Сказать, что я мог играть на этой гитаре, было бы не сказать ничего. Она не просто рождала звук моей мечты, она была сосредоточием этого звука.
Вернувшись в студию, я сходу смог записать половину альбома, и, несмотря на то, что падал от усталости – все было именно так, как я хотел. Даже Билл, никогда в жизни не присутствовавший до этого со мной на студийной записи, и не слушавший моих альбомов удивленно покачивал головой, говоря:
- Вот теперь, парень, я понимаю, за что эти люди несут нам деньги. Кстати, где ты раздобыл эту гитару?
На последний вопрос я ему не отвечал, но затребовал у него, чтобы мне были доставлены первые копии с альбомных мастер-дисков, в лучшем качестве, которое только можно было обеспечить. Гитара стоила того, чтобы они были вручены Ленстрому с моим автографом на каждом из них. Она стоила даже того, чтобы я не давал автографы никому кроме него, хотя я представлял себе, как будет орать на меня Билл, когда узнает про это обещание, и про то, что я намерен его выполнить.
На самом деле – мне не жалко было бы отдать даже сами мастер-диски, но в этом отношении я был скован контрактом со студией.
Энни, обнаружившаяся меня спящим возле ее ног, не стала меня будить, и это было правильно.
Мне требовался отдых.
Впервые за долгое время я чувствовал себя живым.
Спустя неделю, альбом был записан, и это была самая лучшая и самая быстрая запись в моей жизни. Еще два дня спустя – он был подписан в тираж.
Казалось, что все было замечательно, и моя жизнь вернулась к тому состоянию, в котором она должна была пребывать, но мне не давали покоя те два видения, которые посетили меня в театре и рядом с Высшим Арканом.
Втайне от всех, я посетил несколько врачей и проверился. Несмотря на предрасположенность к шизофрении, шизофреником я не был, и с одной стороны меня это обрадовало, но с другой – ввело в крайнюю задумчивость.
Рационалист по натуре, я не мог найти нормального объяснения увиденному. Это занимало мои мысли настолько, что в один из вечеров в отеле я обнаружил себя сидящим рядом с исписанными листами бумаги, мурлычащим новый мотив, и заканчивающим рисунок.
Рисунок, изображающий Высший Аркан.
Исписанные листы были текстом двух песен, одна из которых идеально ложилась на исполняемый мной новый мотив.
То, что я снова начал писать могло бы даже порадовать меня, но, почему-то, это меня испугало, и я долго не мог заставить себя взять в руки гитару, чтобы сыграть свою новую песню.
Билл, разумеется, узнав о новой песне, немедленно предложил выпустить сингл, но мигом осадил сам себя, сказав, что это всегда успеется, и пока надо снять сливки с нового альбома, продажи которого должны были начаться в день моего первого концерта, в рамках этого турне.
А я – ждал от концерта намного большего, чем кто-то догадывался. Я думал о Карте.
Шумиху вокруг концерта раздули страшную. Его анонсы шли везде, где только это могло привлечь хоть чье-то внимание, и пресс-конференции, наравне с интервью, успели мне настолько надоесть, что это было сложно передать словами.
Билеты были раскуплены за три часа, и перепродавались за пятикратную цену.
Но, ничто это не сравнилось с тем, когда я вышел на сцену.
Решив поиздеваться над Биллом и своими «мучителями», я в самый последний момент появился в обычных, порванных на коленях джинсах, футболке с изображением Фредди Меркьюри, и неизменной банданой на голове. У меня была мысль еще и слегка заляпать все это, для придания еще более специфического образа, но Энни сказала, что это уже будет чересчур, а так я должен буду походить на одного из основателей рока, как она их себе представляла.
Выйдя на сцену, я стоял и ждал, пока вся многотысячная толпа, наконец, заткнется, и только после этого достал гитару. Я подошел к микрофону, и перекидывая ремень через плечо, сообщил:
- Спасибо вам, что вы все пришли сюда, но я хочу предупредить вас всех. Вы пришли сюда, чтобы услышать мои песни, и, признаться, я еще никогда не пел перед столь многочисленной аудиторией. Ребята, те, кто не выступал – меня не поймут, а те, кто уже бывал на сцене – разделят со мной то, что я скажу. Я не просто волнуюсь, я по струнам то попадать смогу с трудом, и посему прошу вас – дайте мне сыграть. Дайте мне, себе и своим соседям, слышать музыку и мой голос. Проще говоря – я прошу быть вас потише, поскольку побузить вы всегда успеете.
Переведя дух, я продолжил:
- Как вы знаете, сегодня я представляю вам свой новый альбом, под названием «Glowing Night». Все песни еще ни разу не исполнялись мной на публике, так что даже не пытайтесь подпевать мне. Их не слышал никто, кроме работников студии звукозаписи, и моего менеджера, которого я сейчас позову на сцену. Билл, займи место рядом со мной, без тебя – этого альбома бы не было.
Билл, не ожидавший подобного расклада, вышел на сцену красный как рак, и несмело улыбнулся толпе, которая разразилась приветственным ревом. Я видел, как мандраж охватывает и его, и это, почему-то, меня успокоило.
Сжалившись, я позволил ему уйти со сцены, не проронив ни звука, а сам…
Прикрыв глаза, я взял первый аккорд.
Это было удивительно. Это было невероятно. Это было божественно.
Они молчали, ловя каждый звук, каждое слово, каждое движение моих пальцев по грифу.
