120.
Ролан окончил среднюю школу хорошо. В его аттестат зрелости имел только три четвёрки, все остальные оценки были пять. Четвёрки были по украинскому языку и литературе, по биологии и по истории. Особенно хорошо Ролан был подготовлен по физике. Это был его любимый предмет. И всё же мама не стала рисковать и на лето договорилась, что преподаватель математической школы №116 будет готовить Ролана к приёмным экзаменам в институт. Для поступления в институт нужно было сдать экзамены по русскому языку и литературе, физике и математике.
Всё лето было занято подготовкой к приёмным экзаменам. Даже на пляж вырваться не удавалось. Правда, однажды сосед Миша пригласил пойти с ним на тринадцатую станцию. Ролану очень нравилось, что Миша, который был на последнем курсе в институте, пригласил его в компанию. Но на пляже оказалось, что Ролана пригласили потому, что у девушки Миши Ларисы была младшая сестра на год моложе Ролана, и Миша хотел, чтобы она не болталась у Ларисы под ногами, не мешала ему ухаживать за Ларисой.
Девушку звали Валя. Она была молчаливая, и сначала она Ролану не понравилась. Не то, чтобы она была некрасивая, нет, у неё были приятные черты лица, тоненькая фигурка в плотном купальнике. Её соломенного цвета волосы были пышно причёсаны. Ролана поразило её лицо. Оно было бледное как свежевыбеленная стена, а губы синие. Валя пряталась под огромным зонтом, который Миша вбил в песок пляжа. Она лежала на коврике и тоскливо смотрела на суетящуюся толпу полуголых пляжников.
Ролан представился Вале и, чтобы завязать разговор, спросил её, в какой школе она учится. Валя грустно посмотрела на Ролана и пожала плечами, оставив вопрос без ответа.
- В этом году Валя не ходила в школу, - ответила за неё Лариса. – Она приболела, и мама оставила её дома. Вы ребята тут посидите, а мы с Мишей пойдём скупнёмся. Уж больно жарко. Хорошо Валечка?
Валя кивнула головой. Миша и Лариса поспешили к кромке воды, с трудом ступая на раскалённый песок пляжа. Ролан присел на подстилку. Он не знал, как себя вести с этой молчаливой девушкой.
- Я в этом году первый раз на пляже, - сказал он. – А вы?
- Я тоже.
- Я сильно занят. Готовлюсь в институт. Осталось совсем немного времени и мне нужно повторить всё. А вы почему?
- Мне на солнце нельзя.
- На солнце всем можно. Оно полезное. Моя мама говорит, что солнечный свет убивает микробы.
- А мне солнце нельзя.
- Это почему?
- У меня болезнь такая. Лейкемия называется. Я скоро умру.
- Да ты что? – Ролан опешил, услышав такое. Валя объявила о своей скорой смерти без волнения, как будто она говорила об обыденном явлении.
- Это правда.
Ролан с любопытством посмотрел на девушку. Ничего такого, что бы указывало на скорую смерть, кроме бледного лица, он не нашёл. Он не знал о чём с ней говорить. Что может быть общего у здорового, полного сил и надежд молодого парня с человеком, душевно приготовленным к скорой смерти и смирившимся с этим? Молчание становилось гнетущим.
- Ролан, вы можете идти искупаться. Я всё равно не купаюсь. Я постерегу вещи.
- Нет. Я не оставлю вас одну на пляже. Я подожду, когда выйдут из воды Миша и Лариса. А почему бы вам не искупаться в море? Это не повредит. Вода тёплая. Вы не простудитесь.
- Мой парик замочится.
- Парик? – Только сейчас до Ролана дошло, что на девушке парик, что от лекарств она потеряла волосы на голове. – Ну и пусть намочится. Высохнет постепенно.
Подошли Лариса и Миша. Ролан объявил, что они с Валей идут в воду. Лариса удивлённо посмотрела на Валю, но возражать не стала. Ролан поднялся и протянул Вале руку. Нехотя Валя встала, потом решительно сняла с головы парик и бросила его на подстилку.
- Двум смертям не бывать, - сказала она.
