НОЧЬ СТРАШНА
Павел Облаков Григоренко
НОЧЬ
Однажды Каблукову приснился странный и даже ужасный сон. Ему снилось, будто явился к нему человек - кажется, это был его сосед, уже давно покойник , и заявил тихим и доверчивым голосом – что - ах Боже мой! - через два дня Каблуков умрёт...
Каблуков спал, и тихо было кругом. Окна его комнаты стояли нараспашку. Луна сияла торжественно, и тени своими чёрными пастями разрывали на части землю, густо облитую небесным молоком. Каблуков во сне испугался, хотел пробудиться, дёрнулся изо всех сил, картинка в его голове спуталась, пропала, и он, протяжно застонав, погрузился в тёмный и пустой теперь сон.
Когда утром Каблуков проснулся, то в груди его лежал отпечаток чего-то грустного, печального, страшного. Опрятная спаленка его в лучах первого солнца сияла чистотой и порядком: на столиках и в шкафу было прибрано, книжки одна к одной сложены, вещи аккуратно развешаны. Каблуков сел, обхватив голые полные колени, и соображал, отчего его настроение совершенно подавленное. Какое-то тягостное томление теснило его грудь, чувства его смешивались, и неудержимо радостная природа, с любопытством и удивлением заглядывающая к нему в окно, никак не отзывалась в нём. "Мне приснился какой-то сон,- с трудом вспоминал взволнованный Каблуков.- Эти сны снятся, и настроение утром обычно испорчено... Так что же было?"- спрашивал себя он и никак не мог вспомнить.
Зябкий, голубовато-жёлтый утренний воздух сыпался из окна, Каблукову сделалось, наконец, холодно голым сидеть, дёрнув плечами, он вскочил, и, сунув ноги в туфли, выбежал вон из спальни, на ходу взмахивая руками и приговаривая: "раз, два, три... раз, два, три..." Через минуту в ванной зашумела вода, и на кухне загремел крышкой чайник.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Придя на работу - а служил Каблуков, как и все другие, на самой обыкновенной службе - он увидел свой старик-стол жёлтого дерева, к столу плотно придвинутый стул с вытертой до тонких жилок обивкой, всякие предметы труда, безупречно ровно выложенные по углам, хранящие на себе следы его внимания и тепла,- и душа его затрепетала. "Вот оно, счастие!- восторженно подумал Каблуков, и ладони его приятно взмокрели.- Правы были, однако, старики социалисты, будущее человечества за чистыми помыслами и самоотверженным трудом, что верно, то верно."
- Здравствуйте всем!- вытаскивая голову из плеч, улыбаясь налево и направо и настраиваясь на рабочий лад произнёс Каблуков с чувством затаённых к коллегам любви и признательности, за то, что те просто есть, существуют, одним с ним воздухом дышат. Кругом него кое-где уже торчали лысины и причёски.
- Тэ-экс!- нараспев произнёс он и приступил. Вожделенно прошелестев одна об другую ладонями, зашумев туда-сюда носом, он потянулся к первой намеченной папочке. На часах было девять.
Каблуков был человеком ещё молодым лет тридцати пяти с гладким и сладким бритым лицом и круглой розовой лысиной в полголовы, которая блистала, как биллиардный шар. Длинный и мясистый нос его имел широкие ноздри, из которых торчала густая растительность. Толстые губы сияли нежно-бордовым, сахарным; подбородок - обыкновенный, чуть только вытянутый, с лиловым утренним порезом от острого лезвия. Глаза - большие и мягкие, карие. Высокие, умные уши, красноватые на свет, плотски двигались, когда он о чём-то думал или жевал. Ровные крупные его зубы приятно сверкали, потому что Каблуков не курил и ежедневно занимался полосканием полости рта лечебными травами. В общем, был Каблуков по-мужски привлекателен и полностью сознавал это своё достоинство.
