничего. Наверное, со стороны это звучит странно, но именно так я себя и чувствовал, пока совсем не исчез. Напоследок, до окраины моего гаснущего сознания донёсся незнакомый мужской голос:

 - Всё. Осталось немного подождать, пока....

                **************


Меня разбудил озорной солнечный лучик, прыгающий с одного закрытого глаза на другой. Аппетитный запах свежеиспечённых лепёшек окончательно прогнал затянувшийся сон.

Я открыл глаза и попытался сесть. Однако гамак, приютивший меня, качнулся от неловких с непривычки движений. Я свалился на тёплую влажную землю. На звук упавшего тела во входном проёме тут же показалась мамина голова:

 - Калк, нНаконец-то! - радостно проговорила она. - Я уже начала волноваться.

Я с удивлением обнаружил, что здорово вырос, пока спал. Было ощущение, что мне уже лет пять, таким большим я себя чувствовал и видел.

 - Мам! - жалобно вырвалось у меня. - Что со мной?

 - Не волнуйся, солнце моё, теперь с тобой всё будет в порядке, - она подошла ко мне и потрепала по отросшим густым кудрям. Её рука наткнулась на рог и слегка почесала его. Мне всегда это нравилось, вот и сейчас я сразу успокоился.

 - Мне приснилось страшное чудовище, - поделился я с ней первым, что пришло в голову.

 - Калк, как я рада! - она счастливо засмеялась, сверкнув ровным рядом белых зубов на шоколадном лице.

 - Чему? - не понял я. - Что мне приснился страшный сон?

 - Да нет же, дорогой! Что ты помнишь это! Ты потерял память и три года, просыпаясь, не помнил, даже как тебя зовут.
 
Я удивлённо посмотрел на неё, потом на себя. «Так вот, почему я кажусь себе таким большим!» - подумалось мне.

 - Мам, а расскажи, что произошло за это время, - заныл я шутливо, - ну, пожалуйста.

 - Подожди немного, Калки, сейчас я закончу печь лепёшки, и мы с тобой погуляем. Я тебе всё-всё расскажу, - и она вышла из круглой комнаты, в центре которой за крюк в потолке был подвешен мой гамак.
         
Я вышел вслед за ней и с удивлением увидел незнакомое мне место. Покопавшись в памяти, я вспомнил сумерки раннего утра, рыбью голову с ярко-зелёными глазами.  Селение, затерянное в непроходимой сельве у подножия высоких гор, низкорослых индейцев. Кажется, я был у них богом. Но сейчас передо мной была совсем другая деревня.

Моим глазам предстала большая светлая поляна, тщательно расчищенная от буйной растительности. Два ряда аккуратных круглых хижин образовывали широкую улицу. Крупные птицы с тяжёлыми оранжевыми клювами разгуливали среди людей. Поймав мой взгляд, мама рассмеялась:

- Что, удивлён? Это ручные туканы. Ты здесь увидишь ещё много нового.

Туканов я видел и прежде, но ручные? Оглядевшись, я обнаружил, что нас окружила и с интересом разглядывает меня группа индейцев, совсем непохожих на тех, которых я видел до сих пор. Они были гораздо выше, с более тонкими чертами лиц, по-другому причёсаны и одеты. Где мы, и как мы сюда попали?
          

Через некоторое время мы шли с мамой по упругому ковру палой листвы, и она рассказывала мне, что с нами случилось за то время, пока я, если можно так сказать, находился вне себя.

    - Счастье моё, как я рада, что ты опять стал прежним! – мама держала меня за руку, и я с удовольствием чувствовал тепло её узкой твёрдой ладони. - Сейчас, мой милый, я попробую вспомнить и рассказать тебе самые яркие события из лет, которые ты пропустил.
         
Мы с ней углублялись всё дальше и дальше в лес. С каждым шагом он становился все менее проходимым. Густые лианы переплетали высокие толстые и тонкие стволы деревьев, стоящих почти вплотную друг к другу. Я понял, что светлая поляна, на которой расположилась индейская деревня – плод невероятных усилий её жителей, расчистивших это место и сделавших его пригодным для жилья.