Ролан потянул девушку к воде. Раскалённый песок обжигал ноги. Спасительная вода показалась ледяной. Ролан, продолжая держать нежную руку Вали, потянул девушку в глубину. Когда зашли по пояс, Валя отняла руку, показав тем самым, что глубже она не пойдёт. Ролан нырнул в набежавшую волну. Он вынырнул шагах в пяти от Вали. Хотел было поплыть дальше. Но подумал, что нехорошо оставлять девушку одну. Он вернулся к Вале. Они некоторое время прыгали на волнах. Очень быстро Ролан увидел, что девушка устала. Ролан предложил вернуться к зонту. Обратный путь к зонту был много легче. Налипший к мокрым ногам песок защищал от обжигающего действия пляжного песка. Валя уселась под зонт и натянула на голову парик, пряча под ним облысевшую голову. Ролану вдруг стало очень жаль эту девушку, так мужественно относящуюся к своему несчастью. Он понял, что Валя очень сильный духом человек. Её бесстрашию перед приговором болезни нужно учиться.
Ролан стал иногда заходить по вечерам к девушкам, которые, как оказалось, жили всего в одном квартале от Шпильманов. Чем больше он наблюдал Валю, тем симпатичнее она ему была.
Приближался август и с ним приёмные экзамены. Первым экзаменом была физика. Ролан был хорошо подготовлен к физике. Он не волновался, что сдаст физику хорошо. Утром в день экзамена Ролан надел белую свежевыглаженную рубашку, чёрные брюки и такой же чёрный галстук. Около двери аудитории собралось несколько абитуриентов. Ждали вызова на экзамен. Наконец настала очередь Ролана. Ролан подошёл к столу преподавателя и протянул ему экзаменационный лист. Преподаватель прочёл фамилию, нашёл в списке и велел Ролану тянуть билет. Ролан взял билет и отправился к столу готовиться к ответу.
Билет был очень лёгкий. Второй закон Ньютона, модель атома и задача. Ролан быстро решил задачу. Потом он на отдельном листке бумаги написал краткие ответы на вопросы. Пришлось довольно долго ждать своей очереди. Ролан внимательно наблюдал за ходом экзамена. Высокий парень деревенского вида с трудом излагал закон Ома. Преподаватель, лысый мужчина средних лет с сочувствием слушал его бормотание. Ролану понравилась обстановка на экзамене. Ролан окончательно успокоился и с готовностью вышел к доске. Он спокойно начал излагать ответ на первый вопрос. Преподаватель оборвал Ролана на второй фразе:
- Изложите суть квантовой теории.
Ролан замолчал, стараясь собраться с мыслями и ответить на неожиданный вопрос. Преподаватель, не дав ему обдумать ответ, поспешил заявить:
- Идите, Шпильман. Вы не знаете ответ. Двойка.
Его голос был строгий и злой, а глаза были устремлены в окно.
Ролан вышел в коридор как ошпаренный. Он знал ответ на вопрос. Он замолчал, чтобы сосредоточиться на ответе, и вот его выгнали. И куда делась доброжелательность преподавателя, который только что так сочувствовал деревенскому абитуриенту? Ролан, уверенный, что он хорошо знает школьный курс физики, остро чувствовал несправедливость. Преподаватель явно был настроен завалить Ролана. Почему?
Ролан шёл домой с одной мыслью: что же делать, как дальше быть? Всё лето было проведено в подготовке к экзаменам. И всё это напрасно. Двойка на первом же экзамене означала конец, полный провал. Неисправимую неудачу. Двойка закрывала путь к дальнейшему образованию. Было похоже на то, что он, словно муха к свету, изо всех сил разогнался и стукнулся головой о преграждавшую путь стеклянную стену. Ролану казалось, что для него нет будущего. Какой смысл стараться, стремиться к чему-то, если для тебя путь в будущее прочно закрыт?
У дома Вали Ролан столкнулся с Мишей и Ларисой. Они стояли растерянные.
- Ролан, Вале хуже. Её только что скорая помощь забрала в больницу на Слободке. Мы ловим такси, чтобы поехать в больницу. Если хочешь, можешь поехать с нами.