Утро стояло замечательное. Лёгкий ветерок опускался на деревья, волнуя пышные тёмно-зелёные кроны, в которых, как в воде, купались птицы и кричали бешено, невидимые совершенно. Из-под соседнего стола выглядывали голые ноги статиста Петуховой и то складывались, то вдруг снова выпрямлялись.
- Каблуков,- протяжно, томно говорила Петухова, вертя белокурой маленькой головой,- дай карандаш.
- Нету!- никуда определённо не глядя, втягивая голову в плечи, отвечал Каблуков и накрывал рассыпанные на столе карандаши белым чистым листом. Там, где вопрос касался его личной собственности, почему-то любовь его заканчивалась.
- Отчего ты такой жлоб?- Петухова с презрением скривила губы.
- Потому что свои иметь нужно,- поучал Каблуков и старался не смотреть ей на ноги. Птички, палочки и нолики ложились на бумагу, толпились. Когда листок заполнялся, Каблуков, крякая удовлетворённо, клал его в сторону, внушительно прихлопывал сверху ладонью.
Мирный труд его продолжался ровно полчаса.
В девять тридцать, под стук конторских часов, в дверях появились двое: Семён Семёныч Гуменыга, начальник, и какой-то молодой человек в щегольских в квадраты штанах и в замшевом бежевом пиджаке. Лысины и причёски оторвались от бумаг и посмотрели.
- Павел Романович Блюхер,- представил молодого человека Семён Семёныч, и сурово на всех поглядел.- Прошу, как говориться, любить... Молодой специалист, прибыл к нам с распределением. Устраивайся, товарищ Блюхер, вон там у окошка,- расплываясь, подтолкнул молодого человека Семён Семёныч.
"Фамилия-то...- с неприязнью подумал Каблуков, углубляясь в дела. Блюхер уселся возле окна, рядом с Петуховой. Беспокойные полоски забегали в груди у Каблукова, не поднимая головы, из-подо лба он поглядел: Петухова, игриво двигая плечами, вынула пудру и принялась проводить в порядок щёки и нос.
- Молодой человек,- заискивающе дёргая бровями, обратилась она к Блюхеру, и пудра торжественно засияла у неё на носу,- не найдётся ли у вас лишней резинки?
- Разумеется,- будто ожидал вопроса, немедленно ответил молодой человек, растянул губы под тонкими усами в весьма соблазнительного вида улыбку. Щёлкнув стальными замками, он вынул из чемоданчика красивую резинку с красной на ней, точно капля крови, буковкой.- Вот возьмите.
Петухова едва не задохнулась, беря. Затем она, ошалело уставившись в одну точку, сосредоточенно тёрла бумагу на столе.
- А не тот ли вы Блюхер, который...- прервавшись, пылко поинтересовалась она, и глаза у неё на лице, точно светофоры, завибрировали.
- Так и есть, сударыня,- обращая томный взор на неё, мягко и вкрадчиво произнёс молодой человек.- Собственно, не тот самый, а потомок, естественно.
Ноги Петуховой заизвивались, точно змеи, под столом.
- Да ну?- Петухова, красиво выложив губы сердечком положила круглые локти на стол.
- Именно,- заметив упругие икры Петуховой, сказал товарищ Блюхер с плотским надломом в голосе.- И я обещаю,- мерзко, как мартовский кот, улыбаясь, продолжал он,-что возьму вас с собой в светлое социалистическое будущее, которое...
- Не мешайте работать!- гнусавым голосом вмешался Каблуков, описав в воздухе лысиной нечто похожее на полутрапецию. "Чёрт возьми,- скрипя пером, думал он,- только явился, блатной этот, а уже такой успех, и работать мешает."
- Ты ревнуешь, Каблуков?- качнувшись в его сторону и широко расставив глаза, ехидно спросила Петухова.- А не одолжишь ли мне, милый мой, карандаш?- улыбаясь, как пантера, вопрошала она. Каблуков заёрзал на стуле, но ничего не сказал. Палочки и запятые прыгали у него перед глазами.