 - Пожалуй, начну с начала, - произнесла мама после небольшой паузы. – Если ты помнишь, мы с тобой, тайком от наших телохранителей, пошли купаться.

- Да, помню! – кивнул я. – Ещё помню блестящую голову здоровенной рыбины. Больше ничего.

 - К счастью, я уже к тому времени неплохо научилась понимать и говорить на том диалекте, которым изъяснялись приютившие нас индейцы, - кивнула мама. - Мы тогда поступили очень опрометчиво, сбежав от них. Будь они рядом, ничего непредвиденного с тобой не произошло бы.

 - Мама, – укоризненно произнёс я. – Как ты не понимаешь, что со мной, а значит и с тобой, не происходит ничего случайного. Просто мы ещё не умеем различить и связать в единую цепь некоторые события. Но если ты обратишь на это внимание, то поймёшь, что без чего-то одного не было бы другого.

 - Да, Калки, конечно, с течением времени и я это вижу. Но пока у меня нет столько веры, чтобы отдать себя и тебя в руки провидения, и не роптать при этом.

 - У каждого свой путь к вере и к своему предназначению! – я засмеялся. – Кажется, я становлюсь пафосным.

 - Ты у меня очень умный, – в её голосе было столько нежности и уважения к своему пятилетнему сыну, что у меня перехватило дыхание и на глазах выступили слёзы. Но мама сделала вид, что ничего не заметила и продолжила:

 - Так вот, индейцы охраняли нас не для того, чтобы мы не сбежали - бежать в нашем положении было  верхом глупости. Они берегли нас от опасностей, к которым сами давно привыкли. А мы чужаки, самонадеянно решили, что сможем обойтись без них!
         
Итак, когда я почувствовала сильный электрический разряд, то обернулась и увидела, что ты лежишь на воде, как резиновая кукла – раскинув руки, без признаков жизни. Я закричала от ужаса и бросилась к тебе. На мой крик почти сразу прибежали наши охранники. Они мгновенно поняли, в чём дело и объяснили мне, что тебя поразил электрический угорь. Я не пострадала, потому что намного крупнее тебя. Но мы ведь были так уверены, что животные тебя не трогают!

 - Значит, рыба – не животное, – глубокомысленно заметил я.

 - Ты вот шутишь, а шаман сказал тоже самое, – вздохнула мама. – И ещё он сказал, что боги забрали твою память, чтобы вложить в неё что-то важное. Но они оставили тебе разум, чтобы ты мог продолжать опыт своей телесной жизни. Ну, это я тебе говорю так, как я это поняла. Между прочим, после случая с тобой, они стали относиться к тебе ещё бережнее. А я, было, испугалась, что теперь они нас съедят.
       
Прошло несколько месяцев, может быть около года. Сам понимаешь, как трудно в этих лесах не сбиться со счёта. Правда, я теперь научилась узнавать время по-индейски! – и она хвастливо стукнула себя ладонью в грудь.

 - Однажды, племя отмечало рождение сына вождя, - переведя дыхание, продолжила мама. - Для этого всем жителям деревни нужно было присутствовать на торжественной церемонии на берегу священного озера. Там у них всегда происходил ритуал прихода в мир нового человека. Особенно, если это сын вождя. Всё было так таинственно и так красиво! Праздничные одежды и раскраска индейцев, солнечные блики на воде, на листве. Украшенные цветами женщины, вождь, одетый в золото и его жена с новорожденным сыном, абсолютно обнажённые, но обсыпанные чем-то блестящим, очень похожим на золотой песок. Барабанная дробь и слаженное всеобщее пение дополняли картину праздника. Нам с тобой отвели самое почётное место рядом с шаманом.

И вот, когда торжество было в самом разгаре, откуда ни возьмись, словно демоны, из-за деревьев на праздничную процессию налетели и окружили жуткие полуобнажённые женщины, вооружённые луками и копьями. Их лица были устрашающе раскрашены, и у каждой не было одной груди.
         