Создавалось впечатление, что я мог бы играть и петь без колонок и усилителей, и меня прекрасно слышали бы даже в самом дальнем конце концертного поля.
В кои-то века, люди пришли слушать, а не тусить, и это было настолько правильно, что захватывало дух.
Я опомнился, доиграв альбом до конца.
- Спасибо, ребята. Вы чудесная публика, и даже на моей родине меня не слушали столь внимательно. Сейчас мы устроим небольшой перерыв, после которого я вернусь к вам.
Под оглушающий рев толпы я удалился со сцены.
Уйдя из виду, я принял полоскание для горла от подоспевшего парнишки.
Билл был потрясен.
- Парень, такого не было еще ни на одном концерте. Ты понимаешь, что это значит?
- Если ты о том, что я вытащил тебя на сцену…
- Да к хренам собачьим эту сцену и то, что ты меня на нее вытащил. Я говорю о тех, кто тебя слушал. Звукооператоры говорят, что пока ты пел, не издавалось вообще ни звука, как будто даже никто не дышал, а когда ты стал уходить – они чуть не оглохли. Ты понимаешь, что это значит?
- Да. Что ты должен немедленно позаботиться об охране для Энни и меня, потому, что если ты этого не сделаешь, мои новообретенные фанаты разорвут нас на сувениры, и ты можешь смело забыть про дальнейший доход.
Я обратил внимание на парочку человек, пытающихся пробиться поближе ко мне.
- Кого это там несет?
Билл посмотрел.
- Журналистка и фотограф. Хотят снять тебя для обложки журнала.
- К черту их. Найди мне стул, а то ноги уже деревянные… И чего-нибудь попить.
- Пива?
- Я сказал попить, а не выпить.
- Сейчас.
Билл вел себя так, что я мог из него веревки вить. Если бы я потребовал бы сейчас косяк марихуаны, он, не колеблясь, отправился бы на его поиски и притащил, наплевав на собственные же принципы.
Я же – чувствовал себя богом. Не Богом, а так, кем-то пониже рангом, в чьей власти было нести людям свет своих песен.
Когда перерыв закончился, и я вновь вышел на сцену, мне достаточно было негромко сказать в микрофон:
- Тихо ребята. Я тут петь собираюсь.
Через полминуты воцарилась идеальная тишина.
В тот день я отыграл больше, чем планировал, надеясь вымотать всю эту толпу. Вместо положенных двух часов мой концерт занял четыре, и если бы окончательно не стемнело, мне пришлось бы сыграть и единственный оставшийся несыгранным первый альбом.
Когда я сошел со сцены, я прохрипел, чтобы мне дали воды, и подозвав Билла, тихонько шепнул:
- Я сейчас вырублюсь. Ты знаешь, что мне нужно.
Он, молча, сунул мне в руку таблетку, которая мигом очутилась у меня во рту.
Боже, как же я ненавижу себя в такие моменты…
Знакомый вкус заполнил весь рот, и через некоторое время ко мне вернулась бодрость и силы.
Прекрасно понимая, что это не продлится вечно, я поинтересовался:
- UMG довольны?
- Более чем. Они хотят удвоить гонорар, если ты согласишься дать больше концертов.
- Перебьются. Пусть подбирают площадки побольше, иначе в следующий раз народ уже будет стоять на головах друг у друга. Мы же получаем процент с билетов?
- Да… А с чего вдруг тебя заинтересовала денежная сторона?
- С того, что Энни нужно ее зрение. И с того, что у меня появилось одно дело, на которое мне нужны будут деньги. Выжми максимум, на который ты способен, Билл. Докажи, что все это время не так просто ошивался рядом со мной.
- Что ты задумал?
- Скажу. Потом. Сейчас – в отель. И найди мне ручку и бумагу. Да, Билл… За гитару отвечаешь головой.
- Сейчас все будет.
Он приволок все необходимое, и я принялся писать. В крови гуляли эндорфины, кураж затмевал все, и я верил, свято верил в то, что у меня все получится. Новый текст рвался наружу. Новые аккорды звучали в моей душе. И мой план, который должен был привести меня к Высшему Аркану, нуждался в деньгах, которые я должен был получить.
- Уолт, машина подошла. Охрана расчистила дорогу от фанатов.
- Иду. Держи…
Я сунул ему в руки лист бумаги.
- Что это?
- Основа нового альбома. Поедешь в другой машине. Я должен буду написать еще одну песню.
Оставив застывшего за моей спиной Билла, я прошел к машине, и сел на заднее сидение. Всю дорогу я писал. Писал, пока все тело не стало наливаться усталостью. Пока действие амфетамина не стало иссякать. Я оторвался от бумаги, и посмотрел за окно. Машина уже давно стояла перед входом в отель, и водитель терпеливо ждал, не издавая ни звука.
- Спасибо.
- Сэр… А вы…
- Что?
- Сможете дойти?
- Не знаю. Посмотрим.
Я вылез из машины, сделал несколько шагов, и был подхвачен водителем, на помощь к которому побежал персонал отеля.
- Расступитесь, я медик…
- Что с ним?
- Он только что отыграл четыре часа на концерте, и…
- Это Ривз?
- Сэр, вы нас слышите?
- Все в порядке, просто вымотан. Отнесите его в номер и пусть отдыхает.
Меня подхватили и понесли.
Помню, как я сжимал в руке листы бумаги. Как меня внесли в номер. Подбежавшую Энни. Свой голос, говорящий:
- Знала бы ты милая, как я сегодня играл…
После этого я провалился в черную дыру, называемую сном.