- Пожалуйста, Любочка,- тотчас подал Петуховой свой новенький жёлтый кохинур Блюхер. Тревожные ремешки затянулись в груди у Каблукова туже. "Уж не ревную ли, точно?- пугаясь, спросил себя Каблуков.- Да ну, вздор какой!"- И он, коротко вздохнув, попробовал сосредоточиться. Петухова нарисовала что-то карандашом и отдала, при этом нижняя губа её страстно отвисала, и виднелись под ней сочные белые зубы, а взгляд её больших зелёных глаз был трепетный. Блюхер, принимая карандаш, дотронулся как бы невзначай к дрожащей точно от проходившего в ней электричества руке Петуховой и сжимал её руку гораздо дольше необходимого.
- Разрешите я вам помогу,- сверкая многозначительно взглядом, предложил ей он.- Работы у меня, как таковой, нет...
- Пожалуйста,- подвигаясь и освобождая край стула, пропела Петухова, и глаза её ещё жарче воспламенились.
К перерыву Павел Романович Блюхер сидел за столом Петуховой, совсем рядом с ней и, делая вид, что помогает в работе, тискал под столом ей голубую расплывшуюся ляжку. Петухова, закатив глаза, томно вздыхала и почти ничего не могла говорить. Поднявшись пройтись, Каблуков увидел омерзительную картину и ужаснулся. "Я его убью! Пришёл, понимаешь, гад..."- закипая, подумал он и, зверски стукнув за собой дверью, выскочил вон. В коридоре он спросил у кого-то сигарету, жадно затянулся и едва не упал от страшного головокружения. Плюнув, он потушил сигарету, и его сердце стало ещё черней, ещё злее.
Во время перерыва в столовой он занял самый дальний столик и, поедая омлет с колбасой, твёрдый, как резиновая подошва, угрюмо наблюдал, как Петухова и Блюхер, сидя бок о бок, беззаботно и похотливо смеются. Блюхер низко наклонялся к Петуховой и что-то шептал ей на ухо, отчего она, задрав высоко подбородок и дрожа белой, как снег, шеей, заходилась тоненьким мышиным писком. Ноги её, точно змеи, извивались под столом. Каблуков бросил недоеденный омлет и, кусая губы, пустился гулять по тёмным и пустым коридорам.
Придя с перерыва, Блюхер направился прямиком к столу Петуховой и, щёлкнув каблуками, вынул из-за спины бордовую георгину с дворовой клумбы.
- Ах!- Петухова захлопала в ладоши.- Откуда такая прелесть?
- Так вы пойдёте со мной в светлое будущее?- в упор мутно глядя на неё, хрипло спросил Блюхер.
- Пойду,- с закрытыми глазами тихо ответила Петухова. Тяжёлая, свинцовая злость стала заливать Каблукову сердце. Он схватил недописанный листки, громко скомкав его, бросил в корзину. Обхватив горящую голову руками, уставился в одну точку, ботинками под столом стал выбивать нервную чечётку. Скоро на его столе возник полнейший беспорядок, а смятые листы выскакивали из наполненной до краёв корзины.
- Ну что ж вы так, голубчик, полноте...- стоя над ним и, как голубь, ворковал Семён Семёныч, зайдя проведать подотчётный ему отдел и увидев смятение Каблукова; Блюхер при виде начальника тотчас переметнулся на своё место.- Вы вообще нормально себя чувствуете?
- Голова что-то...- соврал Каблуков, чувствуя, что попался и не смея поднять глаза.
- Ну не спешите, размереннее,- успокаивал его Гуменыга, гладя поплечу и вспотевшей лысине.
- Не найдётся ли у вас резинки?- спросила тем временем у Блюхера Петухова. И прежде чем тот ответил, Каблуков вскочил и, с грохотом свалив на пол стул и обдав изумлённого Семёна Семёныча воздухом, подлетел к Петуховой и протянул ей свою стёртую со всех краёв крошечную резинку, отвернувшись и глядя в сторону.