Пока напавшие стояли с натянутыми луками, нацеленными на шамана, вождя и его жену, несколько женщин-воинов взяли нас с тобой в кольцо, и одна из них, самая страшная, проговорила шаману что-то непонятное. Шаман побледнел и передал вождю их требование: мы с тобой должны пойти с этими воительницами, иначе погибнет всё племя. Тогда мне показалось странным, что наши друзья, для которых ты был богом, даже не попытались как-то защитить нас. Уже позже я узнала, что нас захватили амазонки, и победить их в сражении было совершенно невозможно. Забрав нас, они ушли и никого не тронули, но при сопротивлении, не колеблясь, выполнили бы свою угрозу.
          
В общем, так мы с тобой покинули племя конибо, которое погубило Альваро, но, приютив, спасло нас от леса. О племени конибо мне потом рассказал верховный жрец майя. Оказывается, конибо - одно из древнейших племён, живших здесь на протяжении тысячелетий. Когда-то это был народ с развитой культурой, его крупные поселения соединялись широкими дорогами, население занималось обработкой почвы и земледелием ещё четыре тысячи лет назад. Невероятно, Калки – четыре тысячи лет назад! Если честно, у меня в голове не укладывается! И, тем более не по себе становится, когда видишь, во что превратился народ с такой историей.

Что я мог ответить маме? В моей голове это-то как раз прекрасно укладывалось. Меня волновало совсем другое. После сегодняшнего пробуждения у меня было стойкое ощущение, что я себе не принадлежу. Ну, или чувствую себя не в себе. В общем, не знаю, как это выразить словами, но я понимал, что со мной что-то не так. Чтобы не тревожить её, я лишь кивнул, как бы соглашаясь, и попросил продолжать рассказывать дальше.

- Амазонки привели нас в своё селение, - не заставила мама упрашивать себя. - Представляешь, у них там совсем не было мужчин. Ни одного! Когда они смыли с себя воинственную раскраску, то оказались довольно милыми, хотя и суровыми. Их предводительница - высокая белокожая женщина, довольно молодая и симпатичная, встретила нас очень приветливо. У неё, так же, как и у остальных, была отрезана одна грудь. Потом мне объяснили, что это делалось для того, чтобы было удобнее стрелять из лука. А шаманка у них была индианка – очень старая, с всклокоченными седыми волосами и без зубов. Я заметила, что она там - единственная старуха. Все остальные были не старше тридцати – тридцати пяти лет.

Шаманка знала несколько местных диалектов, в том числе и тот, на котором изъяснялись люди племени конибо, первыми приютившие нас. Так как нас с тобой поручили её заботам, мы с ней много разговаривали. Она рассказала мне, что большинство из этих отважных женщин просто не доживают до преклонного возраста. Их основное занятие в жизни – сражаться. Едва научившись ходить, они начинают тренироваться. И многие погибают, не дожив до старости. А те, кому не повезло, и они не смогли погибнуть в сражении, почувствовав, что становятся обузой своим боевым подругам, уходят доживать в большие племена, где пользуются большим почётом. Но таких немного.

 - А откуда берутся амазонки, если среди них нет мужчин? – не удержался я от вопроса. Я ещё ни разу не доживал даже до юношеских лет, но откуда берутся дети, почему-то знал.

 - Амазонки поддерживают связь со многими племенами, которые вступают в контакт только с ними. Для мужчин любого племени большая честь стать отцом ребёнка амазонки. Родив младенца, мальчиков матери вскоре отдают отцам, а девочек воспитывают по-своему. Амазонки – это своего рода наёмные воины, которых в случае необходимости, призывают на службу враждующие племена. Но главная их задача – охранять селения майя, спрятанные в неприступных дебрях Амазонии.

