И настал день и был пир у царя Двух Рек.
И царь Ассаргаддон на пиру по правую руку сажал Набусадара, полководца над воинами, сильнейшего среди сильных и в бою подобного самому Нингирсу в гневном обличьи.
По левую же руку, лекаря он поместил, кроткого Эдинмушена, имя его означает дикую птицу степную.
И был пир, и многие яства и напитки гостей ублажали и многие речи велись за этим пышным застольем. И выпил вина славный Набусадар и стал он смеяться над лекарем, что сидел запечатав безмолвьем уста.
И так говорил воевода: "Ты, что сидишь по левую руку, что ты можешь? Лишь только морочить всем голову, читая таблички, да смотреть по ночам в небеса, в надежде судьбу угадать, притворяться и ждать, покуда все хвори минуют сами-собою. Вот я изменяю судьбу свою сам, тем что силен я и ловок, и опытен так и так искушен я в искусстве войны, что могу я любого на этом пиру смерти придать, стоит мне только вступить с наглецом в поединок. Достоин ли ты места рядом с царем, о несчастный?"
Эдинмушен не ответил, лишь только голову ниже свою преклонил и вниз опустил он ресницы.
Ассаргаддон же напротив, очами блеснув, отвечал:
"Да, о великий мой воин, достойнейший Набусадар, сила твоя нам известна и не раз ты свирепо сражался, врагов на куски разрывая, пустынному льву уподобясь, в первых рядах среди битвы. Но, славный мой воин... - сказал он, и в деснице приподнял он чашу, - Что сказал бы ты, знав, что в этом вине подан коварнейший яд всем высоким вельможам?"
И тишина вдруг повисла, стало так явственно тихо, что грому подобно чья-то чаша упала на камни. Все обернулись ужасом смертным объяты.
Ассаргаддон же продолжил, помедлив короткое время:
"О, Набусадар, сильнейший из сильных, делом своим ты можешь убить любого на этом пиру, а Эдинмушен молчаливый весь пир убьет, если бездействовать будет. Кто же сильнее из вас? Кто убивает деяньем, или же, кто деянием жизнь подает?"
Так сказал он, и Набусадар побледнел.
А Эдинмушен засмеялся вдруг средь тишины...
Эта шутка царя Ассаргаддона запомнилась миру надолго.