Ролан не знал, что ему делать. Домой идти не хотелось. Больше готовиться к экзаменам не нужно, а радовать родителей нечем. Он решил присоединиться к Мише и Ларисе.
В больнице Лариса долго искала, куда положили Валю. Наконец они определили, в какой палате Валя, и решили пройти к ней в палату. Вахтёру на проходной пришлось дать три рубля, чтобы он пропустил их на территорию больницы. У входа в онкологическое отделение пришлось дать ещё одну трёшку, чтобы санитарка вынесла халат и пропустила в палату. Санитарка вынесла только один халат. Первой пошла Лариса. Ждали её долго. Наконец Лариса вышла заплаканная. Она передала халат Ролану.
- Валя хочет видеть тебя. Только ты долго не разговаривай. Она очень слаба, и ей трудно говорить.
Ролан прошёл в палату. Спёртый воздух палаты имел удушливый запах лекарств. На койках вдоль стены лежали женщины. Их было не менее восьми. С трудом в одной из них он узнал Валю. Он подошёл к койке девушки. Валя лежала с закрытыми глазами. Она почувствовала, что кто-то подошёл, и приоткрыла глаза. Вдруг на бледном лице засияла счастливая улыбка. Умирающая девушка обрадовалась парню.
- Я не хочу, чтобы ты запомнил меня несчастной в этой ужасной больничной обстановке. Жаль, что ты не видел меня здоровой, – она замолчала, собираясь с силами. - Если тебе я не противна, если тебя не пугает моя болезнь, поцелуй меня. Меня никогда ещё не поцеловал ни один парень. Поцелуй, и я умру счастливой.
Ролан не стал отвечать. Он наклонился над Валей, осторожно, приподняв её голову, поцеловал её во влажный холодный лоб.
- В губы, - слабым голосом попросила Валя.
Ролан нежно поцеловал губы девушки. Валя придержала его голову и прижала свои губы к губам Ролана. Юноша нежно опустил её голову на подушку. Валя лежала счастливо улыбаясь.
- Иди. Я устала. Пожалуйста, не плачь на моей могиле.
Валя закрыла глаза. Ролан понял, что ему нужно уйти. Он не мог так просто уйти. Он опять наклонился к голове Вали и поцеловал её губы. Потом он слегка пожал её руку. Ролан шёл из палаты, думая о том, какой жалкой смотрится его проблема с экзаменом на фоне настоящей трагедии Вали. По его щёкам текли слёзы.
Ролан отдал больничный халат Ларисе, и, не попрощавшись ни с ней, ни с Мишей, пошёл прочь от этого страшного места. И как мама может работать в больнице? Он не помнил, как добрался до остановки трамвая. Ролан и через множество лет будет помнить этот день, как самый неудачный день его жизни.
121.
Похороны Вали проходили на Еврейском кладбище на Слободке. Миша, Лариса и Ролан стояли у самой ямы, опустив головы. Душа и мысли Ролана были в смятении. Короткое знакомство с Валей, так трагически оборвавшееся, произвело на парня сильное впечатление. Ему казалось, что он знал Валю многие годы, что он её полюбил до глубины души. Он думал об этом, и слёзы катились из его глаз. Он не стеснялся этих слёз. Миша, наблюдая Ролана, искренне за него волновался. Он не отпускал его от себя не на минуту, чувствуя свою вину. Это он познакомил Ролана с Валей, даже не на минуту не подозревая, что Ролан может так заинтересоваться больной невзрачной девушкой. Ему ведь не был известно мужество Вали, так поразившее Ролана, так завоевавшее его мысли.
Гроб опустили в землю. Валина мама бросила на крышку комок земли. Звук удара земли о крышку гроба вывел Ролана из задумчивости. Миша велел ему тоже бросить немного земли в могилу. Ролан послушно выполнил его просьбу. Заплаканная Лариса тоже бросила комок. Миша подхватил Ларису под руку и отвёл от могилы. Ролан послушно пошёл за ними.
Миша велел ему идти на выход из кладбища, туда, где их ждал автобус. Ролан сел на заднее сиденье и задумался. Надо жить. Надо поступить в институт!