- Майя? Ты сказала – майя? Это племя, покинувшее свои прекрасные города и исчезнувшие неизвестно где несколько столетий назад? – до меня только сейчас дошёл смысл уже упоминавшегося мамой слова. У меня перехватило дыхание. В памяти что-то забрезжило, что-то, чего я никак не мог вспомнить. Что там говорил маме шаман конибо – боги дополнят мою память чем-то особенным? Может быть, так оно и было. Но, как я не напрягался, толком ничего так и не вспомнил.

 - Да, майя. – Мама удивлённо посмотрела на меня. – Я думала, ты это знаешь! Жрец рассказывал мне о том, как в незапамятные времена пришедший в его племя солнечный бог предупредил его предков об опасности, и они покинули свои горы и свои города и, переправившись через море, затерялись в бескрайнем лесном океане.

 - Странно. Мне кажется, что знал, – я был удивлён не меньше неё. – Ничего не понимаю! Даже если мою память и похищали боги, то они скорее из неё что-то удалили, а не добавили! Я не могу ни на чём сосредоточиться! Но кому и зачем это могло понадобиться?

 - Как же так?! - в мамином голосе прозвучала тревога, но на словах она попыталась успокоить меня. - Ладно, не беспокойся, сынок. Здесь, у майя, есть верховный жрец, которому многое ведомо. Его зовут Нах Кан – Великий Змей. Возможно, он тебе что-нибудь приоткроет. Это как раз то чудовище, что ты видел, как во сне. Только тогда он был в ритуальных одеждах. Нах Кан вернул тебе твоё сознание. Я думаю, вы ещё с ним о многом поговорите.

Я чувствовал, что мама, как и я, в замешательстве. В её сознании не укладывалось, что мои способности вернулись ко мне не в полной мере. И она изо всех сил старалась верить, что всё происходящее со мной не случайно и несёт в себе  только благо.

 - Ну, хорошо, потом разберёмся, – я лихо тряхнул буйными кудрями. – Давай, рассказывай дальше. Ведь на этом приключения не закончились? Как мы попали от амазонок к майя?

 - Так амазонки нас и забрали у племени конибо по указанию вождя майя! Когда до майя дошли слухи, что дикое племя конибо держит у себя того, кого они ждут уже многие столетия, для нас всё было предрешено. Понимаешь, хотя мы находимся в самых недоступных дебрях Амазонии, и большинство индейских племён живут разобщено и не вступают друг с другом ни в какие отношения, майя здесь создали хорошо организованное государство и находятся в курсе всего, что происходит в амазонских лесах. А для воительниц-амазонок нет ничего невозможного, в смысле разведать и добыть.

- Понятно! И что было, когда мы попали сюда? – спросил я уже с меньшим интересом. Я немного устал от потока свалившейся на меня информации. Долгое время мой мозг отдыхал, и мне трудно было сразу настроиться на нужную волну.

 - Да ничего особенного! Жрец посмотрел на тебя и сказал, что пока надо всё оставить как есть. Что он вернёт тебе память, когда придёт время. Но, ты же не был глуп. Просто я каждое утро говорила, как тебя зовут, кто ты, кто я, где мы находимся, как надо себя вести. К тому же, местные дети, зная, что ты особенный и священный, помогали тебе. Так что, ты играл с ними, делал тоже, что и они, и не чувствовал никакого неудобства. Ну, а три дня назад жрец сказал, что пора. Он провёл обряд и велел мне охранять твой сон и покой, чем я, собственно и занималась всю твою жизнь.
Мама крепко обняла меня, и мы пошли обратно в деревню.


С тех пор некоторое время мы жили в состоянии покоя и безмятежности. Я играл с другими детьми, помогал маме по хозяйству и чувствовал себя абсолютно счастливым. И верховный жрец, и верховный вождь про меня как будто забыли. Мои друзья мальчишки принесли мне котёнка оцелота, и я подолгу возился с ним, воспитывая и играя.

