Амур - так называется часть правобережья Днепропетровска ещё в те времена, когда город назывался Екатеринославом…Жил там небогато, но счастливо работный люд советской страны. Строили домишки, создавали семьи, растили детвору на радость семье и Родине. Молодые амурцы строили замечательные планы на будущее, но всё перечеркнула война. Михаил Клочко и Иван Шатило жили по соседству, вместе рыбачили на Днепре, пока город не заняли фашисты. Год назад пацаны чистосердечно верили, что широка страна моя родная. Однако фашистский сапог растоптал всё… Пятнадцатилетние мальчишки никак не могли с этим мириться. То они решали «прорываться» за линию фронта к своим, то стать партизанами… Но удерживало то, что у обоих в домишках оставались их бабушки, других родственников они не имели. Из кожи вон лезли парнишки, чтобы мало-мальски прокормиться. Если в начале оккупации из разбомблённого горящего поезда мальчишки умудрились «выхватить» несколько мешков подгоревшего гороха, то теперь запасы заканчивались. Вот и решили пацаны порыскать по осенним полям около Подгороднего, может удастся поход: может кукурузу в початках найдут. Знакомыми только им путями, пацаны выбрались за город и достигли полей. Да, ещё стояли кукурузные стебли, не было никакой охраны, только по краям поля стояли виселицы со свисающими петлями…. Презрев это предупреждение, пацаны набрали малость початков, присели в зарослях и перетёрли початки, очистили зёрна в холщёвые сумки и , в конце дня, пробирались к себе на Амур.
То был их последний вечер в Днепропетровске. Тогда ребят коснулась гитлеровская милость - фашисты начали массовую акцию: молодых и работоспособных жителей с захваченной территории угоняли в Германию. В этот поток бросили двух амурских юношей немецкие прихвостни - конные калмыки ( самые безжалостные и жестокие предатели нашей страны). Следы от калмыкских нагаек на всю жизнь остались на спинах Мишки и Ивана. Гнали через всю Украину пешим ходом девушек и парней. А потом затолкали по товарным вагонам, как скот, и везли по трудовым лагерям «великой Германии». Сколько за это время умерло от голода, холода, ужасающей тесноты набитых «телятников», Иван и Михаил видели своими глазами. Ныли юношеские сердца от одной мысли, что их бабушки обречены на голодную смерть. От этого крепла и выковывалась мысль - бежать, как только станет возможным.
Покидали вагоны в австрийском трудовом концлагере в Зальцбурге. Из лагеря сбежать может надееться только ненормальный. Сортировочная команда с неведомыми целями отбирала крепких юношей и девушек. И вот наступил день, когда отобранную молодёжь погрузили в закрытый грузовой автомобиль и долго везли…В этот грузовик затолкали и Мишку с Иваном.
Конечным пунктом оказался хорошо огороженный фольварк зажиточного бауэра на юго-западной части Линца. Было здесь всё – громадные коровники и свинарники, огородные плантации с застеклёнными теплицами, было много работы, но и хорошая еда. Невпример лагерным баракам с нарами в три этажа, все юноши и девушки жили в нормальных условиях и спали на хоть плохоньких, но кроватях. Когда пообжились и привыкли к работе, невольно обратили внимание, что вся семья бауэра за добросовестный труд к русским юношам и девушкам из России относятся очень хорошо. Шли дни и месяцы… Ванька к такой житухе быстро привык и, казалось , забыл о прошлой жизни. Мишка, которого быстро полюбили за природную смекалку и «золотые руки», мысль о побеге не оставлял ни на миг. Пользуясь свободой перемещения по хозяйству, он осмотрел все строения и жилище, знал где склады и погреба, ему было разрешено находиться в библиотеке фермерского дома. Благодаря этому, внимательно изучил карту Европы, листал географический атлас и тщательно изучал территорию Австрии и прилегающей Италии….