Оксана была возмущена, когда узнала о том, что сын провалил экзамен по физике. Она ничего не сказала Ролану, но он видел, как она сжала челюсть, верный признак гнева. Вечером, когда с работы пришёл папа, они втроём обсуждали план действий. Папа сказал, что он устроит Ролана работать, чтобы была возможность поступить на вечерний факультет. Мама сказала, что она завтра же пойдёт в институт на приём в приёмную комиссию и постарается подать документы Ролана на вечерний факультет. Было ещё десять дней до конца приёма документов на вечерний факультет.
На следующий день папа повёл Ролана к себе на завод и устроил его учеником расточника. В тот же день Ролану выдали справку с места работы для поступления в институт. Ролана приставили учеником к Станиславу Георгиевичу Полтарчуку, одному из лучших расточников завода. Папа сказал Ролану, что Станислав Георгиевич очень строгий и надо приложить все силы, чтобы ему понравиться.
Оксана пошла в институт, предварительно созвонившись с женою ректора, бывшей своей пациенткой. В приёмной комиссии её уже ждали. Председатель комиссии стал оправдываться:
- Преподаватель проявил инициативу. Но сейчас, когда все документы оформлены, у меня нет возможности изменить что-нибудь. Пусть ваш сын поступит на вечерний факультет, а на следующий год мы переведём его на дневной.
- О чём вы говорите? На следующий год его заберут в армию.
- Не могу обещать, но может быть удастся перевести его после первого семестра. У нас такое в принципе не практикуется, так что я не могу это вам обещать.
Оксана видела, что разговор бесполезен. Она попросила документы Ролана, добавила справку с места работы и отдала на вечерний факультет. Уже дома Оксана дала выход своим чувствам. Председатель комиссии явно намекнул, что преподаватель завалил Ролана, подумав, что он еврей. И что это за государство, где нет, не было и не будет справедливости? Как противны заверения, что в стране Советов все ровны, тогда как на деле расцветает несправедливость!
Ролан не повторял ничего перед вступительными экзаменами на вечерний факультет. Во-первых, не было настроения. Во-вторых, все его мысли были о Вале, её короткой жизни. Ролан впервые ощутил, что жизнь коротка и может в любое время оборваться. Когда умерла бабушка, он переживал. Даже очень переживал, но не был так потрясён, как тогда, когда умерла Валя. Бабушка была представителем стариков, которые, как известно, близки к смерти. А тут умирает девочка, даже моложе его на целый год. Такое не укладывалось в голове.
Первый экзамен, как и при поступлении на дневное отделение, был по физике. Ролан был поражён, когда обнаружил, что ему предстоит сдавать физику тому же преподавателю, который его так бесцеремонно зарезал две недели назад. Он решил, что это рок, что ему в этом году не видать институт. Ролан даже хотел уйти с экзамена, но, вспомнив Валю и собравшись с мыслями, пошёл сдавать. Преподаватель взглянул на Ролана и сказал:
- Это ты Шпильман? Я знаю, что ты хорошо знаешь физику. Ну, вот тебе пятёрка. Можешь идти.
Ролан вышел, не понимая, что случилось. То ему ставят двойку, то пятёрку, при этом ни в первом случае, ни во втором не дают ему показать знания, ставят произвольно, по прихоти преподавателя.
Остальные экзамены Ролан сдал тоже легко на пятёрки. Только по сочинению Ролан получил четыре. На вечерний факультет Ролан поступил без проблем.
122.
Полтарчук был человеком старой закваски. Он относился к своему ученику как мальчику на побегушках, как прислуге. Команды: «Принеси то», «принеси это», уже изрядно надоели Ролану. Он хотел бы начать работать на станке, но это Станислав Георгиевич не позволял. Полтарчук не очень хотел учить парня своему мастерству, но знал, что рано или поздно придётся. Он оттягивал это как мог. Это раздражало Ролана, у которого не хватало терпения. Если вначале Ролан относился с глубоким уважением к знаменитому рабочему, то к третьему месяцу наблюдения за работой станка, Ролан относился к Полтарчуку с нескрываемой враждой.