Меня поражала природа этих волшебных мест, буйство растительности, многообразие животных, птиц и насекомых. Кстати, крупных хищников там почти не было. Разве что ягуары могли ещё как-то пробираться через непроходимые заросли и болота. Особенно мне пришлись по душе удивительные птички колибри. Размером с бабочку, яркие, имеющие неуживчивый боевой характер, они легко нападали на гораздо больших по размеру птиц. Ещё они умели летать назад! Индейцы называют крошку колибри бейжа-флор, что означает «поцелуй цветка». У них есть легенда, так поразившая меня своей пронзительной поэтичностью, что я просто не могу не рассказать её.
    
Дети двух враждующих племён – девушка по имени Цветок, и юноша, по имени Колибри, страстно любили друг друга. Они долгое время встречались тайно, пока отец девушки не решил выдать её замуж за одного из своих приближённых. Чтобы избежать свадьбы с нелюбимым, она стала просить бога Солнца о смерти. Бог Солнца сжалился над несчастной красавицей, и сохранил ей жизнь, превратив в цветок. Узнав об этом, юноша Колибри тоже взмолился о помощи, и добросердечный Владыка светила превратил его в маленькую птичку колибри, питающуюся цветочным нектаром. С тех пор колибри порхает от цветка к цветку, пытаясь распознать в их нектаре вкус поцелуев своей возлюбленной. Когда они встретятся, то вновь обретут человеческий облик и уже никогда не расстанутся.

Эта старинная индейская легенда произвела на меня такое впечатление, что я запомнил её навсегда. Став взрослым, когда мною овладевал любовный дурман, я всегда сопоставлял свои чувства с этой сказкой – пошёл бы я на такой шаг ради любимой или нет. И если отвечал сам себе «нет», то не поддерживал дальше романтические отношения с понравившейся девушкой.

                *************


Но, я отвлёкся. Тем утром я, как обычно, решил встретить рассвет в одиночестве, побегать на четырёх быстрых ногах, почувствовать острее, чем чувствует человек, ароматы влажной земли, цветущих растений, острые запахи диких животных. На душе почему-то было тяжело. Деревня ещё спала. Но не успел я скрыться за деревьями, как услышал встревоженный мамин голос: 

  - Калк, где ты? Иди сюда!
         
Я подошёл к ней неслышно сзади и легонько боднул головой её в спину. Она вздрогнула, обернулась и обняла меня.

 - Калк, милый, пожалуйста, не убегай сегодня далеко. Что-то у меня неспокойно на сердце! - она отпустила меня и потрепала по голове.

 - Не волнуйся, мам, что со мной может случиться? – попытался я успокоить её и почувствовал, что вышло неубедительно. – Я ненадолго, мне надо!
      
И я убежал, не дожидаясь ответа. Я хотел поскорее превратиться, чтобы лучше понять, что со мной происходит. У меня не было дара предвидения, но интуиция меня ещё никогда не подводила. Да и мамина тревога, и опасения верховного жреца, с которым я встречался накануне, думаю, были неспроста.

Три дня назад мне исполнилось семь лет. Индейцы не отмечают дни рождения каждого человека, у них сезонные празднества проходят сразу для всех. А моя мама оставила из прошлой жизни только один праздник — день моего рождения. Ежегодно в этот день она устраивала для меня что-то особенное, и мы обязательно целый день проводили только вдвоём. Для меня это был лучший подарок, хотя она непременно готовила какой-нибудь сюрприз. В этот раз она подарила мне сплетённую ею из какой-то местной травы шапку-колпак. Мама сказала, что жрец упоминал эту траву, как отгоняющую злые силы. Даже в этом раю, где мы с ней оказались, она не могла быть абсолютно спокойна за меня. Шапка была красивая, и я, не придав особого значения маминым словам о злых силах, с удовольствием носил  этот колпак, прикрывая ставший заметным рог. 

Через день после того, как мы с ней отметили мой день рождения, меня призвал к себе верховный жрец Нах Кан.

Мама быстро искупала меня и одела в чистую одежду. Обычно я бегал, как и другие дети, почти голышом, за исключением лёгкой набедренной повязки. Теперь же мне пришлось надеть длинные домотканые штаны и такую же рубаху. Особого восторга у меня это не вызвало – с непривычки было очень неудобно.