- Вот, поучиться нужно у Каблукова,- одобрительно кивая головой, сказал Семён Семёнович.- Трудолюбивый человек и ещё в высокой степени приличен. Что ж,- он многозначительно поцокал языком,- если женщина просит... Ну, работать,- и, лукаво посмеиваясь, ушёл.
- Ты что это Каблуков, серьёзно?- страшно удивилась Петухова. Каблуков кивнул, и густой румянец загорелся на его длинной лысине. - Ну ладно.- Она взяла, пожала плечами. Каблуков, ломая себе от счастья руки, вернулся на своё место.
- Пожалуйте вам и мою резиночку,- посылая из глаз огненные искры в Каблукова, елейно выговорил Блюхер и вынул свою резинку с буковкой.- Насовсем,- добавил он и жутко, дьявольски улыбнулся. У Каблукова оттаявшая было в груди глыба снова стала стремительно каменеть.
- Импортная?- восхищённо спросила Петухова, поворачиваясь спиной к Каблукову.
- Вы же видите, Любочка, литера латинская...- не обращая теперь никакого внимания на побеждённого Каблукова, говорил Блюхер и с вожделением дотрагивался до голых рук и плеч Петуховой. У Каблукова в глазах, заслонив собой весь мир, поднялся чёрный ком. Топая ногами и выставив вперёд руки, почти ничего не видя и не слыша вокруг, со зверским выражением лица он подскочил к Блюхеру и схватил того за горло. Блюхер начал задыхаться, у него посинели щёки, он неистово затрепыхался, стараясь дотянуться кулаками до носа Каблукова. Каблуков, скривив глаз, прицелился и коротко, но мощно, ударил Блюхера в лоб, тот покачнулся и обмяк. К ним с разных сторон подбежали и начали размирять. Блюхер сполз на пол и мелко задёргался. Затем сознание вернулось к нему, открыв затуманенные глаза, он вскочил.
- Гады, гады вы все!- всхлипывая, отряхивая драгоценный пиджак, закричал он,- я папе обо всём расскажу!- К нему, презрительно поджав губы, подошла Петухова и предложила платок. Блюхер оттолкнул её руку и, назвав дурой, выбежал вон из комнаты.
- Фу, грубиян какой,- низким, грудным голосом возмутилась Петухова. Каблуков предложил ей руку и, шаркая ногой, проводил её к столу. Садясь, Петухова пожала нежно Каблукову пальцы.
- Каблуков,- закрывая глаза, сказала она,- какой ты... мужественный, а я и не знала даже...- Каблуков сопел и смущённо отнекивался.
- Ты ради меня это сделал, да, Каблуков?- держа его руку, шёпотом спросила Петухова, находясь совсем уже рядом с ним.
- Конечно,- промычал Каблуков, чувствуя, что в груди у него загорается настоящий пожар.
- Я к тебе приду, Каблуков,- сказала Петухова, обдавая его горячим сладким дыханием,- сегодня в девять часов.
ЁЩЁ НОЧЬ
Каблуков ворвался домой счастливый. Он открыл старую бутылку коньяка и выпил, закусив леденцом, подряд две рюмки. Светлый образ Петуховой мерцал повсюду. Напевая весёлую, измучившую его мелодию, Каблуков вытер тряпкой пыль, вычистил пылесосом ковёр, ещё раз подровнял книги, и без того идеально выстроенные на полках, включил телевизор, и, сидя в кресле и покачивая ногой, принялся ждать Петухову.
В девять часов в дверь отрывисто позвонили. Уставший ждать Каблуков решительным шагом направился открывать.
- Милый мой Каблуков, ну здравствуй,- издавая душные волны запаха, сказала Петухова и, войдя, поцеловала ему лысину, шурша, вынула из пакета бутылку мерло.- Ну, как ты тут?- и она, сбросив туфли с полных, похожих на брусья ног, полетела в комнаты.