Накануне шестидесятой годовщины Октября на комбайновый завод зачастили репортёры. Предприятие стало флагманом по выпуску свеклоуборочной техники. Газеты, радио и телевидение трезвонили об успехе заводчан. А дотошные « журналюги» зачастили в кабинеты руководителей разных рангов. Однажды такого настырного «писаку» принимал у себя коммерческий директор завода Михаил Григорьевич Клочко. Обо всём уже переговорили, все темы исчерпали, как говорится, пора и честь знать, думал Клочко. Но газетчики, особенно начинающие, стараются узнать что-то сенсационное, или необычное, чтобы преуспеть в редакции и порою забывают о такте и приличиях. Такой и попался Михаилу Григорьевичу. Он рыскал глазами по книжным полкам, цепким взглядом «обшарил» всю площадь письменного стола и глаза парнишки остановились на двух вещах. Это была фотография, на которой Клочко обнимался с сухощавым и высоким мужчиной на фоне памятника Минину и Пожарскому и визитка , где курсивом на итальянском золотилась надпись: «Джузеппе Рамацотти, предприниматель,Милан» . Но Клочко не стал уточнять ( кто есть кто ) и вежливо раскланялся, сославшись на дела. Но поднятая журналистом тема невольно окунула Михаила в прошлое. Прошлое , как известно, так просто не отпускает.
Прошлое напомнило о себе внезапно и настойчиво. По делам в сентябре Клочко был в Москве – вызывали в министерство. По свободе, решил где-то спокойно пообедать в уютном ресторанчике. Но холодный и нудный дождь распорядился за него - от холодного «душа» он спасся в ближнем ресторане «София». Устроившись за столом с видом на Москву и торопящийся людской поток, Клочко заказал обед и под ненавязчивую музыку маленького оркестра закурил своё любимое «Золотое Руно». Расслабившись, отрешившись от всех дел , он отдыхал . Боковым зрением отметил, что соседний столик заняли новые посетители, весёлые, слегка шумливые,( по загорелым лицам вероятно южане). Когда официант выполнил заказ, Клочко с аппетитом приступил к заказанному харчо. В тот момент за соседним столом другой официант с трудом принимал заказ. Михаил Григорьевич про себя уже выругал мысленно недотёпу-официанта. Ну, люди заказывают баранью лопатку, пасту , вино и несколько видов сыра…. И тут настал момент истины : «Это же итальянцы, и ты Мишка, ещё не забыл их язык!!!!». И он обратился к официанту с пояснениями, которые прервал радостный крик сидящего за тем столом мужчины: «Илоцка! Каро амико! Бонджорне!»* «Илоцкой» звали Мишу Клочко в итальянском партизанском отряде...
*- Илоцка! Дружище! Здравствуй!
Весна в Австрию пришла рано, зазеленела земля, наступила тёплая пора, а с ней в хозяйстве прибавилось работы. В один из вечеров Миша вновь обратился к Ивану: «Ну, бежишь со мною?»
- Иван долго думал, но безнадёжно махнул рукой - «Поздно, Миха!» Отказ друга , соседа и земляка , Михаила не остановил. Через пару дней - «Прощай медовый рай!» Было время запастись кое-каким инструментом( ножик и маленький топорик), рюкзаком и, украденным у добрых хозяев , - кругом сыра и компасом из библиотеки….. Наученный горьким опытом, Клочко знал, что его будут искать не только австрийский фермер, но и лагерные шуцманы с собаками. Несколько месяцев Мишка готовил смесь, чтобы сбить собак-ищеек со следа. И была твёрдая воля: «Либо свобода – либо смерть!»