Дорога, по которой повёл меня слуга верховного жреца, пряталась в густых зарослях цветущего ярко-красными цветами кустарника и непосвящённому была не видна. Преодолев лабиринт, искусно проделанный в зелёных колючих стенах, мы оказались на хорошо расчищенной и утоптанной дороге. Будто коридор между высоких стволов деревьев, она привела нас к частоколу гладко оструганных плотно подогнанных друг к другу и врытых в землю брёвен. В широких воротах стояли два стража. Они пропустили меня за забор, а мой сопровождающий остался снаружи.         

 
Нах Кан встретил меня на круглой поляне, в центре которой, в толстом слое седого пепла рдели угли тлеющего костра. Жрец оказался человеком средних лет, крепким, довольно высоким. Его чёрные волосы с густой проседью были забраны в две косы. Чёрные глаза смотрели на меня с некоторой тревогой. Я молча поклонился, не зная, как вести себя.

- Приветствую тебя, о, Сугамукси! – сказал Нах Кан, показывая мне место рядом с собой. Мы присели у края кострища.

- Большие перемены ждут тебя в скором времени, – начал жрец. – И к переменам этим ты, к сожалению, ещё не готов. Слишком многое складывается против тебя. А ты пока очень молод и слаб. Я попробую, чем смогу, помочь тебе, но прошу тебя, будь осторожнее. Я наблюдаю за тобой, Сугамукси – ты слишком беспечен.

- Но что мне может здесь угрожать? Я не чувствую никакой опасности, - пожав плечами, возразил я.

- Не чувствуешь, потому что ещё не сталкивался с подобными вещами, – нахмурился Нах Кан. – А когда столкнёшься, боюсь, будет поздно. Но, для начала я верну в твою память очень важные звенья цепи событий, упущенные тобой по независящим от тебя обстоятельствам, и которые вскоре могут пригодиться тебе.

И он рассказал мне то, чего не знала мама.

Как и предупреждал Альваро, обо мне было известно всем индейским жрецам. Когда я только появился в лесах Амазонии, верховный жрец майя сразу почувствовал моё близкое присутствие.

Однако воительницы-амазонки долго не могли найти меня, так как племя конибо обитало в самых труднопроходимых местах, сезонно следуя за рекой. Притоки Амазонки часто меняют свои русла, оставляя старые берега и прокладывая себе новые пути по сельве. И конибо вместе с рекой долго блуждали по Амазонской низменности, прежде чем их смогли обнаружить. Тем более что однажды Нах Кан вдруг перестал меня чувствовать, и поэтому поиски были ещё более затруднены.

Тогда он понял, что со мной что-то случилось. Жрец знал, что индейцы меня обидеть не могут, что меня не могут растерзать дикие животные. Значит, произошло что-то особенное. Нах Кан долго пытался выяснить, что именно, но меня скрывала тьма. Зато он чувствовал какую-то враждебную силу, которая стремилась овладеть мной. К счастью, меня вовремя нашли и доставили к нему. По тому, как он это сказал, я понял, что если бы я пробыл в забытьи ещё немного, со мной могло произойти непоправимое. Несколько лет здесь, рядом с Нах Каном, мне ничего не угрожало. Но теперь происходит что-то непонятное, но очень важное, и мне опять угрожает серьёзная опасность. 

- Всё время, пока ты жил в нашем племени, я пытался понять, откуда исходит эта опасность. – Громко и отчётливо, стараясь, чтобы до меня дошло каждое сказанное им слово, говорил Нах Кан. - И вот вчера духи открыли мне, что древний «тёмный» народ, который населял эти земли много тысячелетий назад, а потом внезапно исчез отсюда, охотится за тобой.  Этот народ владеет очень мощной магией, ей невозможно противостоять. Им помогают боги, прилетевшие с другой звезды.

- С другой звезды, – невольно повторил я. В памяти всплыла картина, открывшаяся мне, когда я спас нас с мамой от съедения конибу. – Зачем же я нужен этому народу? Что они знают обо мне?               