- Не хочешь ли коньяку, Люба?- густым, растерянным басом спросил Каблуков, чувствуя, как сердце его сладко замирает. На маленьком столе ждали салфетки, сладкие булки и конфеты.
- Давай,- отчаянно махнула она рукой и, хрустнув пружинами, уселась на диван.
Чокнувшись, они выпили коньяк, съели булки и конфеты и, упав на диван, стали ползать и целоваться.
Ночью к Каблукову, больно ударив его в сердце, пришло страшное воспоминание. Он взглянул на окно, на котором шевелилась штора, и голубая за ней стояла луна, и вспомнил, что к нему во сне явился чёрный человек и сказал роковые слова. "Не может быть,- думал, леденея, Каблуков,- чтобы я должен был бы умереть. Что за чушь - я молод, здоров..."
- Ну что же ты, Каблуков, давай!- жадно шептала голая Петухова и прижималась раскалёнными животом и грудью к нему.
- Да я... я...- всё в Каблукове остывало. "А вдруг,- как молнии вились в нём мысли,- вдруг - действительно... Какой-нибудь катаклизм, какая-нибудь трещина во времени, ко мне являются и предупреждают о неизбежном, бывают же такие сны в руку? Значит, я должен быть осторожен, бдителен..."
- Каблуко-ов!- сгорая от нетерпения, звала его Петухова и толкала в бок.- Ты что, уснул?
"... предельно осмотрительным,- обжигая ему мозг, продолжали сыпаться неизвестно откуда страшные мысли,- чтобы не дать повода, не спровоцировать, не зайти слишком далеко... Ох!- пугался Каблуков и всё быстрее, казалось ему, вертелся, падая, скользя куда-то в чёрную душную воронку,- я дрался, значит - мог получить смертельный удар и не встать; а, может,- совсем невероятное представлял он,- ...может, я сегодня переволновался, моё здоровье подточено, и я заболел? Нет-нет, вздор, какой вздор,- весь трясясь и отгоняя от себя жуткие мысли, твердил Каблуков, но ему уже мерещился красный гроб, в котором, выставив ноздри, лежит он, Каблуков, и траурная музыка дрожит над ним. Он поднялся, грубо оттолкнув Петухову. "А вдруг,- мрачно глядя на её тёмный силуэт в голубом окне, думал он,- она меня сегодня убьёт своим темпераментом? Вдруг я погибну под её могучим телом?"- холодный пот выступил у него на лбу.
- Ты что, Каблуков?- тряся тяжёлыми белыми грудями, всё сильнее толкала его Петухова. Каблуков молчал, как камень.
- Сволочь!- в полной ярости прошипела Петухова, оделась и вылетела, оглушительно хлопнув дверью.
Окно тотчас же отворилось, занавесь плавно подалась, и на фоне луны, ярко блиставшей, показался чёрный силуэт, вибрирующий в воздухе, и поманил замеревшего в ужасе Каблукова рукой.
- П-пошёл прочь!- не в силах внятно говорить, промычал он, со всех ног бросился запирать окно, громко брякнул стёклами. Он наглухо забил оконный проём шторой и, рыдая, бросился вниз лицом на кровать.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
- Да нет, уважаемый, всё в порядке,- монотонно говорил Каблукову розовощёкий очкастый доктор и, чуть брезгливо наморщив лицо, щупал тому жирные, мягкие подмышки.- Пульс нормальный, давление тоже. Не знаю, что и думать... Откройте рот, скажите "а-а"...
- А-а-а...- раскрыв рот, хрипел бледный и испуганный Каблуков.
- Горло чистое , налёта на языке нет...
- Вы уверены, доктор?
- Да, милый друг, да!- покоряя, засиял улыбкой доктор.- Абсолютно!
- Меня беспокоят видения, ночные галлюцинации...- жалобно проговорил Каблуков, без сил падая на стул.- Я на службу сегодня не пошёл, волновался...