Станислав Георгиевич, почувствовав враждебность, ещё больше проникся нежеланием учить Ролана. Он уже было хотел потребовать, чтобы Ролана перевели к другому рабочему, когда настало время сессии обкома партии. Для участия в этой важной работе Станислав Георгиевич покинул своё рабочее место на две недели. Для производства это был тяжёлый удар. Мастер механического цеха Фима Шнайдер был в отчаянии. Он пришёл на расточной участок и посмотрел на гору деталей, требовавших обработки.
- Ты мог бы расточить несколько особо дефицитных деталей?- спросил он Ролана.
- Станислав Георгиевич не разрешает мне дотрагиваться до станка.
- У, паразит! А у меня есть ещё один расточной станок в отделении. Пошли, проверим в каком он состоянии.
Станок был во вполне приличном состоянии. Фима проверил все механизмы и с помощью Ролана укрепил первую деталь на столе станка. Потом он показал Ролану, как выставить стол, чтобы центр вращения шпинделя совпадал с центром растачиваемого отверстия. Они расточили первое отверстие, и перешли ко второму. Фима показал, как пользоваться калибрами и другими измерительными приборами. Первая деталь была расточена и выверена. Фима проследил, чтобы вторая деталь, которую Ролан растачивал сам, была выполнена без ошибок.
- Так держать. Сейчас принесут тебе остальные детали. Необходимо расточить все к пяти вечера.
Ролан остался один у станка. Он тщательно старался выполнить все операции, которые показал ему Фима. По мере того, как росла гора расточенных деталей, настроение Ролана поднималось.
К концу смены пришёл Фима. Он спросил у контролёра ОТК, сколько деталей пришлось забраковать. Контролёр сказал, что он сам проверил все детали и брака не нашёл. Ролан очень старался и не наделал брака.
- Молодец. Ты прошёл испытание, - сказал мастер. - Будем переводить тебя из учеников в рабочие. На завтра у меня будет для тебя большое задание. Детали будут более ответственны и потребуют более высокой точности.
Ролан был счастлив перейти из учеников в рабочие. Ему давно уже надоело быть прислугой у Полтарчука. Несколько дней с утра Фима подробно объяснял Ролану, как выполнить ту или иную операцию. Ролан старался работать так, чтобы Фима был им доволен.
Станислав Георгиевич очень удивился, когда узнал, что Ролан переведен в рабочие и ему выделили отдельный станок. Он рассчитывал, что, даже работая на другом станке, Ролан будет числиться его учеником. В этом случае, всё, что Ролан расточит, будет начисляться ему. Так было принято - весь сдельный заработок ученика начислялся мастеру. Теперь, когда Ролан переведен в рабочие, Ролану самому начисляют всё, что он наработал. Станислав спросил у ОТК, каков процент брака у Ролана. Узнав, что Ролан работает аккуратно, с очень небольшим браком, Станислав совсем огорчился. Он невзлюбил парня, почувствовав в нём потенциального соперника. И не напрасно. Ролан работал старательно, быстро и точно. Станислав Георгиевич работал медленно, к тому же он часто отсутствовал по всяким важным государственным делам, вроде заседаний пленума обкома и т.д.
У Ролана был важный недостаток: он учился в институте и по этой причине не мог задерживаться на работе после пяти вечера. Все это знали. Фима старался планировать работу Ролану так, чтобы максимально загрузить его в течение смены. Но жизнь завода не укладывалась в плановые рамки. В начале месяца у расточников было мало работы, а во второй половине месяца была необходимость задерживаться допоздна. В такие дни Станислав Георгиевич язвительно подчёркивал всем, кто готов был его слушать, что Ролан опять сбежал в свой институт, что он ставит учёбу в институте выше работы на заводе. Большинство воспринимало речи как бурчание именитого старика. Но много было тех, которые поддакивали старому рабочему. К Ролану рабочие относились недоверчиво, даже враждебно. Он был сыном начальника, значит не свой, не работяга. Ролан тоже не с большим доверием относился к рабочим соседям по участку. Он видел враждебные злые взгляды и старался держаться тихо, не лезть на рожон.