- Они знают, что ты можешь помешать их замыслам. Им нужна наша планета, и намерения у них отнюдь не мирные. Они ищут тебя, но у них представления о тебе не как о человеке! Духи открыли мне, что ты, вернув себе способность превращаться после обретения памяти, слишком часто убегаешь далеко от деревни и гуляешь в одиночестве. Это очень, очень опасно.

Я смутился - ведь я старался не показываться людям на глаза в своём истинном обличье, и был уверен, что никто, даже мама не знает, как я выгляжу на самом деле.

- Но мне необходимы эти прогулки и эти превращения, – попытался оправдаться я. - Благодаря ним, я становлюсь сильнее и возвращаю утраченные знания и память. А ухожу далеко, чтобы люди меня не видели. Однажды меня уже застрелил человек.

Увидев моё смущение, жрец улыбнулся.

- Никто из народа майя не причинит тебе вреда, как бы ты не выглядел. Индейцы знают о тебе из древних пророчеств. Увидев единорога, они вознесут ему мольбы, но, ни за что не будут стрелять в него.

- Тогда что мне может угрожать в лесу? – удивился я. – Почему мне нельзя иногда становиться другим?
 
- Опасность в том и состоит, что ты особенно уязвим для «тёмных» именно в своём истинном обличье. Неразумно рисковать главным ради недолгого удовольствия.

- Хорошо, – неопределённо пообещал я. - Впредь я буду осторожнее и осмотрительнее.   

Расставаясь, я чувствовал, что он недоволен результатом нашего разговора и тревога его только возросла. Я и в самом деле не придал должного значения его словам, о чём вскоре пришлось горько пожалеть.

                **********

Я не успел уйти далеко. Белое платье мамы ещё виднелось в редких просветах густой листвы. Она не пошла за мной, но и не вернулась в деревню, видно решив подождать меня на одном месте. Несмотря на это, я уже не мог остановиться и замер, настроившись на превращение. Почувствовав, что стою на четырёх ногах, ощутив знакомый прилив сил, я уже собрался сорваться с места, когда понял, что рядом кто-то есть. Это трудно описать словами, но своими чуткими ноздрями я уловил запах зла.

Сначала я увидел в нескольких метрах от меня бесформенный сгусток тьмы. С каждым мгновением это тёмное пятно уплотнялось, становилось темнее и принимало очертания фигуры, отдалённо похожей на человеческую. От него исходила такая ненависть и такая сила! Мне показалось, что из меня вытягивают душу. Я даже как будто увидел, как от меня к нему устремились пульсирующие лучи света, а он, поглощая эти лучи, становится ещё темнее.

Я испугался не на шутку и почувствовал, что он только этого и ждал. И тогда я вспомнил, что рассказывал мне старый шеке-муиск, а потом Альваро о моих способностях. Неимоверным усилием воли я отстранился от происходящего и исчез даже из собственного сознания. Где-то вслед пришло ощущение ЕГО испуга и недоумения. Потом я максимально сконцентрировался и резко направил свою энергию во врага. Краем сознания почувствовал, как он задрожал, завибрировал, как ядовитое облако под порывом ветра. Как стал стремительно уменьшаться, пока не исчез окончательно. А я, обессиленный, рухнул на землю. Последнее, что я помню – слетевший с моего рога подаренный мамой колпак и мой резкий нечеловеческий вскрик, разорвавший утреннюю тишину. 
          
                *************

Очнулся я в доме верховного жреца на низкой жёсткой лежанке. Нах Кан тихо о чём-то разговаривал с мамой. Уловив, что я пришёл в себя, жрец замолчал, и они подошли ко мне. Мама молча опустилась передо мной на корточки и заплакала, обняв за плечи. Мне было невыносимо стыдно за ту боль, которая читалась в её глазах. И перед жрецом было стыдно тоже – я не внял его словам, хотя должен был прислушаться к человеку, открытому для мира духов.