- Значит, пришла твоя пора умирать!- оскалив два острых хищных зуба, рявкнул доктор и, дёрнув небритым кадыком, жадно глотнул слюну.
- Что-о?- сползая по спинке стула, простонал Каблуков.
- Я говорю,- сияя прекрасными зубами и глядя внимательно поверх очков на Каблукова, продолжал доктор,- небольшое нервное расстройство, переутомление, скорее всего...
"Померещилось, наверное,"- глядя во все глаза на источающего здоровье и доброту доктора, думал Каблуков, встряхнул головой.
- Я, пожалуй, пойду,- надевая курточку, промямлил он.
- Что ж, всего наилучшего,- наклоняя к бумагам голову с красивыми волнистыми волосами, сказал доктор.- И пожалуйста,- блеснув в Каблукова очками и повелительно взмахнув авторучкой, напомнил он.- Режим дня, никаких излишеств и холодные ванны по утрам, вот вам мой совет, молодой человек.
- До свидания,- ныряя носом в двери, пропищал Каблуков.
- Прощайте, голубчик,- произнёс доктор таким тоном, от которого звон заходил в голове Каблукова. Он, точно его вдруг толкнули, обернулся, с ужасом и вопросом уставившись на доктора. Но тот был уже погружен в исписанные фиолетовым листы и диаграммы.
- Можно заходить?- спросила у Каблукова многоголовая очередь, но тот, не ответив, сдавленно всхлипывая, промчался мимо неё по коридору и провалился на лестницу.
На улице шум и яркое солнце набросились на Каблукова, и он, глубочайше два раза вздохнув, подчинился им; сощурив нос и глаза, из-под поднятой козырьком руки он веселее посмотрел на утреннее светило и крыши, залитые им, с наслаждением вслушался в сочные звуки города, увидел беззаботно бредущих куда-то людей и, наконец, улыбнулся. "Что это я,- вспоминая свои ночные слёзы, думал Каблуков,- совсем раскис? Жизнь прекрасна! И ничего не предвещает конца,"- он повертел головой, делая наблюдения над окружающим его пёстрым потоком.-"Точно, наверное, переутомление."- Он вздохнул глубоко ещё раз, развернул широко плечи и направился, радостно стуча башмаками в натянутую твёрдую кожу асфальта, смотреть на проявления городской жизни.
Однако уже через четверть часа, заглянув в высокую витрину гастронома на Пушкинской, он увидал в ней странное отражение, до полусмерти напугавшее его: на него, блестя ужасными белыми суставами и оскалив квадратные зубы, глядел... скелет. На голове у Каблукова зашевелились волосы. Он обернулся: позади него никого не было, летели одни наверху облака и торопливо двигались прохожие. Каблуков, вывалив глаза и высоко вздёргивая колени, понёсся по улице. Когда, насилу отдышавшись, весь ещё от ужаса трясясь, он на носочках подплыл к какой-то большой, занявшей полнеба, витрине - на него глядела испуганная физиономия Каблукова №2. Каблуков ощупал себе голову, щёки и грудь и твёрдо пообещал себе больше в витрины не заглядывать. Он сел за столик в кафе на тенистой улочке и выпил стакан горячего рыжего чаю, чтобы взбодриться и отрезветь. Расплачиваясь у стойки, он заметил, что ладони его мелко, неприятно дрожат; пугливо оглянувшись, он крепко ухватил побелевшие кисти рук одна другой.
На переходе на него едва не наскочил самосвал. Каблуков замешкался перед светофором, запутавшись ногами в белых, оглушающе зазвеневших полосках на асфальте, и увидел вдруг, что на него летит, урча и крутясь, огромное чёрное колесо. Он отпрянул и закрыл глаза. Завизжали тормоза, вскрикнули в ужасе прохожие, и затем, напряжённо вслушиваясь в бешеные пульсации в ушах и всматриваясь в разорванную красными пятнами темноту под веками, Каблуков услышал дикие ругательства водителя. Медленно отворив веки, он с омерзением увидел, что чуть не в грудь ему упёрлось рифлёное, остро пахнущее бензином колесо.