Ночь была надёжной союзницей – темень непроглядная. Время военное – светомаскировке немчуру уже хорошо обучили и советские бомбардировщики, да и союзные. Хорошо, что маршрут изучен и компас достался с фосфорными метками… Мишка старался за первую ночь оторваться от фольварка максимально, избегая людных и транспортных трасс. Когда небо стало светлеть, Мишка затаился в прибрежных кустах небольшого озерца . Обжив место, всё же перебрался в камыши, замочив натруженные ноги и прилёг на примятый камыш. Мельком осмотрел своё хозяйство - порядочно поубавилось «присыпки» -следы Мишка заметал на совесть. Отрезав небольшой кусочек сыра, долго сосал его, а потом черпнул горстью озёрной воды, которая пахла болотом и корнем аира. Когда солнце поднялось над землёй, Мишка уснул тяжёлым и сторожким сном… Снились злые овчарки. А разбудил настоящий собачий лай . Пришлось погрузиться поглубже в воду и приблизиться к чистой воде – оттуда просматривался противоположный берег, там на лужайке мальчишка игрался с сенбернаром и тот радостно лаял. Успокоенный, Мишка отполз назад и терпеливо ждал темноты.
Вторые сутки пошли в тревожной маете - проезжали грузовики, останавливались, раздавались мужские гортанные голоса. Кто это был, Мишка не знал, но сердце ёкало – может погоня. Потом наткнулся на каменистую осыпь, несколько раз падал и затихал. Затем пересёк поле кормовой свёклы и обходя видневшиеся строения, попал в навозный отстойник и увяз в вонючей жиже. Когда выбрался, наткнулся на ручей, в котором кое-как обмылся. Но запах ещё долго преследовал беглеца.На рассвете заметил одиночный сарай на склоне холма и, убедившись в том, что там никого нет, взобрался на небольшой чердачок с сопревшим сенцом. Разрыхлил сено, которое уже было похоже на труху, улёгся, на всякий случай зажал в руке топорик и провалился в сон. На этот раз, привыкший к опасности, можно сказать, -звериным чутьём, Мишка учуял неладное и открыл глаза : в проёме чердачного лаза показалась заросшая образина в немецкой солдатской пилотке. Думать времени не было, последовал взмах топориком, который вдруг замер от знакомого родного русского восклицания : « Не дури, парень! Свои!» Мишка обессилено опустился на сено. Всё пересохло внутри, сердце билось как телячий хвост. А вползший мужик довольно улыбался - Свой! Мама не горюй! Потом протянул Мишке руку – Костя !
Так встретились два беглеца . Один сбежал из-под Линца, другой с проходящей по Дунаю баржи с военнопленными. Одессит Костя Юхно попал в плен контуженным в Румынии и когда оказался на барже, то ждал момента и бросился в Дунай. Автоматные очереди косили водную гладь , после чего успокоились – бурная стремнина и обстрел не оставили беглецу никакого шанса. Не знали немцы, что весь Лонжерон в Одессе не смог соревноваться с Костей ни в плавании , ни в нырянии на время. Так Константин вступил на лесистый южный берег Дуная и начал свой пеший поход к свободе. До войны Юхно был матросом Черноморского пароходства, побывал во многих портах Средиземного моря и «насобачился» сносно объясняться с иностранцами в Марселе, Неаполе,Генуе, Пирее и Александрии. Владея сленговым международным английским, Костя сносно научился «калякать» с итальянцами, которых насмешливо называл макаронниками.
На этот раз голодный моряк проделал громадный путь ,заприметил одиночный сарайчик и собирался там укрыться, но его опередил и насторожил другой беглец – Михаил Клочко. Константин долго наблюдал за пацаном, который, как и он, ночью крался к сараю. Вот поэтому, на свой страх и риск он решился последовать за ним. Сам себя уговаривал: « Смелее Костя, а там – Мама не горюй!» Это была любимая поговорка шустрого одессита. Когда «перемирие» произошло, Мишка полез в рюкзак и «отпанахал» ножом по куску сыра и протянул братскую долю новому знакомцу. Когда «заморили червячка», шёпотом рассказали о своих мытарствах и наметили план и маршрут. Костя подтвердил Мишкины предположения, что в Северной Италии действует Движение Сопротивления и существуют партизанские отряды. В общем, соблюдая осторожность и маскировку, будем пробиваться в Италию, в провинцию Ломбардию. Но самое главное - побыстрее покинуть пределы Австрии. На это ушло два месяца. Мишка каждый божий день отмечал засечкой на своём выструганном посохе…
Продолжение следует….