Единственной отдушиной на работе был мастер участка Фима Шнайдер. Его положение на участке было сродни положению Ролана. Рабочие относились к нему без уважения потому, что его зарплата едва составляла половину от заработка среднего рабочего. С одной стороны он был вроде бы начальником для рабочих, с другой стороны всегда можно было найти способ, чтобы мастера не слушать и делать по-своему. Высокое начальство обычно брало сторону рабочих. Мастеров не уважали ни рабочие, ни руководство. Фима знал, что такое отношение к нему не оттого, что он был плохой работник, а просто потому, что у него была такая работа: мальчик для битья. Вот и прилип Фима к Ролану, в котором он чувствовал что-то близкое. Оба были интеллигенты, случайно попавшие в среду рабочих. Фиме не повезло. Он хотел быть конструктором, но его никуда на конструкторскую работу не брали. Проискав работу почти полгода, Фима согласился пойти мастером в механический цех. К своей работе Фима относился очень добросовестно и с большим юмором. Когда у него выдавалась свободная минута, он подходил к Ролану. Он рассказал и показал многое о расточном станке, всё то, что должен был показать Станислав Георгиевич, и даже то, чего Станислав Георгиевич не знал. Особенно хорошо научил Фима выбирать режим резания в зависимости от обрабатываемого материала. Станок, на котором работал Ролан, был старый, изношенный. Высокую точность на нём получить было невозможно. Ролану давали только те детали, которые не требовали особо высокой точности. Все ответственные детали растачивал Станислав Георгиевич.
В те времена на каждом заводе были рабочие, которые относились к рабочей элите. Хотя обычно в элиту попадали неплохие работники, пребывание в элите их развращало. Природа появления этой рабочей аристократии требует пояснений. Все партийные органы от райкомов до ЦК КПСС нуждались в рабочих. Это позволяло улучшить статистику, сделать так, чтобы эти органы выглядели представительными. Было необходимо показать, что в заседании пленума принимало участие столько-то рабочих. Обычно эти рабочие не играли никакой роли в работе органов. Все их выступления были написаны за них функционерами партии. Никто из них не имел собственного мнения, и не столько по своей малограмотности, как из боязни потерять своё положение в рабочей элите. А такое положение значило многое. И хорошую квартиру, и высокие заработки, и машину без очереди, и дачный участок... А что стоили те подарки, которые они получали на всякого рода сессиях! А ордена и медали! В погоне за всеми этими льготами, рабочая аристократия всегда выступала на стороне заводской и всякой другой администрации.
Рабочая квалификация, реальная польза рабочего, попавшего в элиту, постепенно уменьшалась. Ослабевали рабочие навыки, всё дальше и дальше они отходили от рабочего класса. Ведь в элите ценилось не мастерство, а верность партии и к её функционерам.
Станислав Георгиевич тоже начал терять свою рабочую квалификацию. Он работал всё хуже и хуже. Надо отдать должное ему – он это видел и чувствовал. Поэтому он так остро отреагировал на то, что Ролан работает старательно и быстро. Когда Станислав брал ученика, он рассуждал так: сынок большого начальника, на работу поступил только для справки с места работы, из него толку не будет. А оказалось, что сын большого начальника не избалован и старается хорошо работать. Станислав Георгиевич понимал, что его положение на заводе определяется не работой у станка, а участием в работе обкома партии, и всё же ему было обидно, что какой-то мальчишка в ближайшем будущем обгонит его по рабочей сноровке и мастерству.
На заводе был только один новый импортный расточной станок. Это был его, Полтарчука, станок. Для этого станка даже оборудовали отдельное помещение, чтобы вибрация от других станков не влияла на точность расточки. Станок имел много кнопок, ручек и другие возможности, которые Станислав Георгиевич так и не усвоил. Этот станок был предметом гордости завода и Полтарчука лично. На станке, стоявшем в общем зале, раньше работал Полтарчук. После того как Полтарчук перешёл на новый станок, некому было работать на этом станке. Теперь этот станок перешёл к Ролану. Технологи были рады, что появился ещё один действующий расточной станок. Это позволяло разгрузить станок Полтарчука от деталей, не требовавших особо высокой точности.