- Козёл, повылазило у тебя, что ли?!- орал водитель, безобразно задирая на бок рот, размахивая у него перед носом кулаками.
- Что?- не придя ещё окончательно в себя, тонко спросил Каблуков, потерянно улыбаясь.
- Жалко, что не задавил тебя, червяка,- вдруг начала шипеть и дуться голова водителя, превратившаяся в какую-то звериную рожу с бородавками.- А то бы уже дохлый был, как миленький!- Сейчас же словно по волшебству колесо завертелось и стало наползать на Каблукова. Каблуков, расталкивая зевак, побежал. На лице его, как два больших белых рубля, расплывались глаза.
На улице Героев Труда на Каблукова, засвистев, упал с этажа цветочный горшок. Услышав сверху подозрительный шум, Каблуков задрал голову. Ойкнув, он отскочил в сторону. Сейчас же на то самое место, где мгновение назад стоял он, обрушился, разлетевшись вдребезги, эмалевый горшок с зелёным стеблем аллоэ.
- Вас не ушибло?- услышал Каблуков голос сверху и увидел, как из окна, злобно скалясь, на него таращится жёлтая собачья морда породы бультерьер. Следом собака проскулила, что очень жаль, что голова Каблукова ещё цела.
- А-а-у-а...- выскочив на середину тротуара, как мельница, размахивая руками, закричал непонятно что Каблуков и повалился в обморок.
Очнулся он в больничной палате с белоснежным потолком.
- Где я?- слабо спросил он, чувствуя, что голова у него раскалывается на части.
- В больничке вы, милый,- отвечала ему возившаяся здесь же пожилая нянечка.- Упал, вишь, на улице, бился об асфальт и нехорошими словами всех называл в помутнении.
- Ах!- жалобно простонал Каблуков, ощупывая на лбу огромную, как яйцо, и горячую шишку. Подняв голову, он оглядел палату, и увидел на стенах сияющие, точно зажегшиеся солнца, огни. Два белых ангела, отделившись от стены, стали подплывать к нему. Каблуков напрягся и приготовился возноситься.
- Вы уже пришли ангелы?- глядя с умилением на сияющие фигуры, нежным голосом спросил Каблуков.- Значит, я уже умер?
- Товарищ Каблуков,- совершенно земным дискантом сказал один из ангелов,- зачем такие мрачные мысли? Вы живы, живы и сто лет ещё проживёте. Разрешите я вам пульс смеряю?- он требовательно взял запястье Каблукова, и пальцы его были твёрдые и тёплые.
- Я доктор, фамилия моя Бегемотов. Вы в больнице по несчастному случаю, а это,- он указал на второго,- доктор Пукс, Егор Егорович, мой коллега.
- Здрасьте,- угрюмо произнёс доктор Пукс, отворачиваясь в сторону. Каблуков заметил, что на месте головы того находится широкая в бородавках морда водителя и зловеще скалится.
- Мы вам укольчик сделаем,- доктор поднял руку, в которой продолговатой серебряной каплей заблестел шприц.
- Нет, вы убить меня хотите!- бешено закричал Каблуков, разбросав простыни, вскочил и, промчавшись мимо врачей, выбежал вон из палаты. За ним догонять бросилась няня, сев, как показалось Каблукову, на швабру и с гиканьем взлетев на ней к потолку.