 - Очнулся? – положил заботливо Нах Кан сплошь покрытую татуировками руку на мой горячий влажный лоб. - Мне жаль, Сугамукси, что так вышло. Я не смог убедить тебя быть осторожнее. Хорошо, что на тебе была шапка из травы пири-пири! Это боги послали твоей матери желание сделать из этой травы шапку, чтобы ты остался жив, и чтобы «тёмные» не забрали тебя. Но, раз они узнали твоё место пребывания, то уже не оставят в покое. И это угроза не только для тебя, но и для всего моего народа. Отныне майя, несколько столетий укрывавшиеся в глубине амазонской сельвы, вынуждены покинуть обжитые места. Если тёмный народ узнал о нас, значит, скоро здесь появится цивилизация. Когда-то давным-давно солнечный бог предупреждал нас об этом. Все его пророчества до сих пор сбывались. 

Я был подавлен — из-за меня пострадали люди, приютившие нас с мамой, принявшие меня как спасителя. Но жрец грустно улыбнулся:

 - Не расстраивайся, Сугамукси, всё происходит так, как должно быть. Даже тебе пока не дано знать, где причина, где следствие в той цепи событий, которая называется жизнь.

 - Но, как же мы останемся без вашей защиты? - зазвенел напряжённо голос мамы. - Ты же сам говоришь, что теперь наши враги легко смогут найти нас из-за возросшей силы Калки!

Жрец, как мне показалось, с некоторым сожалением, проговорил:

 - Тебе не стоит так волноваться, Селия. Они, как это часто бывает, сами себе навредили, поддавшись нетерпению. Самообладание — великая сила.
             
Я не сразу понял, о чём он говорит. После встречи в лесу, придя в себя, я чувствовал большую слабость, но предполагал, что это скоро пройдёт, и не ошибся. Не мог я предположить другое — что моя волшебная сила исчезнет. Именно это и имел в виду жрец, успокаивая маму. Отдав все свои ещё неокрепшие силы на сопротивление «тёмному», я стал для них вновь невидим. Исчез даже мой рог! В том месте на голове остался лишь небольшой нарост в виде шишки, совсем невидный за волосами.

На следующее утро после происшествия со мной мы ушли от майя, распрощавшись с ними навсегда. Что стало впоследствии с ними, я не знаю. Нах Кан запретил мне даже думать о нём. Он предупредил, что я ещё не знаю всех своих возможностей, а среди них есть и способность к телепатии. И что если даже я не умею пока пользоваться этим даром, то мои волны могут поймать «тёмные». И наказать его племя за помощь мне. Он сказал, что его народ сделал для меня всё, что мог, и теперь наши пути должны разойтись, иначе я навлеку на них беду. Помня, сколько неприятностей свалилось на них из-за меня, я пообещал отныне неукоснительно следовать всем его советам.   
               
                *****************

Я стал обычным ребёнком. Это позволило маме вернуться в цивилизацию, чтобы дать мне образование. Ещё целых десять лет мы жили счастливо и спокойно, стараясь не думать ни о моём предназначении, ни об опасности, притаившейся в завтрашнем дне.

Всё кончилось в одночасье — трагически непоправимо и неотвратимо. Ко мне вернулись мои способности в тот момент, когда я потерял свою мать. Ещё до того, как в дверь позвонили и сказали, что она умерла, я уже увидел ту жуткую картину — скользкая после дождя дорога, кувыркающийся в кювет автобус, бледные губы мамы, перечёркнутые тонкой красной струйкой, её последний выдох:
- Калки!
 
Боль, пронзившая меня в тот момент, будто продырявила защитный панцирь. Я чувствовал, как опустошаясь от этой боли, я сразу же наполняюсь какой-то внутренней мощью, силой, которую уже невозможно ни отнять у меня, ни повлиять на неё. Я стал тем, кем должен был стать — Калком, разрушителем пороков. Пришло моё время! Теперь уже никто не сможет навредить мне, никто не сможет подчинить меня, и никто не сможет помешать мне выполнить свою миссию. Голова невыносимо чесалась. Я потрогал — давно забытый рог снова был на своём месте.


                Конец первой книги.