РАСТРИГА
Во время полудикого рынка я ехал на своей оранжевой «Ниве» обратным рейсом из Литамака в Евский. Машина была заполнена под завязку товаром, который я продавал на базаре, будучи мелким коммерсантом. Но переднее пассажирское сидение было свободно. Это на тот случай, если появится попутчик, который оплатит за свой проезд. И попутчик у меня появился, но совсем не тот, на которого я рассчитывал.
На перекрёстке главной дороги с тупиковым проездом на свалку бытовых отходов стоял знакомый мне человек с вытянутой рукой. Он голосовал, то поднимая, то опуская руку, и переминался так, что было понятно – он задрог в этот промозглый день поздней осени. Рядом с ним находились несколько полиэтиленовых пакетов, набитых до отказа. Я бы проехал мимо попутчика с его грузом, поскольку разместить пакеты было негде, но сжалился потому, что худой и высокий, неприкаянный мужичишка был никем иным, как недавним попом сельского прихода нашего районного центра. И он не особенно рассчитывал на то, что я остановлюсь. Поэтому, когда я притормозил и открыл перед ним дверь, он засуетился и, молча, стал укладывать пакеты на пол, где должны были располагаться его ноги. Тут я увидел торчащие из пакетов бутылки – грязные, как сами пакеты, вонючие и пустые, из которых сочилась такая же грязная и вонючая жидкость. Пассажир неловко влез в машину, содрал с сиденья утепляющий коврик и, запутав ремень безопасности, стал так же неловко поправлять всё это. Наконец, скрючив ноги под панель приборов, устроился более или менее в удобной позе. Я начал движение, не говоря ни слова и стараясь перехватывать воздух на вдохе из струи, влетающей через щель приоткрытой форточки. Так мы ехали до центральной улицы посёлка, пока я его не спросил, где мне лучше проехать, что бы высадить его ближе к месту назначения.
- А как вам удобно, - проговорил он так, будто чувствовал какую-то провинность.
- Могу проехать мимо церкви и остановиться поблизости, - ответил я, и увидел, как он нервно засуетился.
- Нет, нет, вот, здесь лучше будет. Я пешочком.
Я остановился и стал ждать его выгрузки. Он неаккуратно и торопясь вытащил из машины свои бутылки, поблагодарил скупо и рассеянно, произнеся что-то невнятное, и остался на обочине. Я поехал дальше, думая о том, насколько этот русский мужик, христианин и, надо полагать, истинно верующий, не приспособлен к жизни. Он всё время делал что-то не так и не то. И когда был на службе в Свято Никольском храме, и теперь, когда пытался прокормить себя и свою большую семью из пятерых детей, подбирая выброшенные бутылки на свалке.
О нём я услышал смешную историю после похорон соседа – дяди Толи. Мне эту историю рассказала моя супруга, а ей поведала о том соседка, ставшая вдовой.
После отпевания новопреставленного, раба Божьего - Анатолия в его доме и похорон, примерно через неделю, поп явился к тёте Гале для подкрепления своего сочувствия. И всё это выглядело бы достаточно прилично, хотя и неожиданно, если бы посетитель в рясе не предложил увядающей вдове своего утешения в её же супружеской пастели. Он, видимо, не уловил, что тётя Галя была из тех женщин, которые не способны раздеться донага даже перед собственным мужем. И именно она с гордостью рассказывала соседкам, как будучи молодой работницей, получила бесплатную поощрительную путёвку от профсоюза ЖД транспорта, и одна, без мужа, поехала отдыхать на ЮГ. И не смотря на то, что муж – алкоголик был как мужчина абсолютный слабак, она «Там» ни с кем ни разу ему не изменила. Хотя, конечно же, могла сделать это много раз с разными ухажерами.
Разумеется, тётя Галя выставила попа с позором, напомнив ему о поповне, о пятерых его детях, а также о сане, который он позорит таким поведением.
Как потом рассказывали мне другие, поп делал такие предложения многим вдовушкам. И, возможно, это, как раз послужило тем пределом, из-за которого епархия лишила попа сана, и выставила его со службы вон.
Я ещё много раз видел фигуру этого нелепого попа, мельтешащую по посёлку. И однажды, уже работая в Доме детского творчества педагогом, я вышел на крыльцо, где стояли мои коллеги, и обратил их внимание на то, как человек в черной, бесформенной шляпе и в длинном плаще, похожем на рясу, шёл быстро в сторону вокзала. В его походке была какая-то отчаянная решительность и отрешенность от окружающего мира. Он что-то говорил сам себе, жестикулировал руками, мотал головой, будто спорил с невидимым оппонентом. Но не прошло и десяти минут, как он снова шёл, почти бежал мимо нас в противоположную сторону. Вскоре это повторилось.
- Несчастный человек, - произнёс я, пытаясь обратить на него внимание своих товарищей. - Чем он живёт, бедолага? Пятеро детей по лавкам, а он без работы! И ведь никому дела нет до него! Что с ним, как он?
- А ты как живёшь? Есть кому-нибудь дело до тебя? – циркнув через зубы слюну, произнёс наш старый, а потому, авторитетный работник.
- Я педагог, инженер. Наконец, у меня несколько рабочих профессий. А он поп, его учили проповедовать Божье слово. Он больше ничему не научен.
- А детей настрогал, как столяр с похмелья, хе, хе, хе.
- Нет, я о том, что служители церкви выбросили своего неугодного им члена команды с корабля в пучину штормового моря, так сказать, на погибель. Как бы, плыви, если можешь. А не можешь, тони, чёрт с тобой.
- Пусть ищет работу и полный вперёд.
- Не о том я. В наше время он, действительно, никому не нужен. Какой с него работник!
- Это его проблемы.
- А духовенство, епархия, приход, верующие, которые недавно целовали ему руку, где они?!
- Ты что заморочился? Оно тебе надо? Пошли, перекур закончился.
Прошло несколько дней, и я услышал новость, облетевшую посёлок:
"Бывший поп повесился".
29. 12. 2011 г.