В ближайшем гастрономе Каблуков взял бутылку хереса и выпил её тут же у прилавка. Безобразно отрыгнув, он с грохотом метнул пустую бутылку, точно боевую гранату, в угол и, выпрастав грудь из рубахи, задвигался по магазину, икая и бесцеремонно расталкивая покупателей. Он уселся на крыльце и стал разговаривать с прохожими, размахивая руками и хватая их за одежду. Он говорил, что может сообщить важные сведения разведке, что американцы шастают по ночам в окнах у граждан и что он абсолютно здоров и готов хоть сейчас поднять гирю в двадцать четыре килограмма. Кто-то услужливо вызвал милицию, и Каблукова, три раза ударив в грудь и дважды - по спине, отправили в участок. В кабинете дежурного он присмирел, со всем соглашался и подписал протокол, не читая его. Он протрезвел и с ужасом вспоминал своё ужасное поведение.
- Послушайте,- робко обратился он к дежурному милицейскому чину, виновато потирая бледную лысину,- отпустите меня, я больше не буду.
- Сядь, дубина,- отрезал чин и пребольно толкнул Каблукова в грудь. - А кто напился и буянил в общественном месте? Так что пятнадцать суток тебе, гражданин.
- Мне? За что!?- был потрясён Каблуков, глядел перед собой невинно, как дитя.
- Отвести в камеру,- ничего более не желая слушать, ныряя носом в бумаги, распорядился чин. К Каблукову со трёх сторон подошли, и он, отчаянно сопротивляясь, вцепился в сидение. Его подняли вместе со стулом и понесли. Каблуков пронзительно вскрикнул и через густо набежавшие слёзы назвал имя своего тайного покровителя, важного человека и городскую знаменитость.
- Ну тогда другое дело,- криво улыбаясь, отозвался чин и протянул Каблукову его паспорт.- Будьте здоровы, гражданин, и не шалите.
СНОВА НОЧЬ
На улице было уже темно, и жизнь постепенно замирала. Тихо где-то проносились машины, нежно ахая. Из открытых окон и форточек лились запахи вечерних кушаний и смех. Каблукову захотелось есть. "А ведь два дня-то прошло!"- с радостью подумал он, и в прохладном, густом тёмно-синем воздухе остановился подсчитать.- "Конечно, прошло: Ночь - день, день - ночь!"
- Ура!- победно вскричал он и, хохоча и ничего не боясь, побежал домой.
Дома он нажарил картошки и съел её всю, корочкой хлеба вымазав сладкий жир со сковороды. Сыто отрыгивая, он завалился на диван, включил телевизор и, явно фальшивя, подпевал какому-то с холёной рожей певцу с экрана. Словом, настроение в нём воцарилось преотличнейшее.
Взбив в цветастой наволочке подушку, он лёг и накрылся мягким пледом с кисточками. Тотчас он уснул.
Сначала сон его был лёгок и пуст. Затем во сне к нему явился начальник, Семён Семёныч, в чёрно-бордовом судейском плаще со звёздами и, грозно чернея бровями и глазницами, сообщил, что за прогул работы Каблуков приговаривается к высшей мере наказания. Каблуков маленький и голенький, задрав голову, стоял смирно перед ним, шлёпая босыми ногами об пол.
- За что же, Семён Семёнович, убивать?- слабым, дрожащим голосом спросил он, услужливо стараясь поцеловать своему начальнику руку.
- Потому что ты, Каблуков, ненужный человек и червяк.
- Как? А резинка?- в ужасе пролопотал Каблуков.- Ведь я же дал Петуховой резинку?
- Приговор окончательный и обжалованью не подлежит,- грубо оборвал Семён Семёнович. Дальше плафоны над его головой замерцали и погасли.
Каблуков проснулся весь в поту. Окно его было настежь раскрыто, и гардина зловеще шевелилась. Каблукову показалось, что там, снаружи, в голубоватом лунном сиянии мелькнула чья-то тень. Не чуя ни рук, ни ног, он вскочил и бросился к окну, чтобы запереть его. Он взгромоздился на стул, прыгнул на подоконник и потянулся к шпингалету. Из окна, точно чьи-то чёрные, злые очи, на него глянула пропасть, у него бешено закружилась голова и заколотилось сердце, он оступился, замахал руками и почувствовал, что под ним ничего нет...
1991