Основной заботой Полтарчука стало не допустить Ролана до нового станка. Пусть себе растачивает в общем зале, а в комнату Полтарчука не суётся. Ролана это вполне устраивало. Он чувствовал враждебность Полтарчука и к нему старался не заходить.
На втором году работы Ролана на заводе возникла чрезвычайная ситуация. Деталь к станку Новосибирского завода тяжёлого машиностроения, требовавшая особой точности, не получалась. Станислав Георгиевич не смог добиться необходимого результата уже на третьей детали. Привлекли заводских технологов, но всё же деталь не получалась. Надо же было получиться так, что именно в это время началась сессия обкома партии. У главного инженера обсуждали ситуацию. Задержать Полтарчука и не отпустить на сессию неудобно. К тому же решения, как получить необходимую точность, технологи не нашли. Нужно экспериментировать. Мастер механического цеха предложил отпустить Полтарчука пока технологи не найдут решение. Технологи заявили, что им для экспериментирования требуется рабочий, обладающий навыками работы на станке. Тогда Фима Шнайдер и предложил использовать Ролана для экспериментирования. Сергей Романович заинтересовался, насколько Шпильман подготовлен к такой работе. Его технологи заверили, что Ролан им подходит.
Для Ступина было открытием, что Ролана считают хорошим рабочим. Он считал, что Ролан не может серьёзно относиться к работе. Хотя Ролан был близким родственником Сергея, за полтора года Сергей ни разу не поинтересовался успехами Ролана. Он был занят по горло и не очень хотел афишировать родственные отношения. Сергею очень приятно было услышать, что и мастер и технологи хвалят парня.
Сергей был стреляный воробей. Он понимал, что надо проявить политический подход к вопросу о временном перемещении Ролана на станок Полтарчука. Если бы Ролан не был бы его родственником, Сергей бы без колебаний отдал приказ. Он решил пойти на переговоры к Полтарчуку.
На участке расточки, как называлась комната, где был установлен станок Полтарчука, не ожидали прихода главного инженера завода. Полтарчук тщательно убирал станок перед уходом на сессию обкома. Ступин поздоровался со Станиславом за руку и спросил:
- Что, убираешь станок, Георгиевич?
- Да убираю. Завтра надо быть в Обкоме партии.
- Знаю. Пришёл я к тебе за советом. Не получается у технологов деталь, а станок этот под контролем ЦК партии. Им надо экспериментировать с технологией. Что предложишь?
- Пусть обмозгуют недели две, я вернусь и расточу что надо.
- Да так мы провалим план. Может быть, останешься на недельку?
- Рад бы, да не могу. В обкоме важные дела есть.
- Так что ты предложишь? Вот технологам нужен оператор для экспериментов. Они как в том анекдоте знают как, но не знают куда.
- Что за анекдот?
- В больнице надо было больному поставить клизму. Приходят в палату сразу две медсестры на эту процедуру. Больной спрашивает: «А зачем вдвоём?», одна отвечает: «Она знает куда, а я знаю как». Вот и наши технологи без оператора не могут.
- Насмешил, Сергей Романович! Не могу я остаться. Пойми меня это же не шутка. Обком партии!
- А у меня постановление правительства. Что делать?
- Пусть Ролан им поможет, – Сергей видел, что нелегко Полтарчуку было выдавить из себя это.
- А справится?
- Ну, не могу я. Если не справится, то придётся ждать окончания сессии.
- Хорошо. Так и договоримся.
Так Ролан впервые вышел на станок Полтарчука. Он запорол первую деталь. Вторая получилась в пределах допуска. За неделю он расточил все необходимые детали. Слух о том, что Полтарчук не мог расточить, а Ролан сделал, быстро распространился. Ролана на заводе заметили. Он нажил себе врага в лице Полтарчука, который был шокирован, когда узнал, что уже вторая деталь у Ролана получилась. Но Ролану было не до Полтарчука. В его мыслях была предстоящая служба в армии. Ему было не до радости.